Одновременно с реверансом коллекционерам Щукиным ГМИИ открыл выставку «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное». Внятный дайджест истории современного искусства, выстроившийся в залах Галереи искусств стран Европы и Америки XIX–XX веков, оценил Игорь Гребельников.
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Два года назад Фонду Louis Vuitton удалось впервые соединить поделенную между Эрмитажем и ГМИИ коллекцию Сергея Щукина и сотворить в своем выставочном пространстве в Булонском лесу выставку-сенсацию, побившую все рекорды посещаемости. Французы продемонстрировали, что невозможное возможно, и теперь собрание Щукина целиком показывает Пушкинский музей, коллекцию Ивана Морозова воссоздают в Эрмитаже, а в опустевшей Галерее искусств (не самом удобном для показа современного искусства помещении) блистательно разместилась коллекция самого фонда, охватывающая, пусть и пунктирно, самое важное в искусстве, начиная с послевоенного периода и кончая работами последних лет.
При этом в каталоге к выставке и владелец LVMH Бернар Арно, и арт-директор фонда, главный куратор нынешней экспозиции Сюзан Паже будто даже несколько оправдываются за состав «Избранного». Работы, мол, выбирали «не столько по определенным историческим, формальным или концептуальным критериям, сколько по велению сердца», притом отдавали «предпочтение произведениям, которые вызывают живой, чувственный отклик в душе зрителя». Но хотя работы почти всех художников «Избранного» уже так или иначе отметились в Москве (выставки того же Джакометти или Уорхола проходили в самом ГМИИ), а некоторые являются чуть ли не хрестоматийными, авторам выставки совершенно не за что извиняться.
Это не вольная подборка знаковых произведений послевоенного искусства, дополненная зрелищными работами последних лет, вроде захватывающего видео Пьера Юига «Путешествие, которого не было» (2005), или пронзительной инсталляции Кристиана Болтански «Аnimitas» (2014), или комнаты для медитации «Обновитель астрального баланса» (2000) Марины Абрамович, где зрителю предлагается уйти в себя, закрыв глаза перед тикающими метрономами. Сюзан Паже выстроила драматургически совершенную экспозицию, нерв которой задает пара открывающих ее работ: скульптура Джакометти «Большая женщина II» и синее полотно Ива Кляйна из серии «Антропометрии», «написанное» телами возившихся на нем натурщиц,— обе созданы в 1960 году. Женская фигура будто истончается на глазах, а бесформенные синие мазки — след уже исчезнувшего тела, и этот мотив экзистенциального переживания человеческого бытия поддержан всеми экспонатами выставки.
Дальше — отдельный зал со скульптурами Джакометти, которые впервые показаны в Москве не загадочными истуканами, а во всей тонкости авторского замысла: хрупкие, почти истлевшие, но стоически держащиеся человеческие фигурки отбрасывают в витринах изысканные тени, образующие эфемерный, пронзительный фон. Между фигуративным и абстрактным (а можно сказать, что и между плотью и духом) балансируют многослойные полотна Герхарда Рихтера. Избыточной энергией пульсируют работы Жан-Мишеля Баския: разного рода подобия африканских идолов, увенчанные короной (видимо, альтер эго граффитиста), окружены плотными слоями коллажей, как роем обрывочных мыслей и эмоций. Следом его «крестный отец» Уорхол, но не с изображениями звезд и ходовых товаров, а в многоликости автопортретов — как больших, живописных, так и крошечных поляроидных. Инсталляцию Болтански слышишь издалека: видео без единой склейки, снятое в течение суток в чилийской пустыне, где в память о жертвах диктатуры Пиночета он установил 800 японских колокольчиков, расположение которых повторяет карту звездного неба в день рождения самого художника.
Мотива соприсутствия на выставке тоже много: одни залы делят работы художников разных поколений, будто дополняющие друг друга, как у фотографа Вольфганга Тильманса и скульптора Изы Генцкен. Оба автобиографичны: у одного в безыскусных фотографиях повседневности — все обертоны меланхолии, связанной со смертью близкого друга от СПИДа, у другой в ярких ассамбляжах из бытовых предметов и безделушек — ирония над рутиной семейной жизни. Действие же фильма Пьера Юига разворачивается в географически разных местах, но есть ощущение, что все происходит одновременно. В виды Антарктиды с тающими льдами и айсбергами, среди которых бороздит камера художника, вторгается сцена жуткого ночного выступления симфонического оркестра на фоне нью-йоркских небоскребов с рядами зрителей, чьи головы затянуты полиэтиленовыми пакетами — метафора экологической катастрофы.
Умная, идеально экспонированная и действительно уверенно обращенная к зрительским чувствам выставка одним своим экспонатом наткнулась на совершенно неожиданную реакцию. В интернете бурно обсуждается работа Маурицио Каттелана «Баллада о Троцком» (1996), чучело лошади, подвешенной за сбрую над музейной лестницей: в ее остановленном прыжке художник иронизирует над судьбой левых идей в современном мире. Но комментаторов интересует не смысл работы, а то, что в культурном учреждении «мучают животное»,— и вот уже появляются абсурдные заголовки вроде «Пушкинский музей оправдался за подвешивание коня». Так что идея куратора вполне оправданна: хотя курс истории искусства ХХ века многими еще не пройден, чувства, к сожалению, в самом деле распирают.
«Слово "компромисс" совершенно не подходит ни мне, ни Бернару Арно»
Куратор выставки «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное» в ГМИИ имени Пушкина Сюзан Паже рассказала Игорю Гребельникову о том, как формируется вверенное ей собрание современного искусства и как оно отражает реальность.