Куратор выставки «Коллекция Fondation Louis Vuitton. Избранное» в ГМИИ имени Пушкина Сюзан Паже рассказала Игорю Гребельникову о том, как формируется вверенное ей собрание современного искусства и как оно отражает реальность.
— Был ли у вас как у куратора в этой выставке какой-то специальный месседж для Москвы, для этих стен?
— Не думаю, что был, но я уверена: у самого искусства есть роль, и она в том, чтобы вызывать у человека какие-то эмоции, пробудить чувства. Когда мы обсуждали выставку, директор ГМИИ Марина Лошак попросила включить в нее работы художников, которые никогда не были представлены в Москве, и я этим руководствовалась. Таким образом, у меня было два ограничения: одно касалось авторов, тогда как коллекция фонда гораздо шире, а второе — архитектурного свойства, так как это пространство совершенно не похоже на наше, огромное, построенное Фрэнком Гэри, и нам нужно было выбрать произведения, которые бы физически поместились в этих залах.
— Но, видимо, не только теснотой продиктована идея парных сопоставлений художников, когда их работы делят одни залы?
— Конечно, архитектурные ограничения повлияли, но у меня большой опыт развески. Очень важно, чтобы произведения хорошо уживались друг с другом, потому что, не поверите, но если они не дружат, то могут практически убить друг друга. И напротив, бывают произведения, которые, будучи непохожими, друг друга дополняют. Как, скажем, работы Вольфганга Тильманса и Изы Генцен, они очень разные, но находятся на одной волне,
— А сами художники не возражают против таких соседств?
— Со всем этими художниками я знакома много лет, у нас очень доверительные отношения. Но всякий раз, когда я выставляю их произведения, я сообщаю им, в каком контексте они окажутся, даже если — как в этом случае — они уже принадлежат к нашей коллекции.
— Коллекция Louis Vuitton корпоративная, но очевидно, что она отражает и установки владельца LVMH Бернара Арно, и ваши взгляды, вы ведь авторитетная фигура, известный куратор, директор музея. Как совмещаются эти подходы, как вы приходите к компромиссу?
— Прежде всего скажу, что слово «компромисс» совершенно не подходит ни мне, ни Бернару Арно. Скорее здесь речь идет о принципах, которых мы придерживаемся с самого начала: я делаю предложение Бернару Арно, которое он либо принимает, либо не принимает, так что каждое приобретение — результат осознанного выбора и некоего убеждения. И как человек, который уже много-много лет в искусстве, я, естественно, вижу свою задачу — просвещать, давать информацию о мире современного искусства, о конкретных произведениях человеку, который по роду деятельности занимается другими вещами и не может на это тратить много времени. На основе всего этого мы и делаем наш выбор.
— У вас большой опыт работы директора крупного музея (Музей современного искусства Парижа). Сейчас вы занимаетесь корпоративной коллекцией. В чем плюсы вашей новой работы? У вас стало больше возможностей как у куратора?
— На самом деле моя цель не изменилась — показывать искусство. В этом смысле фонд ничем не отличается от государственного музея. А чем музей отличается от немузея? Попадая в коллекцию, произведение перестает быть просто материальной ценностью: оно становится объектом искусства, то есть объектом интерпретаций для зрителя. И так же, как и в государственных музеях, все, что мы приобретаем в коллекцию, мы больше не перепродаем, эти вещи останутся в фонде навсегда. А лично для меня разница в работе лишь в том, что на прежнем месте мне приходилось искать спонсоров, а здесь спонсор всегда рядом.
— Постколониальная теория, феминизм, гендерные исследования меняют отношение и к известным произведениям искусства, и к практике музеев. Вы следуете веяниям?
— Для нас все это даже уже не теория, а реальность, свершившийся факт. Мы живем в глобальном мире, в нашей коллекции представлены художники всех рас, гендеров, самых разных художественных позиций. Для меня это естественно — отражать реальность такой, какая она есть. К тому же наша коллекция находится в процессе создания и как раз отражает эту реальность.