Ориентация на тесности
Анна Толстова о коллекции Фонда Louis Vuitton в ГМИИ
В ГМИИ имени Пушкина открывается выставка «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное», ради которой освобождено все здание Галереи искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков. Часть вещей из собрания галереи переместилась на щукинскую выставку, часть отправилась в Эрмитаж, на морозовскую, постоянную экспозицию восстановят лишь в октябре. Это, с одной стороны, жест благодарности Фонду Louis Vuitton, застрельщику монографической выставки, посвященной Сергею Щукину, а с другой стороны, жест политический
Фото: Yves Klein/Fondation Louis Vuitton/Adagp, Paris
Фото: Isa Genzken / Fondation Louis Vuitton
Фото: Fondation Louis Vuitton / Fondation Alberto et Annette Giacometti + Adagp, Paris
Фото: Galerie Yvon Lambert/Adagp, Paris
Над парадной лестницей флигеля Голицынской усадьбы, где помещается отдел искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков Пушкинского музея, висит лошадь. То есть, конечно, чучело лошади. То есть, конечно, не чучело, а всемирно известная работа итальянского насмешника Маурицио Каттелана «Баллада о Троцком». Спрашивается, при чем тут Троцкий? Разумеется, в контексте выставки понятно при чем: этот эффектный эпиграф воспринимается как оммаж России, ее революционному авангарду, чьим предвестником мы сегодня не можем не признать коллекционера Сергея Щукина, и ее революционной истории, где поражение партии Троцкого означало среди прочего поражение авангарда. Наше нынешнее неприятие современного искусства на государственном и общественном уровнях — в некотором смысле следствие этих поражений. Но откуда взялся Троцкий в контексте искусства Каттелана, чью глумливую физиономию московский зритель увидит еще множество раз — в инсталляции «Spermini», хаотического спермато-созвездия из десятков автопортретных латексных масок? Сам художник, весьма заботящийся о своей репутации провокатора ради провокации, говорит о глубоком политическом смысле работы, о размышлениях над трагической судьбой революционера и крушением коммунистических идеалов, что метафорически представлено дохлой кобылой,— ее надлежит вешать под потолком, как дворцовую люстру. Говорит, чтобы выслушать массу насмешек со стороны ценителей серьезного искусства и угроз со стороны защитников животных. Говорит, но недоговаривает, ведь огромная часть работ постмодерниста Каттелана — скрытый разговор с итальянским искусством XX века, до- и послевоенным, и порою кажется, что эта почившая в бозе лошадь — одна их тех, кого живьем, потому что природа больше и лучше искусства, выставлял в 1969-м в римской галерее Attico классик arte povera Яннис Кунеллис. В общем, в работах Каттелана, как в айсбергах, на поверхности лишь часть смысла, и таким же айсбергом предстает собрание Фонда Louis Vuitton.
Аннет Мессаже. «Маленькая балерина», 2011
Фото: Fondation Louis Vuitton/ Adagp, Paris
В первом зале нас встречает макет здания Fondation Louis Vuitton: сумасшедший корабль Фрэнка Гери, раздувающий прозрачные паруса на окраине Булонского леса (звездному архитектору и патриарху деконструктивизма посвящен также весь последний этаж московской выставки). Но не стоит думать, что, попав в этот корабль и блуждая по его палубам, мы сразу увидим все собрание Фонда Louis Vuitton — целиком его, наверное, не видел даже сам коллекционер Бернар Арно. Вещи из богатых закромов выставляются порционно, на тематических выставках, никогда друг друга не повторяющих,— складывается такое впечатление, что программа этих выставок расписана на десятки лет вперед. Fondation Louis Vuitton по праву входит в число самых значительных мировых коллекций современного искусства — выставка в Пушкинском музее заявлена как «один из крупнейших показов собрания за пределами Парижа с момента открытия фонда», и, поскольку этим показом фонд напоминает о своей роли в подготовке монографической выставки Щукина, он невольно вступает в соревнование с легендарным московским коллекционером и стремится явить товар лицом. 65 работ в экспозиции — лишь малая толика, но они отлично демонстрируют хронологический и медийный диапазон собрания: коллекция включает только послевоенное искусство — с 1945 года до наших дней — и следит за развитием новых форм и медиа. Поэтому выставка начинается со скульптуры и рисунков Альберто Джакометти и заканчивается гигантскими фотокартинами Андреаса Гурски и перформативно-медитативной инсталляцией Марины Абрамович.
Перед москвичами похвастаются первыми именами вроде Энди Уорхола, Герхарда Рихтера, Зигмара Польке, Дэна Флавина, Изы Генцкен, Вольфганга Тильманса, Таситы Дин, Жан-Мишеля Баския — эти вуду-граффитистские иконостасы, может быть, лучшее в его неровном oeuvre’е. Продемонстрируют французский патриотизм: прозвенят колокольчиками самой нежной инсталляции Кристиана Болтански, зачаруют видеопоэмой Пьера Юига о пингвине-альбиносе, попугают страшилками Аннет Мессаже, заставят тереть глаза после оптического насилия Франсуа Морелле и Бертрана Лавье, но излечат глазные травмы небесной синевой «антропометрий» Ива Кляйна. И со знаменитой французской вежливостью постараются не обращать внимания на одно досадное обстоятельство.
Жан-Мишель Баския. «Грилло», 1984
Фото: Fondation Louis Vuitton/Jean-Michel Basquiat Licensed by Artestar, New York
Можно сколько угодно ругать звездных архитекторов, берущихся строить музеи, за нарциссизм и полное неуважение к искусству, но в пространство Fondation Louis Vuitton Фрэнка Гери вмещается любая современная работа — хоть мегаломанская скульптура Томаса Шютте, хоть бесконечный экранный лабиринт видеоинсталляции Дугласа Гордона. Выставить это в Пушкинском музее невозможно — «избранное» из коллекции Фонда Louis Vuitton было избрано таким образом, чтобы теснота и низкие потолки залов не бросались в глаза. Честно признаться, здесь и щукинские-то вещи чувствуют себя не лучшим образом. Впрочем, залов, где могла бы свободно расположиться эта парижская коллекция, в Москве нет — разве что Манеж подходит для таких выставок, но там, похоже, разлюбили современное искусство. Нас, конечно, распирает от гордости за Сергея Щукина и его авангардные взгляды, но он начал собирать новое искусство 120 лет назад, и авангард, которым мы гордимся, давно стал позолоченной классикой. Может быть, сегодня лучшим памятником авангардному духу московского коллекционера были бы подходящие для искусства XX и XXI века музейные пространства — Пушкинского, Третьяковки, ГЦСИ. Так что, разглядывая макет здания Фрэнка Гери, самое время вспомнить о проекте выставочного комплекса Пушкинского музея, сделанном Норманом Фостером и почившем в бозе, как лошадь Маурицио Каттелана.
«Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное». ГМИИ имени Пушкина, Галерея искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков, с 19 июня до 29 сентября