Мурманская область — место кровопролитных боев. И сегодня о войне здесь напоминают окопы и блиндажи, снаряды. До сих пор непогребенными лежат останки сотен бойцов. Их поиском, а также восстановлением «неудобной» военной правды занимаются поисковики.
После реконструкция в «Долине Славы» могилы героев и монументы оказались в разных местах
Фото: Лев Федосеев / ТАСС
Больше трех лет линия фронта проходила по реке Западная Лица. Именно там был сорван арктический блицкриг и заблокировано наступление немецких войск на Мурманск. Именно там — в месте разлива реки, которое назвали Долиной смерти за жестокость и кровопролитность противостояния — расположен мемориал «Долина Славы», созданный поисковыми движениями Заполярья. Поисковики не только возвращают из небытия имена погибших, но и защищают мемориал от попыток чиновников его «благоустроить»…
Наш собеседник — Константин Добровольский, председатель координационного совета поисковых отрядов «Долг» Мурманской области.
Фото: Из личного архива
— Константин Алексеевич, начнем со злободневного — возмутительной ситуации с «Долиной Славы», самым крупным и значимым мемориалом Великой Отечественной войны в Мурманской области, который появился благодаря поисковикам. После вандального «благоустройства» были демонтированы прежние надгробия, при замене плит со списками погибших пропали имена тысячи бойцов, а некоторые имена были написаны с ошибками. Летом прошлого года «Долину» снова перекопали и заменили надгробия на новые, из-за чего многие плиты остались безымянными. И последняя новость — надгробия с могил бойцов в «Долине Славы» обнаружили на свалке. Как это могло произойти?
— Обнаруженные плиты были вывезены на свалку, как оказалось, еще во время первой реконструкции, которая была к 60-летию Победы. Видимо, тогда не заплатили за утилизацию. Или заплатили, но не утилизировали…
Два года назад, когда выяснилось, что поисковикам негде хоронить вновь найденные останки, нам дали два дополнительных сектора в «Долине Славы». Мы там хоронили, устанавливали монументы — где-то сами, где-то помогали приехавшие родственники. Но после нынешней реконструкции реальные могилы остались в одном месте, а новые постаменты с именами — в другом. С 2000 года мемориалом распоряжается комитет по культуре и искусству Мурманской области, они и отвечают за все реконструкции.
— В этом году исполняется 75 лет Петсамо-Киркенесской операции, 60 лет — поисковому движению в Мурманской области. Начало его, кстати, было непростым...
— Да, потому что оно развенчивало многие мифы и обнаружило гигантские потери наших бойцов. Проблема «забытых солдат» была поднята фронтовиком, ветераном Львом Васильевичем Журиным, который стал основоположником нашего движения. Дело в том, что по документам значилось, что люди захоронены. Но мы-то понимали, что похоронить, скажем, в январе в горах невозможно. Погибших просто присыпали снегом и оставляли. И таких полей, покрытых костями,— десятки. Самая катастрофа для наших бойцов в Заполярье — это 1941–1942 годы. Мы несли колоссальные потери. А официальная позиция была, что это потери немцев. Именно поисковики сказали «неудобную правду», а также начали работу по идентификации людей — по найденным документам, медальонам, вещам…
Так вот, когда Лев Васильевич начинал эту работу, ему говорили, что он все преувеличивает. И действительно, в это было трудно поверить: когда в 1979-м видел поля и сопки, усеянные останками — черепами, ребрами, позвоночниками, я подумал, что это немцы. Потом только все понял…
За 60 лет мы похоронили 22 тысячи человек. Мы их нашли, опознали по медальонам, сообщили родственникам. Так что эти бойцы не пропали. Они погибли. Только в «Долине Славы» сегодня больше 7 тысяч человек захоронены поисковиками. А раньше зачастую находили и хоронили прямо на высотах. Ставили там же обелиски. Сейчас в Мурманской области 22 поисковых отряда. Это около 300 человек. Назову лишь некоторые — «69-я параллель», «Рубеж», «Ваенга». Многих из тех, кто начинал наше движение, уже нет с нами. Ушли многие старики, профессионалы поискового дела.
— А как вы пришли в поисковики?
— Я родился в Полярном, служил на флоте в Малом Лопаткине — та передовая, где стояли наши войска в войну. И тогда впервые увидел останки наших бойцов, как их много и что они лежат не преданные земле. После флота я и пришел в поисковики. А параллельно работал на судоремонтном заводе «Десятка», учился заочно, стал тренером по тяжелой атлетике, был директором спортивной школы. В этом году — 40 лет моему поисковому стажу. Но главное — 60 лет поисковому движению в Мурманской области. Впереди много работы: в архивах я нашел очень много новой информации о санитарных захоронениях…
— А что должен уметь профессиональный поисковик? Вообще, слово «профессионал» в этом контексте немного необычно звучит.
— Да, некоторые думают, что это просто: взял лопату — и вперед. Но нет. Во-первых, надо изучить театр боевых действий, провести исследовательскую работу: где какие бои были, кто где находился. Приходя на место, ты должен определить, я бы даже сказал, «влезть в шкуру солдата»: подумать, а как бы ты себя повел в той ситуации? Ведь все люди, все хотели жить. Вот и должен прикинуть, куда бы я побежал, если бы на меня шла взрывная волна? Причем это на юге взрывная волна поднимает землю, а у нас летят камни! Это страшно.
Второе. Надо уметь грамотно провести эксгумацию. Ведь все истлевает. И если находятся ложка, котелок, фляга — надо уметь разглядеть, нет ли там надписей: металл ведь тоже портится. Ничего нельзя упустить. Увидеть нацарапанное, сохранить, это может помочь восстановить всю картину. Еще момент. Мы активно работаем после 22 июня, так как земля оттаивает. И бывает, ты нашел останки, записку — там что-то написано: а достать не можешь, так как все еще замерзшее. А от соприкосновения с воздухом уже все начинает разлагаться. То есть мы каждый день чему-то учимся.
Ну а потом идти в архив. И уже там восстанавливать «недостающие буквы».
Мы находим много записок, которые писали бойцы и которые помогают нам в работе. Мне запомнилось письмо Ивана Пешкова: он просил тех, кто найдет его, сообщить семье, что он погиб, защищая Родину. То есть Иван уже тогда понимал, что живым ему не выйти.
— Изменилась ли работа поисковиков за эти 60 лет?
— По сути нет. Как ездили, так и ездим — за свой счет, финансирования нет. Литр бензина у нас — уже 45 рублей, а чтобы до места доехать и обратно, это где-то 100 литров нужно плюс оборудование, питание и прочее. Но ездим все равно, я знаю, что дома всегда поймут: меня зовет не найденный еще солдат. Не откликнуться на этот зов — грех.
Конечно, можно написать некую программу и податься на госфинансирование, скажем, в комитет по делам молодежи. Но тогда надо брать с собой детей, подростков. А у нас в законе Мурманской области прописано, что несовершеннолетних нельзя допускать к такой работе. И это правильно. Велика опасность подрывов, многие бойцы так и лежат с неразорвавшимися гранатами. А мальчишки — как ни объясняй, как ни проверяй — тащат патроны в носках, а потом порох из них высыпают. Плюс труп опасен тем, что может вызвать биозаражение.
Есть и еще одна тема: мы сегодня находим очень много боезапаса. Одно время, кстати, говорили, что будут платить за бомбы, мины и снаряды. Но платить не платят, а вот уголовные дела заводят: по формальному признаку. Потом закрывают из-за отсутствия состава преступления. Но дело в том, что информация-то о них в истории гражданина остается: и потом, когда нужен, скажем, кредит, очень трудно банку объяснить, что ты не уголовник.
— 22 июня встретите в поле?
— Да, начнем с небольшого митинга в Коле, затем двинемся в сторону станции Титовка, а потом в Печенгу, где нас уже будут ждать австрийцы и немцы: мы передадим им останки их солдат, которые обнаружили. Станция Титовка — это то место, где в 1941 году были наши пограничные дзоты. Фашисты не могли через них прорваться и просто выжигали их через амбразуры вместе с нашими бойцами. В первые же дни войны погиб командующий 14-й стрелковой дивизией, начальник Приморского участка обороны Северного фронта генерал-майор Александр Афанасьевич Журба… Да, есть его могила на Мурманском городском кладбище, но… Обстоятельства «обнаружения» останков вызывают серьезные вопросы. Не стоит исключать и своего рода социальный заказ на такую находку в 1970-е годы.
При всем уважении к труду и усилиям наших коллег мы считаем, что останки генерала Журбы еще не обнаружены. Он мог переодеться в солдатскую форму (так нередко делали, чтобы избежать снайперской пули и т.п.), поэтому опознать останки вряд ли удастся. Но мы также знаем, что он был награжден медалью «20 лет РККА» и орденом Красной Звезды — и эти номерные награды могут помочь в опознании… Пока ищем.
— Где в наступающем поисковом сезоне будете трудиться?
— От хребта Муста-Тунтур (здесь впервые забуксовал план «Барбаросса», именно на этом участке советские войска в первые дни наступления остановили немцев и до конца войны их удерживали) и до горы Большой Кариквайвишь. Мы не привязываемся к какой-то одной высоте, идем по всему фронту — ищем, копаем, хороним.
Высота 258,3 — самая кровавая высота. Вроде и работали там много раз, но земля до сих пор выталкивает наследие войны: идешь, смотришь — нога, ребра.
Высота 314,9. Помню, в наш лагерь туда 15 лет назад приезжали ветераны нашего поискового движения вместе с немцем, который когда-то там воевал, но его очень быстро перевели в другое место. Он увидел у нас в лагере мешки останков и просто разрыдался: я бы, говорит, тоже тут лежал, если бы меня не забрали. Нарисовал на скале якорь: оказалось, его фамилия — Анкер, что в переводе с немецкого — якорь.
Не могу не сказать про высоту Черную: был приказ взять ее к 7 ноября 1942 года. Уложили целый батальон наших бойцов. Мы бы, может, и хотели поставить в этой работе точку, да не получается.
