Сложная жизнь

На фестивале Zerkalo Special Fest покажут фильм Абеля Феррары «Пазолини». Спустя пять лет после премьеры в Венеции фильм о последних днях жизни Пазолини смотрится как злободневное высказывание: радикальные жесты итальянского режиссера и поэта неожиданно рифмуются с недавними громкими скандалами вокруг «Дау» и «Дома, который построил Джек». В Москве фильм представит один из соавторов сценария, призер Берлинского кинофестиваля («Серебряный медведь» за лучший сценарий «Пираньи Неаполя») Маурицио Брауччи

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Фото: Capricci Films

Фото: Capricci Films

«Пазолини» — не байопик. Это вообще не портрет великого режиссера, а скорее портрет места и времени — Италии 1970-х. Сам Пазолини возникает тут как художник (писатель, поэт, публицист), в фигуре которого это время воплотилось наиболее полно и парадоксально: «свинцовые годы», когда секс, насилие и политика оказались связанными в тугой узел. Крах идей 1968-го и радикализация как левых, так и правых, политические убийства (о смерти главы итальянской нефтегазовой компании ENI Энрико Маттеи в спровоцированной авиакатастрофе Пазолини напишет роман «Нефть», одна из глав которого будет украдена сразу после его загадочной смерти на пляже Остии) — все это вместе с умопомрачительной, снятой в глянцевой стилистике Соррентино римской архитектурой становится частью того ландшафта, на фоне которого проходят последние дни Пазолини.

Абель Феррара показывает на экране противоречивую, расслаивающуюся реальность Италии 1970-х — через череду противоречий, из которых состоит публичная биография Пазолини. Пока подростки-проститутки кучкуются на углах и получают деньги и указания от мутных типов в штатском, Пазолини, интеллектуал, не чуждый любви к хорошей кухне и модной одежде, работает в кабинете, обедает с родственниками, дает интервью. Пустая бессобытийность, затишье перед финальной бурей — фильм заканчивается той самой расправой в Остии. Еще одна реальность — авторские видения, ожившие сцены из «Нефти»: светские рауты, взрыв в салоне самолета, сцены двойной жизни протагониста, днем вращающегося в высших кругах, а ночью опускающегося на дно римского гей-андерграунда. И наконец, внутри своей картины Феррара реконструирует фильм «Porno-Teo-Kolossal», так и не законченный Пазолини (одну из ролей в этом кино-двойнике играет постаревший Нинетто Даволи, любовник и постоянный актер-талисман Пазолини). Тексты, реальность и фильмы смешиваются в пульсирующий жестокими страстями фантазм — так о Пазолини, наверное, мог бы рассказывать режиссер широкой души Федерико Феллини, а не злой Феррара. Впрочем, злость тут, несомненно, присутствует: в резких чертах Уиллема Дэфо, играющего Пазолини без претензий на сходство (от канонического образа — только квадратные очки).

Поразительно, что сегодня, спустя пять лет после премьеры, фильм о событиях 1975-го обрел неожиданную актуальность. «Пазолини» начинается с сеанса скандальной экранизации де Сада «120 дней Содома» — одновременно и «Дау», и «Дома, который построил Джек» своего времени. Тут же в интервью Пазолини говорит, что скандализировать публику приятно, потом произносит слово «моралисты» в качестве ругательства, а на вопрос: «Эти актеры — мазохисты?» — отвечает: «Если я их выбрал, то да». И эта позиция не выглядит позой или мыслепреступлением: в ситуации войны (а в 1970-х на улицах Италии шла настоящая война со взрывами, перестрелками и захватом заложников) режиссер не щадил себя куда больше, чем публику или актеров (разумеется, все слухи о реальных оргиях на съемках «120 дней Содома» были не больше чем газетными утками: вместо фекалий, к примеру, группа использовала шоколад).

Правда в том, что Пазолини ненавидели многие, и версия его убийства людьми из нефтянки — лишь одна из существующих (хотя и наиболее вероятная). Но Феррара и не строит предположений: сохранить личность героя в ее цельной энигматичности для него, кажется, важнее, чем написать памфлет или агитку за все хорошее. Рим 1975-го сложен и неоднозначен, это рай и ад одновременно. Сложен и герой Дэфо, дважды оппозиционер (во время студенческих бунтов 1960-х Пазолини сочувствовал карабинерам, имеющим пролетарское или крестьянское происхождение, а не мелкобуржуазным студентам, и даже написал об этом провокационный и пронзительный текст «Компартия — молодежи»), поэт, ведущий журналистские расследования, эстет, гоняющий в футбол с уличными мальчишками, марксист, вдохновляющийся христианской иконографией и сюжетами. Его поздние фильмы, состоявшие сплошь из дионисийских оргий, неявно противопоставлены его образу жизни — дисциплинированному и аскетичному.

Гибель главного героя на экране становится таким же продолжением итальянской традиции, словно она предписана самой национальной культурой, как оперная смерть мафиозных донов в «Крестном отце». Серые лучи восходящего солнца освещают лежащий в песке труп, ежатся от холода окружившие его зеваки, звучит ария из «Севильского цирюльника» Россини. Тихий голосок заглушает звериный вопль безутешной матери.

«Каро 11 Октябрь», 22 июня, 16.00