В Москве в возрасте 65 лет скончался художник, архитектор, ландшафтный дизайнер и математик Александр Константинов.
Александр Константинов, высокий, статный, красивый человек, держался очень скромно и незаметно, с ним было легко — таким же легким, скромным и незаметным было его искусство.
Он, например, был мастером интервенций в городскую среду, однако к тому, что у него получалось в городе, менее всего подходило это милитаристское слово «интервенция».
Москвичи могли годами ходить мимо нового здания отдела личных коллекций Пушкинского музея, воспринимая воздушный «Белый квартал» вокруг него как должное и не задумываясь над тем, что это вовсе не идеальный платоновский город, спустившийся на грешную землю, не воображаемая Москва пушкинской поры, материализовавшаяся невесть как в середине 2000-х, а лишь эфемерный и недолговечный рисунок в пространстве, выполненный поверх прилегающих заборов и брандмауэров перекрестной штриховкой из обыкновенного белого скотча. Фасадные решетки, «нарисованные» скотчем, блуждающие стены из деревянных реек или металлических планок — инсталляции Константинова, внедренные в ткань города или парковый пейзаж, стремились раствориться в воздухе или на худой конец прикинуться высокохудожественными строительными лесами.
Изысканность и деликатность — свойства, какие редко связывают с актуальным искусством, но они тем не менее встроены в эстетику минимализма в широком понимании термина.
Минималистские подходы с трудом приживаются в России, и, хотя Александр Константинов, настаивавший на том, что минимализм — родовой признак русского авангарда, был желанным гостем самых передовых отечественных институций, Государственного центра современного искусства, ГМИИ имени Пушкина, Третьяковской галереи, николаленивецких «Архстояний», он гораздо больше работал за границей — во Франции, Люксембурге, Австрии, Швейцарии, США, Японии.
Последним проектом художника стали автобусные остановки в японском Сузу, похожие на алюминиевые леса и дожди, тающие в атмосфере.
Урбанистические и ландшафтные инсталляции Константинова отличались графическим совершенством — действительно, он пришел к своим архитектурно-художественным проектам из графики. И константиновская графика, воспроизводившая регулярные сетки миллиметровой бумаги, бюрократических бланков, канцелярских формуляров и прочих упорядочивающих мир систем координат, была всегда чувствительна к сбоям в программе, к погрешностям и ошибкам, что выдавало в ней взгляд и руку математика. В миру Константинов и правда был математик: профессор кафедры прикладной математики Московского института электроники и математики, кандидат математических наук, защитивший диссертацию на тему «Описание нелинейных случайных процессов». Но параллельно с математикой он с детства занимался в художественных студиях, изучал старинную гравюру, вращался в андерграундных кругах, работал в стол, а в 1987 году вошел в перестроечное объединение «Эрмитаж» и начал выставляться официально. И, исследуя случайности и несовершенства мира математически и художественно, деликатно вносил свои предложения по его усовершенствованию — вначале в камерной графике, а позже в масштабных монументально-декоративных работах.