Фото: Фото из личного архива
Я не знаю, задумывались ли вы когда-нибудь о том, как нам повезло, что русский язык обладает такой богатой системой словообразования. Вот как пишет об этом Александр Генис в книге «Уроки чтения. Камасутра книжника»: «…мало что в жизни я люблю больше отечественных суффиксов. В каждом хранится поэма, тайна и сюжет. <…> Суффиксы утраивают русский словарь, придавая каждому слову синоним и антоним, причем сразу». Кстати, глава о «радостях русского языка», из которой взята эта цитата, называется «Шибболет». Может быть, не все помнят, что это такое? Шибболе?т — это характерная речевая особенность, своеобразный «речевой пароль», выдающий человека, для которого язык — неродной. Слово это пришло в русский язык из Библии: «И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: "позвольте мне переправиться", то жители Галаадские говорили ему: "не Ефремлянин ли ты?" Он говорил: "нет". Они говорили ему: "скажи шибболет", а он говорил "сибболет" и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи» (Книга Судей 12:5–6). Так вот, наши суффиксы и приставки — это типичный шибболет. Всякий человек, для которого русский язык родной, понимает, что водка — это не то же, что водочка, и не то же, что водяра; что в пушкинских строчках «О ножки, ножки, где вы ныне?» невозможно заменить ножки на ноги («О ноги, ноги, где вы ныне?»; смешно, правда?) или что войти — это не то же, что выйти, зайти, перейти, пройти, сойти и так далее. А вы представляете себе, каково иностранцам, которым приходится учить значения русских приставок и суффиксов? Именно благодаря нашему словообразованию русский язык обладает такой богатой системой обсценной лексики. У нас ведь не так много неприличных корней, столько же, сколько и в других языках. Но с помощью наших приставок и суффиксов русским матом можно выразить целую палитру чувств — от возмущения и ярости до восхищения и восторга. (Не подумайте, что я вас призываю ругаться матом. Меня как раз очень расстраивает речь многих, особенно молодых носителей русского языка, кишащая матерными словами-паразитами. Ведь если табу на употребление матерной лексики будет утрачено, будут потеряны богатые игровые и художественные возможности этого пласта русской лексики.)
На самом деле «языковые пароли», шибболеты чаще используются нами не для того, чтобы разоблачить иностранцев, а для того, чтобы выявить людей «своего круга». Для кого-то таким шибболетом является ударение звОнишь, для кого-то — средний род слова кофе, для кого-то — названия предметов с уменьшительно-ласкательными суффиксами: полотенчики, стульчики и тортики. Что же не так с этими словами? Скажем, уменьшительные суффиксы с названиями продуктов используются достаточно давно, есть даже специальное название для этих слов — гастрономические диминутивы. Еще Михаил Булгаков отмечал, что использование уменьшительных суффиксов создает за столом ощущение уюта: «Приятный блондин хлопотал, уставляя столик кой-какою закускою, говорил ласково, огурцы называл "огурчики", икру — "икоркой понимаю", и так от него стало тепло и уютно, что я забыл, что на улице беспросветная мгла». Об этом же пишет и Татьяна Толстая: «"Морковочки положить? Хлебца? Колбаску кушайте" — это вот все правильно. Так надо, так угощают, так говорят за столом, словами выстраивая защитный колпак, купол над людьми, севшими за трапезу и потому незащищенными, не готовыми к нападению, отстегнувшими оружие. Слова подают сигнал: тут мирно, тут спокойно, уютно, как в детстве; расслабьтесь».
Особенно часто словами с уменьшительными суффиксами описывается закуска к водке: картошечка, грибочки, селедочка. Поскольку, как известно, застолье, задушевные беседы под водку и закуску входят в стереотипные представления о русских, они могут вызывать отталкивание, которое, как кажется, передается, в частности, уменьшительными суффиксами: «К сожалению, я не терплю ресторанов, водочки, закусочек, музычки — и задушевных бесед» (Владимир Набоков); «Не люблю этих пьяных ночей, покаянную искренность пьяниц, достоевский надрыв стукачей, эту водочку, эти грибочки, этих девочек, эти грешки и под утро заместо примочки водянистые Блока стишки (Лев Лосев; курсив мой.— Е. Ш.). Так что, как видите, диминутивы никого не оставляют равнодушными: у одних они вызывают чувство уюта, защищенности, гостеприимства, у других вызывают раздражение. Меня, скажем, раздражают слова с уменьшительными суффиксами в маркетинге и рекламе, когда мне предлагают купить пельмешки, макарошки или печеньки. Мне слышится в таком обращении к взрослым незнакомым людям что-то неестественное, манерное, сюсюкающее, и, похоже, не только мне. Недаром сейчас в интернете популярен клип, в котором пародируется искусственность такой слишком «сладкой» речи: «Оливьешка и пельмешки. Нарезаем мы картошку моему милому Андрюшке на обед. И чаёчек, и печеньки. И теперь осталось только нам к столу позвать Андрюшку и сказать: "Иди, падла, жрать!"» В общем, так же, как и любое полезное слово — кажется, вроде, якобы или вот — при частом употреблении становится словом-паразитом, так и частое употребление слов с уменьшительными суффиксами в разговоре с чужими взрослыми людьми вызовет скорее отталкивание, чем симпатию.
Интересно, что обилие слов с уменьшительными суффиксами в современной русской речи привело к тому, что сейчас появилась мода на отказ от якобы уменьшительных суффиксов в тех словах, где они на самом деле не являются уменьшительными. Так, в молодежном жаргоне появляются слова туса, вечерина, пятера, проба и многие другие, которые кажутся более солидными, нежели тусовка, вечеринка, пятерка или пробка.