Зомби замедленного действия

72-й Каннский фестиваль открылся премьерой зомби-гротеска Джима Джармуша «Мертвые не умирают» и не менее гротескными распрями вокруг новой морали и старого Алена Делона. Из Канна — Андрей Плахов.

Начиная с первых работ и вплоть до недавнего «Патерсона» Джим Джармуш слывет певцом американской глубинки, показывая ее с нежной меланхолией и идиосинкразическим юмором. Новый фильм отходит от реализма в сторону, уже опробованную режиссером в вампирской мелодраме «Выживут только любовники». На сей раз за точку отсчета берутся зомби-фильмы Джорджа Ромеро и другие образцы жанра, который, оставаясь культово-развлекательным, метафорически воплощает бессмертные болезни цивилизации.

Интонация фильма Джармуша им же спародирована в сцене прибытия на место действия отвязной компании молодежи в шикарном автомобиле. Трое полицейских, патрулирующих сонный городок Центрвиль, характеризуют пришельцев как «адских хипстеров с присущей им иронией». Иронично и само название городка, оказавшегося в фокусе мирового экологического кризиса, от которого съехала земная ось. Исполнены сарказма портреты его обитателей, в ролях которых режиссер занял, кажется, всех своих любимых артистов: тут и Билл Мюррей, и Адам Драйвер, и Тильда Суинтон, и Стив Бушеми, и Дэнни Гловер, и Том Уэйтс. И — Хлоя Севиньи: в роли трусоватой полицейской Минди она лучше всех. А первых из множащегося отряда живых мертвецов со знанием дела изображают Игги Поп и Сара Драйвер, давняя подруга Джармуша.

Несмотря на концентрацию соратников и талантов, Джармуш не чувствует себя уверенно на художественной территории, которую легче бы освоили братья Коэн или Тарантино. Дрейфуя от меланхолии к мизантропии, режиссер теряет ощущение стиля и неожиданно скатывается к дидактике. Мы поняли, как уныла трамповская Америка, как живуч расизм, как опасно глобальное потепление и как токсично общество потребления. Мы увидели, что «выживут только невинные» — проблемные подростки, еще не ставшие частью системы. Но не слишком ли много публицистики? Ее могла бы уравновесить синефилия, но это как раз не самая сильная сторона Джармуша, хоть он и строит на ней характеристики своих героев.

Фильм открытия задал тему живой, мертвой и полумертвой культуры. И она нашла продолжение уже за пределами экрана. Что такое «новые времена» и чем они отличаются от прежних? Меняются ли критерии искусства в зависимости от политической повестки? Эти и подобные вопросы, больше годящиеся для научной конференции, озаботили самый гламурный фестиваль мира. Как только было объявлено, что почетную «Золотую пальмовую ветвь» вручат Алену Делону, начался скандал. Основательница организации «Женщины и Голливуд» Мелисса Сильверштейн, а также ее единомышленники во Франции нагнали волну народного гнева, уличив будущего лауреата в ксенофобии, гомофобии и сексизме. За день до открытия фестиваля его художественный директор Тьерри Фремо вынужден был объяснять, что легендарному актеру дают не Нобелевскую премию мира, а награду за вклад в кино — то самое кино, живым воплощением которого он остается вот уже полвека. Что его взгляды, а тем более легкомысленные актерские высказывания никто не призывает разделять, но надо отделять от них творческие достижения и мощь художественной личности.

На сей раз фестивалю, судя по всему, удастся отстоять свое решение. Но не факт, что он выстоит в дальнейшем под давлением общественного мнения и соцсетей, которые претендуют быть рупорами «новой морали», но чаще всего ретранслируют обывательские представления о природе и людях искусства. Список «грехов» Делона — а это дружба с Ле Пеном и антигейские настроения — охотно дополняют новыми: и отцом он был «плохим», и к женщинам относился «не так». С таким же успехом в черный список можно добавить Марину Цветаеву, которая не была «идеальной матерью», «педофила» Чаплина, «насильников» Поланского и Ходоровского, «фашиста» Триера. Или заклеймить Достоевского за антисемитизм — и вообще перекроить историю литературы и искусства, чтобы в ней и на Каннском фестивале осталось место только добродетельным, но, увы, бесталанным серым мышкам. Главное — выдержать гендерный баланс, а художественную критику превратить в политстатистику, чем сегодня некоторые успешно занимаются. Они же пугают организаторов фестиваля скандалом, правда, напрасно: хороший скандал Канну только на руку, вспомним хотя бы 1968-й.

Кто-то полагает, что Делон пережил свое время и теперь потерял право на признание. Но именно в предшествующие три десятилетия актер был отлучен от Каннского фестиваля совсем по другим причинам: считалось, что он погряз во второсортном коммерческом кино. Когда удалось победить снобизм, прямо из могилы советского морального кодекса строителей коммунизма выполз новый мертвец. Зомби учат Тарковского, как «чистыми руками» снимать кино, а Делона — как любить геев (полагаю, он сам мог бы проконсультировать многих в этом вопросе). Реального сложного человека — а другие неспособны создавать искусство — хотят заменить выведенным в пробирке. Остается только поддержать пусть и несовершенных, но настоящих: спасибо, что хоть полуживые.