«Искусство перестает быть услугой»

Девятый международный Платоновский фестиваль искусств, который стартует в Воронеже 1 июня, в этом году пройдет в рекордные 16 дней. Художественный руководитель фестиваля Михаил Бычков рассказал “Ъ-Черноземье” об особенностях формирования фестивальной программы, о прошлом и будущем основанного им 25 лет назад Камерного театра, а также о необходимости нового закона о культуре.

— Платоновский фестиваль в этом году будет, пожалуй, самым масштабным за годы существования проекта. Но при этом государство выделяет на него столько же, сколько и в предыдущие пару лет, 30 млн руб., а от спонсоров и продажи билетов пока недополучено 23,5 млн руб. Удастся ли поддержать уровень фестиваля при ограниченном бюджете?

— У Платоновского фестиваля три источника финансирования, которые распределяются примерно в равных долях. Помимо субсидий из областного и городского бюджетов, это доходы от продажи билетов и спонсорская поддержка. В итоге общий бюджет, особенно для регионального фестиваля, весьма значителен. Но, скажу честно, сейчас возникает определенное напряжение: привычное для зрителей фестиваля количество направлений и мероприятий этому бюджету не соответствует. Из года в год перевозки, питание, аренда оборудования и многое другое дорожает, меняется курс валют, от которого мы как фестиваль со множеством зарубежных участников тоже зависим. В итоге в реальном выражении ресурсов меньше.

Сегодня даже при сохранении объемов финансирования на уровне прошлого года невозможно выйти на те же параметры.

Конечно, нужно жить по средствам, фестиваль не может бесконечно привлекать ресурсы. Может быть, надо думать об уточнении его формата, о перераспределении усилий, делать меньше мероприятий. Но все это должно происходить не в ущерб качеству — для меня это очень важно. В любом случае необходимо сохранить уникальное сочетание между общепризнанным и новаторским искусством, а уровень участников должен оставаться таким же высоким. Это важно и с имиджевой точки зрения: сегодня Платоновфест один из немногих реальных и громких брендов региона.

— В этом году удалось сохранить это сочетание между классикой и экспериментом?

— Сочетание традиции и новаторства мне кажется оптимальным. В этом году чуть сильнее акцент на большие имена в русском театре, к нам приедут Малый драматический театр, театр имени Маяковского, «Сатирикон», а также грузинский театр имени Шота Руставели под руководством Роберта Стуруа. То есть серьезная составляющая программы связана с коренными путями, по которым драматический театр развивается на постсоветском пространстве. В то же время будут и яркие новаторские спектакли — например, о спектакле «Холодная кровь» высоко отзывались публика и критика на Эдинбургском фестивале, приедет интересная постановка «Вертикаль», будет также представлена хореография в виртуальной реальности VR_I. Надеюсь, на организацию показов этих спектаклей хватит ресурсов.

— После прошлого Платоновфеста вы заявили о вмешательстве в работу дирекции фестиваля со стороны регионального департамента культуры. Затем при формировании программы девятого форума несколько раз встречались с властями и членами попечительского совета. Сложно ли было отстаивать свое видение?

— Слава богу, у нас нет необходимости защищать программу, как это бывало с искусством в СССР. Была серия встреч и обсуждений по прошедшему фестивалю, высказывались идеи и предложения по тому, как хотелось бы видеть фестиваль дальше. Некоторые интересные и профессиональные идеи я учел и взял на вооружение. Те, которые, на мой взгляд, не являются таковыми, я оставил без последствий. Никто с меня не требовал выполнения всех прозвучавших пожеланий. Пока ситуация развивается нормально: есть доверие, есть рабочие отношения между дирекцией и департаментом. Надеюсь, это позволит провести фестиваль без эксцессов.

— Можно ли предсказать заранее, каким постановкам во время фестиваля публика будет рукоплескать, а что может привести к скандалам?
— Как и большинство серьезных фестивалей искусств, Платоновфест формируется по кураторскому принципу. Я как художественный руководитель строю программу исходя из моего опыта, квалификации, интуиции, репутации, которую я себе зарабатывал. Я не думаю постоянно о зрителе. Я о нем и в Камерном театре не думаю. Исхожу из того, что в принципе не существует границы между мною и публикой, что то, что волнует и восхищает меня, интересно и публике. В Камерном театре этот подход точно себя оправдывает. Если фестиваль будет делать другой куратор, он будет строить совсем другую программу.

— За годы фестиваля публика «выросла»?

— Есть люди, которые ходят на мероприятия фестиваля с самого его основания и понимают современное искусство. Но каждый год появляются и те, кто приходит впервые. С одной стороны, фестиваль публику воспитывает. С другой — есть слишком много других центров влияния, которые действуют в противоположном направлении. Фестиваль не существует в безвоздушном пространстве, параллельно с ним люди смотрят, скажем, российское телевидение. Я не смотрю его много лет, но точно понимаю, что это вещь очень неполезная. Поэтому нельзя сказать, что мы здорово прогрессируем вместе с публикой по части готовности воспринимать новое и непривычное. Конечно, человек сам решает, верить ли ему, грубо говоря, образу растленного агрессивного европейца, который рисует телевидение, или сформировать свой образ после общения с артистами на фестивале. Но в этом плане вся надежда на молодежь, которая более открыта, свободна от клише.

— В этом году в Воронеже проходит много небольших фестивалей искусств, что во многом связано с празднованием Года театра в России. По вашему мнению, большое количество фестивалей полезно для города?
— Это, безусловно, хорошо для публики. Сейчас количество событий, на мой взгляд, недостаточно для такого современного культурного центра, которым является Воронеж. Пять театров на 1 млн жителей — это очень мало. Чтобы аудитория театров росла, нужны самые разные формы культурных активностей, в том числе фестивали.

— Но эти активности могут быстро свернуться…

— Если бы все возникающее было вечным, не было бы возможности обновления. Что-то будет продолжаться, а что-то станет разовой акцией, но зато взамен придумается что-то новое. Например, в Камерном театре мы пробовали фестиваль «Пунктир»: привозили в течение сезона спектакли из других городов. Сейчас есть идея переосмыслить этот формат и сделать фестиваль камерных хореографических спектаклей. Но любой фестиваль — дело нелегкое. Важно не только придумать хорошую идею. Чтобы правильно провести фестиваль, нужно хорошо поработать над организацией. Не уверен, что у всех это получится на однозначно высоком уровне.

— Вы тепло отзывались о фестивале негосударственных театров «Центр», отмечали в том числе свободу, которую дает таким театрам независимость от государства. В то же время Камерный — театр государственный. На чьей стороне все-таки лучше?

— Во всем есть свои плюсы и минусы. Наше достояние заключается в том, что система государственной поддержки профессионального театрального искусства давно сложилась и продолжает работать. Часть расходов на творческие поиски, создание произведений берет на себя государство, а частично платит зритель. Это позволяет делать билеты доступнее. При этом государство не должно вмешиваться в содержание спектаклей.

К сожалению, вместе с системой поддержки мы также получили многолетний опыт идеологического управления искусством. Сейчас начинают возвращаться разговоры о том, на что государство будет давать деньги, а на что нет — эту политику последовательно проводит сегодняшнее руководство министерства культуры. В современной России ни при ком из предшественников нынешнего министра культуры Владимира Ростиславовича Мединского этого не было. Но я понимаю, что это не только его личная позиция, возможно, за ней стоит также часть каких-то других властных центров. Тем не менее, никаких полезных результатов для театра вмешательство не принесет. Мы видим, какими «чудесами» в театральной сфере занимается министерство, какие происходят назначения, какие инициируются реорганизации и так далее. Это вызывает очень большую тревогу.

На этом фоне частные театры выглядят центрами, которые абсолютно свободно формируют свою деятельность. Но у нас очень слабо развита форма поддержки с помощью фондов, спонсоров, благотворителей. А частные театры все равно так или иначе на каком-то этапе могут вступить во взаимоотношения с властью. Строго говоря, если аппетиты у чиновников начнут расти, с такими театрами можно разговаривать если не через субсидии, так через проверяющие инстанции и арендодателей. И потом отсутствие господдержки обрекает частные инициативы на камерные форматы, недорогие мобильные проекты. Режиссер Питер Брук называет это «бедным театром». Если, конечно, не брать противоположность — коммерческие спектакли типа мюзиклов.

Государственный театр — это как езда на хорошем автомобиле, на который приходится выписывать путевой лист и у которого есть лимиты на горючее. А свободные частные театры едут рядом на велосипедах.

— Камерный театр в этом году празднует 25-летие. Довольны ли вы тем, как он развивался все это время?

— В момент основания театра время было нетеатральное. Многие думали только о заработках. Нередко театр тогда бегал за зрителем, зазывал его всеми силами, готов был существовать с позиции «Чего изволите?». Мне очень не хотелось становиться в такую позицию. И я был готов для этого сокращать аудиторию в надежде, что пусть небольшому количеству зрителей, но будет интересно то, что вдохновляет меня и моих товарищей. Именно это и произошло. Сегодня Камерный театр — место, куда нелегко попасть, место, где всегда аншлаги, где публика готова платить за билет в два-три раза больше, чем в других воронежских театрах.

— Ваш театр единственный в Воронеже, у которого есть попечительский совет. Какова его роль?

— Доля участия совета в нашей жизни небольшая, но очень важная. Учитывая огромное количество ограничений и сложностей, которыми окружена наша производственная и хозяйственная деятельность, мы с помощью попечителей иногда можем решить проблемы, которые в установленном порядке решаются намного дольше. Попечители — это не просто люди, которых потянуло на искусство и они начали давать деньги. Это искушенные театралы, которые видели многое и выбрали нас как объект поддержки, потому что им близко то, что мы делаем.

— На какую аудиторию ориентирован театр?

— Есть основная планка — 16+. Часто в концертных залах и в театрах основная аудитория — женщины от 35 и старше и обеспеченные пожилые люди. Это проблема, хотелось бы видеть больше молодежи. И в Камерный театр она ходит. Скажу немного высокопарно, но, мне кажется, мы слышим время, пытаемся разговаривать со зрителем на языке своего времени, не модничая и специально не осовременивая пьесы. Кредо нашего театра заключается в том, что наша классика — это только повод поговорить о нас самих. Наверное, это интересно и молодой публике.

— Поэтому вы в Камерном ставите по классическим произведениям, хотя как приглашенный режиссер в других театрах обращаетесь иногда к современной драматургии?

— Хорошие по гамбургскому счету современные пьесы, с помощью которых можно было бы разговаривать со зрителем, я сегодня встречаю нечасто. Ведь пьеса — это только начало для работы. Неважно, что написано у автора в ремарках, в каком времени происходит действие. Важно содержание, касается ли эта история какой-то сути. Если бы, например, в пьесе Островского «Женитьба Бальзаминова» я не услышал рефреном повторяющиеся отсылки русских людей к тому, что счастье — это самое главное, что трудом ничего не добьешься, если бы в этом не узнал наше время, когда значительная часть моих соотечественников точно так же относится к жизни, не верит в то, что своими силами человек способен, может и должен добиваться всего в жизни, я бы не взял эту пьесу. Если бы об этом написал современный автор, наверное, я взял бы его. Но такие пьесы редко бывают, надеюсь, со временем в репертуаре Камерного театра их будет больше.

— В прошлом году вы создали в театре танцевальную труппу, спектакль которой «Мы» уже был отмечен номинацией на «Золотую маску». Как оцениваете проект?

— Осторожно. Когда мы начинали драматический роман с Воронежем, то выжили и пошли по нарастающей прежде всего за счет поддержки публики. Мы почти не имели других источников поддержки, но публика к нам шла. Интерес к танцевальным спектаклям не растет так стремительно, как мне бы хотелось. Их посещаемость на 10–15% ниже, чем у наших драматических спектаклей. Конечно, в Воронеже есть театры, где публики и того меньше, но мы так существовать не можем. У нас есть обязательства по обеспечению очень высоких показателей, в том числе по заполняемости зала. Но они были сформированы, когда мы еще не имели танцевальной труппы, а посещаемость этих спектаклей влияет на общую картину.

Мы пока выдерживаем показатели, но сегодня танцевальный проект во многом развивается и существует за счет остальной деятельности театра. Наше начинание, к сожалению, еще не получило никакой поддержки от государства. Департамент культуры пока не нашел формы и возможности учесть, что у нас появилось десять дополнительных артистов, что требуются репетиторы, что приглашаются балетмейстеры, и, соответственно, необходимо пропорционально каким-то образом увеличить субсидию.

— У танцевальной труппы пока нет своего худрука. Планируете ли вообще такую должность?

— Да, нужен руководитель, который в отличие от меня профессионально владеет предметом, способен держать ребят в нужной форме, всесторонне их развивать. В Воронеже я такой фигуры не вижу, поэтому нужно привозить специалиста. Пока же я в проектном ключе решаю проблему: приглашаю хореографов и педагогов на отдельные мастер-классы, ищу постановщиков будущих танцевальных спектаклей.

— Какие еще точки роста видите для развития театра?

— У нас крыша пустует (смеется). Недавно открыли сцену на минус первом этаже. Идей, на самом деле много. Мы начинаем задумываться о том, чтобы все-таки сделать что-либо для детей. Это неисчерпаемый ресурс, мы уверены, что если на этом поле что-то начнем делать, то будем конкурентоспособны. Надо до конца взвесить все, понять, готовы ли мы к тому, что к нам придет публика, которая будет что-то царапать, пачкать. В случае с детьми это неизбежно, но в то же время они сейчас везде — в ведущих музеях, оперных домах. Мы собираемся с силами для этого.

Есть и еще идеи, но сейчас на коллективе, прежде всего на его технической части, лежит большая нагрузка. С учетом работы нескольких сцен им тяжело, а у нас не до конца укомплектован штат, вакантны должности звукооператора, осветителя.

— Таких специалистов тоже нет в Воронеже?

— Да. На самом деле это интереснейшая, но специфическая нелегкая работа. Тот же осветитель не просто должен уметь монтировать оборудование. В театре надо понимать нюансы, почему именно этот прибор должен светить именно с таким цветом и именно с такого ракурса. Во время спектакля специалист не просто должен нажать на нужную кнопку в тот момент, который записан в партитуре. Это соучастие в проведении спектакля.

— В конце прошлого года вы вошли в состав совета по культуре и искусству при президенте РФ, встречались с главой государства. Как выстроена работа этой структуры?

— Сейчас идет часть работы совета, которая проходит без прямого участия президента, но которая очень важна. Например, мы определяем лауреатов президентских и государственных премий в областях искусства. Глава государства опирается на наше мнение. Мы обсуждаем также концепцию закона о культуре. Это сложная работа, 2019-й — сложнейший год, по его итогам могут быть пересмотрены правила, по которым строятся взаимоотношения государства и культуры. С одной стороны, для меня это очень ответственно, с другой, я рад, что есть возможность участвовать в этом процессе.

— Как вы оцениваете концепцию закона о культуре?

— То, что в ней изложено, мне кажется очень правильным. Самое главное, что искусство перестает быть услугой. Концепция предусматривает, что будет принята особая юридическая форма — учреждение культуры. И на их деятельность не будут распространяться законы и правила, которые сейчас автоматически распространяются на все организации. Любое решение по учреждениям культуры должно приниматься отдельно, необходимо будет принимать акты отдельно и специально только для учреждений культуры. Это касается всего: налогов, правил закупки и многого другого.

Например, сейчас принят закон, по которому с 1 июля мы должны перестать продавать театральные билеты, а вместо них должны выдавать людям кассовые чеки. Закон принят для всех организаций и не учитывает особенностей деятельности в области искусства.

Если будет принят новый закон о культуре, то он позволит осуществлять деятельность культурных институций, не превращая это в профанацию.

— Каким образом этот закон может изменить культурную политику в стране?

— Глобально не изменит. Но если будет принят, возникнет серьезная защита от дурака — от непрофессионализма, случайных ошибок, — и защита от ретивого чиновника, потому что непреложной и важнейшей составляющей в этой концепции является невмешательство государства в деятельность художника. В целом же, как мы занимались своим делом, так и будем заниматься. Может быть, мне и тем, кто придет после меня, будет легче.

Беседовал Александр Прытков