Неувядаемый остров

На своем фестивале в Зальцбурге — Pfingstfestspiele — Чечилия Бартоли спела заглавную партию в новой постановке «Альцины» Георга Фридриха Генделя. Спектакль, поставленный режиссером Дамиано Микьелетто и дирижером Джанлукой Капуано, в августе будет возобновлен в программе основного, летнего Зальцбургского фестиваля. Из Зальцбурга — Сергей Ходнев.

Уже в 1735 году «Альцина» с ее старомодно-сказочным сюжетом — прекрасная колдунья, царящая на заколдованном острове, ариостовские паладины, превращенные в деревья и зверей,— как будто бы могла оказаться анахронизмом. И тем не менее именно она стала одной из самых новаторских и прорывных оперных партитур Генделя. А еще оказалась необычайно благодарным материалом для больших режиссеров наших дней. В конце концов, иллюзии и мера человеческой готовности поддаваться им, женский sex appeal как орудие власти или, наоборот, предмет эксплуатации на поверку не такие уж анахронистические темы. Легендарная постановка Йосси Вилера и Серджо Морабито в Штутгарте (1998), версия Кристофа Лоя (Гамбург, 2002 — с последующими возобновлениями в том числе и в Цюрихе, где главные партии пели протагонисты нынешней зальцбургской постановки Чечилия Бартоли и Филипп Жарусски), наконец, спектакль Кейти Митчелл, поставленный на фестивале в Экс-ан-Провансе и перенесенный в Большой театр,— театральные достижения, с которыми объективно довольно сложно тягаться.

Дамиано Микьелетто и его соратники (сценограф Паоло Фантин, художник по костюмам Агостино Кавалька, отвечавшая за видео команда rocafilm) наверняка рассердились бы, если бы их обвинили в цитировании спектакля Кейти Митчелл. Но трудно не увидеть хотя бы неосознанную зачарованность постановкой из Экса в самой декорации, которая до последних сцен в зальцбургской «Альцине» не меняется. У Митчелл, правда, это был некий нарядный особняк, а у Микьелетто — безликий холл отеля, но обманчиво уютные бежевая гамма декора и теплый свет ламп — ну точь-в-точь те же самые. Как и тема старения: в спектакле Митчелл волшебница Альцина и ее сестра Моргана были древними старицами, возвращавшими себе молодое обличье при помощи магических средств; у Микьелетто это не подано с такой деловитой наглядностью, но Альцину постоянно преследует пугающее видение ее самой в старости.

Итак, Альцина (Чечилия Бартоли) — хозяйка отеля, появляющаяся на сцене через висящее в холле магическое зеркало, Моргана — ее помощница, а Оронт, «капитан стражи Альцины» в либретто,— портье, консьерж и коридорный в одном лице. Бравая идея развития не получает: важнее оказывается не эта гостиничная локализация, а гигантская движущаяся перегородка из полупрозрачного стекла, отделяющая «фасад» царства Альцины от его мрачной изнанки. Там толпятся и изнывают (в виде не очень ловко поставленных Томасом Вильхельмом пластических этюдов) полуголые жертвы волшебницы, там являются — когда физически, а когда в виде нескончаемых дигитальных проекций — образы камней, воды или кровоточащего дерева, в которых до поры превращены Альцинины рабы. Помимо актрисы, изображающей Альцину в старости, среди безмолвных персонажей оказывается еще и Альцина-ребенок — зловещая девочка в черном, волокущая за собой громадный топор. Поначалу это кажется просто не очень осмысленной отсылкой к хоррорам, но топор потом пригождается режиссеру: им Альцина грозит супостатам, им же предлагает мальчику Оберто зарубить собственного отца, превращенного в чудище, и им же, наконец, Руджеро, прозревший главный герой, разбивает магическое зеркало и тем уничтожает чары.

Руджеро в исполнении Филиппа Жарусски, казалось бы, самая очевидная вокальная удача: равномерная сладость бесполого тона, безупречная колоратурная техника в знаменитой арии про гирканскую тигрицу, красивая и щедрая импровизированная орнаментика. Сандрин Пьо, сама когда-то певавшая Альцину, теперь показала вполне интересную Моргану: свежести тембра, увы, нет, но уверенная и стильная музыкальность вкупе с раскованной игрой оказались как нельзя кстати. По крайней мере на фоне пресных и небезупречных по качеству работ опытных Кристины Хаммерстрем (Брадаманта, невеста Руджеро), Алистера Майлза (ее наставник Мелиссо) и Кристофа Штреля (Оронт).

Ветеранский акцент исполнительского состава оттенил юный Шин Парк из Венского хора мальчиков, уверенно спевший все три арии Оберто: дирижер Джанлука Капуано сделал довольно мало купюр, хотя переставил местами несколько номеров — в частности, последняя ария Альцины «Mi restano le lagrime» звучит уже после того, как разбито волшебное зеркало. Несмотря на эти перестановки, «Альцина» в эрудитской, тщательной и притом смелой дирижерской трактовке звучит у оркестра Les Musiciens du Prince как первосортное интерпретаторское достижение, нервом которого, однако, все-таки оказывается участие Чечилии Бартоли, опять призвавшей на помощь весь свой неувядаемый арсенал — причудливую красоту тона, феноменальную техничность, упоительные пианиссимо и дивное чувство фразы. И если в неровном спектакле есть нечто магически убедительное, то это страдание ее героини, ее страх и, наконец, смерть, на глазах превращающая ее в уродливую старуху,— жалкое умирание с отсветом и актерского, и человеческого величия.