В ГМИИ им. Пушкина открывается уникальная выставка из собрания парижского фонда Louis Vuitton. Породит ли современное искусство в консервативной публике трепет, покажет время.
Бронзовая же фигура — шедевр швейцарского гения Альберто Джакометти, работы которого так любит французский миллиардер Бернар Арно, владелец группы люксовых брендов LVMH и основатель фонда Луи Виттона. Наверху теперь появился целый зал Джакометти, там восемь скульптур и два рисунка, из-за него и соседствующих классиков новейшего времени — а тут Рихтер и Баския, Уорхол и Пьер Юиг,— ГМИИ освободил все здание от импрессионистов. Стоит ли оно того?
Потому что второе, что видит зритель,— парящая над парадной лестницей лошадь в сбруе. Скульптура Маурицио Каттелана называется «Баллада о Троцком» и выполнена в натуральную величину, с чучелами иначе не получается. Трудно представить себе наркомвоендела, гарцующего перед войсками, Троцкий предпочитал автомобили и бронепоезда, но дух революции передан верно — появилось неведомо откуда, летит незнаемо куда… Хотя, может, она и не вознесена, а, напротив, спускается сверху, словно выпав из-под всадника Апокалипсиса?
Некоторых, впрочем, шокируют не смыслы, а цифры — Арно купил скульптуру в 2004 году на аукционе Sotheby’s за 2,1 млн долларов.
Показывать современное искусство сложно, не случайно само здание фонда в Булонском лесу в Париже, построенное знаменитым Фрэнком Гери, многие называют первым экспонатом в коллекции. Хронологически оно, конечно, не первое, но по смыслу точно, не зря московскую выставку открывает и завершает рассказ о парижском здании, здесь же можно посмотреть и интервью с архитектором. В ГМИИ постарались соответствовать уровню — появились фальшстены, перегородки, ощущение от анфилад, столь невыгодных для видеоинсталляций, сглажено новыми решениями. Это особенно важно для одной из ключевых работ выставки — инсталляции француза Кристиана Болтански «Animitas». Перед большим экраном лежит сено, на экране — кадры, снятые в чилийской пустыне Атакама, где установлены самодельные алтари в память о жертвах Пиночета. Художник расставил между ними 800 японских колокольчиков, они слышны в колонках, их порядок повторяет карту звездного неба в ночь на 6 сентября 1944 года, когда родился Болтански,— эмоциональный ход, связывающий чужую историю и личную судьбу.
К московской выставке он создал и новую работу, Болтански решил дополнить в России инсталляцию «Apres» инсталляцией «После» — это перевод французского наречия. Объекты разнесли по этажам, «Apres» (большие красные буквы из неоновых ламп с бесконечным электрическим шнуром, тянущимся к розетке) висит в зале на втором, «После» — на лестнице, если снизу смотреть на лошадь, то взгляд рано или поздно упрется в «русскоязычного» Болтански. Смысл надписи, восходящей к дантовскому «Аду», каждый раз меняется в зависимости от места и города, где экспонируется произведение, думать о российских его коннотациях может быть опасно для здоровья.
Сколько надо потратить времени на осмотр выставки, не очень понятно, а если смотреть не только объекты и живопись, но и фильмы, то и вовсе не посчитать. Конечно, огромная нога в спортивной обуви на двухметровой фотографии Вольфганга Тильманса займет минуту-другую внимания, а вот Марина Абрамович предлагает просидеть 45 минут в белом шезлонге перед метрономом, который стал главной частью инсталляции «Обновитель астрального баланса» (2000),— в каталоге публика запечатлена в шезлонгах босой и в купальных халатах, но даже жара вряд ли заставит московского зрителя раскрепоститься до такого. Впрочем, все зависит от того, как повлияет на психику лошадь Троцкого.