«Я пытался понять бедных»

На 72-м Каннском кинофестивале главную награду впервые получил режиссер из Южной Кореи Пон Чун Хо. Его фильм «Паразиты», впрочем, рассказывает об универсальной проблеме — социальном неравенстве. Обозреватель «Огонька» встретился с режиссером сразу после его победы.

Беседовала Татьяна Розенштайн, Канн

В фильме «Паразиты» режиссер рассказывает нам историю двух семей. Богатая семья живет в просторном дизайнерском особняке на холмах, с видом на Сеул. Бедная ежедневно борется за жизнь, ютясь в подвальной квартире. Члены двух семейств никогда бы не встретились, если бы не сын из бедной семьи, которого однажды нанимают в качестве репетитора по английскому языку для дочери из богатой семьи. С помощью лжи и манипуляции семейство бедняков попадает в богатый квартал и начинает новую жизнь, но ситуация выходит из-под контроля.

— Возможно, нечто подобное и могло случиться в реальности, но ситуация в вашем фильме выглядит все же несколько утрированно… От чего вы отталкивались, когда писали сценарий?

— В 2013 году, когда я снимал «Окчу» (фильм вышел в 2017-м.— «О»), то начал задавать себе вопросы вроде, что произойдет, если две семьи из разных социальных слоев встретятся. Я представлял себе семью низшего класса, безработных и отчаявшихся, которые мечтают вести самую обыкновенную жизнь, но даже этого не могут себе позволить. Родители пытаются начать новый бизнес, но их постоянно преследуют неудачи. Дети проваливают вступительные экзамены в институты. На другом конце города проживает семья богачей, не из конгломератов «чеболей» (бизнес-конгломераты международного масштаба, которые играют значительную роль в формировании южнокорейской экономики.— «О»), а из «новых денег» (те, чье состояние было создано после падения военной диктатуры в Южной Корее в конце 1980-х.— «О»).

Режиссер Кантемир Балагов о фильме «Дылда», награжденном на Каннском фестивале

Глава семейства работает генеральным директором крупной компьютерной компании. Его супруга воспитывает двоих детей. Их я вижу как идеальных представителей современной городской элиты. Вам может показаться, что меня особенно интересует тема семьи, потому что свои фильмы «Вторжение динозавра» (2006) и «Мать» (2009) посвятил той же теме. Однако семьи, которые я до этого рассматривал, были неполными и не самыми счастливыми.

«Паразиты» мне представлялись в виде трагикомедии с элементами юмора, хоррора, а также с оттенком легкой грусти. Ведь грустно, когда хочешь жить размеренной счастливой жизнью, а сталкиваешься с жестокой реальностью.

Кстати, название «Паразиты» пришло не сразу. Изначально фильм назывался «Декалькомания». Но как только я начал писать сценарий, мне захотелось понять точку зрения именно бедной семьи. Пытаясь приспособиться и выжить в современном обществе контрастов, они вынуждены вести паразитический образ жизни. Поскольку мой фокус изменился, изменился и заголовок картины, который, конечно, следует воспринимать с иронией.

— Картина затрагивает слишком многие проблемы современного общества, в частности растущие неравенство и безработицу, которые часто приводят к ужасным последствиям. Вспомним недавнюю историю в Корее, когда безработный должник и глава семейства из Ыйджонбу убил членов своей семьи, оставив в живых только сына. Как думаете, в чем причина неописуемой жестокости?

— Действительно, в Корее происходит сейчас слишком много шокирующих событий. Стране удалось достичь экономического роста, и теперь благодаря этому чуду мы известны во всем мире, но платой за успех стало социальное расслоение в обществе. У нас есть теперь очень богатые и очень бедные люди, и это тоже часть реальности. Так не только в Корее, но и во всем мире, и пока у нас нет альтернативы. Мы не можем игнорировать экономические принципы мира, в котором существуем, того, что общество делится на имущественные классы. Впрочем, теперь мы умело скрываем от самих себя наличие социальных барьеров и с улыбкой смотрим на новую складывающуюся иерархию как на пережиток прошлого. Но реальность такова, что огромный разрыв между людьми усиливается, и эти границы все труднее преодолеть. Чтобы совсем уж не впасть в отчаяние, приходится говорить об этом на языке трагикомедии.

В реальном мире пути семей, которые я изобразил в фильме, вряд ли когда-нибудь пересекутся. Единственная возможность встречи двух каст — рынок труда, услуг, когда кого-то нанимают в качестве наставника или домашней прислуги. Тогда два класса пересекаются настолько близко, что способны почувствовать дыхание друг друга. Думаю, мой фильм изображает неизбежные социальные трещины, которые появляются в этих случаях. Картина — результат моего личного видения, моих представлений, моей собственной странности, если хотите. Хочу заверить вас, что корейское общество намного лучше и здоровее, чем я.

— Вы используете камень в качестве символа богатства, а неприятный запах — в качестве символа бедности. Со вторым понятно, но почему именно камень?..

— В Корее, как и во многих азиатских странах, еще с древних времен собирание камней очень популярно. Это что-то вроде хобби. Некоторые из таких камней могут стоить тысячи и тысячи долларов. Конечно, такое хобби не по карману бедным людям. Камень невольно служит поводом для знакомства бедного героя с богатым семейством, служит своего рода посредником или проводником. Напротив, запах — это что-то очень личное, индивидуальное. Вы должны быть очень близки с человеком, чтобы говорить о его запахе. Когда богатый муж, лежа на диване, говорит жене о том, какой запах у его водителя, он имеет в виду запах вообще целого класса, тех, например, кто постоянно ездит на метро и пропитан его запахами.

Его комментарии резки и оскорбительны для целой части общества, но также эти слова подтверждают, насколько сильно разделение между людьми: даже на уровне обоняния. И точно так же поделено все в нашей жизни: места в ресторанах, в поездах и самолетах, площадки в ночных или танцевальных клубах, номера отелей и районы проживания. Только став прислугой, один класс может приблизиться почти вплотную к другому — так, что может различить запах. В этом невинном символе заключен весь ужас нашей реальности, но также в этом проявляется и магия кино.

— Ваши женские персонажи кажутся слишком зависимыми. Они преданы семье, мужу, посвящают все свое время дому и воспитанию детей. Наверняка это не понравится феминистскому движению в Корее…

— В моих картинах у женщин самые разные образы. Например, в «Паразитах» богатая жена имеет полную власть над домом, отвечает там за все, но не потому, что к этому принудил ее супруг. А потому, что она одержима семьей и домом. В бедной семье героиня — бывшая олимпийская чемпионка (кстати, актриса ею и является на самом деле). Наоборот, ее муж кажется слишком слабым и уязвимым. Я не говорю о главной героине в «Окче», которую сыграла Тильда Суинтон… Кто может быть современнее, чем она?

— Вы считаетесь известным режиссером не только в Южной Корее. Свободны ли вы при выборе сюжетов для ваших картин? Можно ли говорить о цензуре в современном корейском обществе?

— У меня полная свобода самовыражения, даже если бы я не был известным режиссером. Цензура исчезла в Корее после падения военной диктатуры в 1987 году. У нас нет цензуры, но есть рейтинговая система. В отличие от Голливуда, где популярность режиссера зависит от успеха его очередного фильма, в Азии режиссер, как правило, однажды достигнув успеха, в этом статусе остается пожизненно. Моя известность означает, что я не только обладаю полной творческой свободой, но и могу выбирать, кто будет финансировать мой следующий фильм. Кроме того, у меня есть право на «режиссерскую версию картины», чем не могут похвастаться мои коллеги в Америке. Поэтому, когда я снимал в США, защита своих режиссерских прав и права на окончательный вариант картины стали большой проблемой; поэтому, видимо, я никогда не стремился покорить Голливуд.

— В одном из интервью Квентин Тарантино сказал, что ему больше нравятся времена «до мобильных телефонов». Перед премьерой в Канне вы просили журналистов не раскрывать сюжет вашей новой картины. Чем объясняется это беспокойство?.. Повлияла ли культура социальных сетей и моментальной доставки информации на творческий процесс в целом и на вашу режиссерскую манеру в частности?

— Думаю, что самая важная задача режиссера заключается в контроле над характером и ритмом картины. То, что содержание картины, ее сюжет могут стать известны до ее широкого проката, конечно, является некоторой проблемой для режиссера и это, конечно, может повлиять на ритм и скорость фильма. Но едва ли это поменяет мое отношение к режиссуре в целом, на сам смысл работы. Сегодня мы все сталкиваемся со слишком большим объемом информации — интернет, социальные сети... Думаю, что эта культура плохо влияет на процесс создания фильма. У меня нет аккаунтов в Facebook, Instagram или Twitter. Дело не в том, что я противостою новым технологиям. Я делаю это скорее из-за собственного страха быть слишком зависимым от других, слишком обремененным их вниманием.

Лучшие фото “Ъ” с Каннского кинофестиваля

Помню, как кто-то из приятелей сказал, что все социальные сети хороши лишь для разведки и являются прекрасным способом взаимной слежки. Так вот, я предпочитаю не следить, а прятаться. Наверное, это странно слышать от режиссера, который снял «Окчу» для Netflix, что вызвало серьезную полемику на Каннском кинофестивале в 2017 году. В этом случае я считаю, что кинотеатры и потоковые платформы должны сосуществовать, а режиссеры не должны слишком беспокоиться о том, каким образом покажут их картину. В конце концов, наша работа — просто снимать фильмы. Что же касается Квентина Тарантино, то у него имеется свой собственный кинотеатр в Лос-Анджелесе, где он эксклюзивно показывает фильмы, снятые на 35-мм пленку. Меня туда тоже пригласили, показали там мою «Окчу», и мне очень понравилось. Я вовсе не одержим цифровыми технологиями, и у меня нет планов снимать фильмы на телефон. Ведь я не только режиссер, я также считаю себя новеллистом, потому что всегда сам пишу сценарии. Хотя в следующей жизни я бы хотел быть карикатуристом и иллюстратором. Мне очень нравится манга (азиатские комиксы) и я люблю рисовать.

— Насколько важно для вас то, как примут вашу картину критики?

— Обычно я снимаю такие фильмы, которые мне самому хотелось бы посмотреть. Однако, будучи обычным человеком, я слежу за рейтингами своих картин и иногда волнуюсь, как примут мой фильм. Мне страшно, но я все равно слежу за реакцией. Когда начал приезжать на Каннский фестиваль, у меня появился американский агент, а также огромное количество предложений о сотрудничестве, причем не только в США и Корее, но и во всем мире. Однако все предложения сводились к тому, чтобы я сделал ремейк своего «Вторжения динозавра» или снял какие-то серии для телевидения. Посмотрим, что принесет будущее. Мне важно прежде всего, чтобы мой фильм увидели. Если повезет — то хорошо, чтобы люди задумались над тем, что увидели. Ничего большего я не желаю.