У прямства есть свои плюсы

20 июня президент России Владимир Путин провел «Прямую линию», и специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что вторая ее часть была намного более интригующей и осмысленной, чем первая, и делает в связи с этим далеко, по крайней мере еще на один год, идущие выводы.

«Прямая линия» выглядела настолько традиционно, что захватывало дух. Казалось, что это такой материал на сопротивление: выдержит ли и на этот раз формат все, что ему предназначено судьбой (которую выбрал для себя прежде всего Владимир Путин), если организаторы не станут ему ни в чем помогать. Ответ казался неочевидным и через два, и через четыре часа.

Обращений к Владимиру Путину в этом году было меньше, чем в прошлом, и тоже оставалось только гадать, о чем это говорит. То ли граждане разуверились в том, что эта линия такая уж прямая и обращения могут дойти по назначению, то ли поверили наконец в себя, а не во Владимира Путина, то ли им просто уже все надоело.

В студии были новые ведущие, Елена Винник и Павел Зарубин, они старались держаться раскрепощенно, а лучше бы держались.

Сначала президент долго объяснял суть национальных проектов, которые реализуются весь по крайней мере прошлый год, он по всем признакам должен был сделать это еще на прошлой «Прямой линии», да вот почему-то не сделал, может, забыл. Но на самом деле стало вдруг, видимо, всем очевидно, что нацпроекты, которым народ должен быть безгранично рад, не веселят его, не воодушевляют, а то и просто народ инороден к ним.

На вопрос ведущей, будет ли народу легче, Владимир Путин отвечал, что непременно будет, а зря, потому что признавал таким образом, что народу теперь нелегко, и оставалось только добавить что-то вроде: «А когда было легко?». И тогда эта «Прямая линия» окончательно слилась бы с предыдущими, на которых Владимир Путин тоже призывал еще немножко подождать. И разве не слилась?

Разговор про здравоохранение был необходим и выстроен как прямое включение сразу из трех областей, и это только на первый взгляд выглядело утомительно: в конце концов, поликлиниками пользуется вся страна, а кто не пользуется, тот не страна.

Корреспондент в Рославле интервьюировал молодую маму, которая не может попасть к узкопрофильным специалистам и томится в очередях, как и все, по многу часов.

— Вот Максим молчит, ничего не говорит,— расстроенно констатировал корреспондент, глядя на трехмесячного мальчика, который в лучшем для корреспондента случае мог простонать «агу».

Журналист подходил к медсестре в регистратуре, и оказывалось, что все врачи, в том числе и узкопрофильные, на месте, а очередей тут никаких нет и про такое вообще обидно слышать.

Между тем это радовало, так как свидетельствовало о том, что не все в телевизионной жизни заранее понятно и предопределено. И что граждане не выстроились, как обычно, в очереди, а по просьбе докторов разошлись временно по домам, восстав таким образом против тактических нужд федеральной власти, которую в этот день олицетворял для них «Первый канал» российского телевидения.

Разговор про состояние медицины тоже был долгий и неизбежный. Президент долго слушал министра Веронику Скворцову, прежде чем решился на афоризм, положенный высшему чиновнику:

— Одно дело, когда министр скажет, а другое дело, когда я скажу.

Владимир Путин, говоря о здравоохранении, с головой ушел в дела Саратовской области, и уже теперь становилось, кажется, понятно, что эта «Прямая линия» не станет зажигательной. Нет, это не бикфордов шнур был для заскучавшей отчего-то и желающей взорваться хотя бы смехом страны. Неужели по-прежнему всем надо просто делать свое дело, а перед этим подумать и осмотреться, чтоб не сделать чужого? Да-да, так все и было.

Не следует спешить и в деле мусорной реформы. Но неплохо, что в эфир была выведена видеоблогер Катя Адушкина с 8 млн подписчиков за спиной.

— Сейчас в России начинают появляться точки сбора раздельного мусора, но в интернете говорят,— рассказала она,— что в итоге все равно весь мусор сваливается в одну кучу.

Владимир Путин пообещал, что совсем скоро, а не через 20 лет, в этом деле будет наведен порядок, а главное, «несмотря на то, что это вроде непривлекательная тема — мусор, но и я тоже буду за этим поглядывать».

Владимиру Путину для этого для начала предстоит найти где-нибудь этот мусор. Сам ведь он не мусорит.

Президент обязан был высказаться про ипотеку, про материнский капитал, пособия по уходу за ребенком… А также про санкции, которые гораздо губительней для европейской, американской и японской экономик, чем для российской… Это все и произошло. Высказался.

Он должен был согласиться с идеей ведущего отправить съемочную группу в Тюменскую область, чтобы она засняла срезанную колонку для воды. Должен он ведь был поставить ее на место.

Проданных было белух и косаток направили в открытое море.

Впрочем, тут президент не разрешил ведущему продолжать радовать его по сценарию, потому что увидел на экране вопрос «Куда нас ведет эта банда патриотов из "Единой России"?»

Что бы он ни сказал, ответ все равно запомнился бы больше вопроса. Так и вышло.

Через некоторое время ведущая Наталья Юрьева наконец-то расшевелила присутствующих сообщением о том, что «наш колл-центр только что подвергся массированной DDoS-атаке из-за рубежа. Видимо, те сбои в видеозвонках, которые были, как раз с этим и связаны!»

Обычно идея такой атаки приходит в голову тем, кто по какой-либо причине не справился со своей работой. Но DDoS-атака — это в любом случае упоительней, чем вся остальная скукота, какую только можно себе представить на таком мероприятии. Хотя бы потому, что можно в конце концов воскликнуть:

— Но мы смогли ее отразить! Работа приложения восстановлена, мы продолжаем принимать звонки, общее количество обращений уже приближается к 2 млн!

Обращало на себя внимание, что Владимир Путин постоянно перебивал ведущих и вел какую-то свою линию. То он не соглашался с тем, что они говорили, то просто уже не обращал внимания на то, что они говорили, и начинал реагировать на бегущую строку на экране. Это, наверное, огорчало ведущих: у них в конце концов был сценарий.

— «Когда чиновники будут получать зарплату, как рядовые работники?» — зачитывал он.— Знаете, я много видел таких обращений. Представим себе, что министр будет получать, как рядовой работник. Как бы ни было, я говорю об этом с болью в сердце, мне бы очень хотелось…

Наконец-то Владимир Путин говорил о чем-то с болью в сердце. Но о чем же?

— Мне бы очень хотелось, чтобы доходы рядового работника повышались,— пояснил он.— В чем может быть засада, если мы сейчас просто возьмем и резко понизим уровень заработной платы чиновников, министров или даже руководителей крупных государственных компаний? Мы просто не найдем достаточно квалифицированных кадров! Они все разбегутся по частным конторам или за границу уедут, и в конечном итоге это отразится на благосостоянии страны и этих рядовых работников!..

Наконец-то вывели на экран украинского журналиста Валерия Швеца. Это предвещало что-то уже, может, увлекательное. Но не предвестило. Ответ свелся к сочувствию Виктору Медведчуку, который не увидел для себя другого выхода, кроме как выйти из контактной группы по урегулированию ситуации на востоке Украины.

Неожиданно интересно стало, когда президент, отвечая на один из вопросов, рассказал, что думает про Алексея Кудрина:

— У нас нет экономистов 90-х сейчас. Где они? Назовите хоть одну фамилию! Разве только Алексей Леонидович Кудрин, и то не в полном объеме, но тем не менее! Да и тот перековался, он уже, по-моему, дрейфует в сторону Сергея Глазьева, поскольку хочет распечатать нашу нефтяную кубышку и говорит, что нужно отсечку нефтяных доходов увеличить. Правда, ему тут же его коллеги, почти ученики, оппонируют и говорят о том, что это приведет к инфляции! И так далее. Они пускай и поспорят.

Гендиректор «Яндекса» Елена Бунина интересовалась, не пора ли разрешить тестировать на дорогах беспилотные машины безо всех безнадежно длительных разрешительных процедур, и президент подробно отвечал ей, что нельзя же «сейчас без подготовки взять и разрешить беспилотные летательные аппараты, которые будут доставлять почту, что делают в нескольких странах…» Слово «дороги» как-то пронеслось мимо его ушей.

— Кто-то может воспользоваться этой на самом деле на первом этапе хотя бы дорогой услугой, а те, у кого нет денег, будут все время посматривать в небо, не упадет ли что-нибудь на голову сверху! (В том числе, например, ему самому. И это решающее опасение. Нет, пока такого не будет, конечно.— А. К.). Поэтому все это должно быть хорошо подготовлено!

Впрочем, и к автомобилям, справедливости ради, президент России в конце концов все-таки тоже вернулся.

Бизнесменам Владимир Путин в который раз рассказал, что количество плановых проверок будет снижаться и дальше. Если и правда они снижаются после каждого такого вопроса, то их давно уже не должно быть вовсе ни одной.

Ветераны дагестанского Ботлиха просили приравнять их и других дагестанцев, которые сражались с чеченцами, к ветеранам боевых действий. Было понятно, что президенту будет приятно не отказать им: он же там был тогда.

Очень долго выступала Анна Федермессер, на днях снявшая себя с выборов в Мосгордуму из-за невыносимости бытия. Говорила она при этом не просто пылко, а именно зажигательно, и ясно, что если бы не сняла, никто бы не устоял.

— Прошу вас поддержать полную декриминализацию ответственности медицинских работников по статье 228.2, потому что для тех, кто действительно виноват, есть другие составы, и они не должны уходить от этой ответственности,— сформулировала она наконец.

Между тем президент не поддержал ее идею, хотя она, без сомнения, на это рассчитывала:

— Смотрите, если ампула с наркотическим веществом закатилась куда-то, как вы сказали, ее надо достать, если она просто закатилась. Это первое.

Второе. Там, к сожалению, в этой сфере тоже есть нарушения, и фиксируются случаи ухода в нелегальный оборот этих лекарственных препаратов, и мы должны иметь в виду, что это случается…

Владимир Путин хотел быть в этом случае очень подробным.

— И если происходят какие-то очевидные утраты, дело даже не в том, что она куда-то закатилась,— продолжал он,— она может быть раздавлена случайно… Могут быть назначения не как по регламенту медицинскому, не два-три укола, а четыре укола, то есть в регламент не вписывается… И врачи не должны за это нести ответственность, вы абсолютно правы. Но здесь, так же как в некоторых других случаях, на мой взгляд, решение лежит просто на поверхности, здесь даже особенно не нужно никаких больших изменений. Нужно просто тогда фиксировать подобные утраты либо расход не по регламенту, а каким-то актом, который подписывается не только врачом, медсестрой, но, скажем, заведующим поликлиникой, главврачом. Нужно просто выработать эту систему отчетности и фиксации. А если в рамках этой работы будут выявлены какие-то элементы жульничества, заработка на этом, это уже криминальный случай, тогда с этим нужно будет разбираться отдельно.

— И возвращаясь к 228-й статье про наркотики, очень много людей осуждены у нас в стране. И большинство говорят, что им полицейские подбросили, когда пытались доказать,— продолжила ведущая.

Это было уже про дело Ивана Голунова. Правда, в его случае никто ничего не говорил, а просто так и сделали, а руководство МВД увольнением своих генералов это признало.

— Может быть, пришло время внести некоторые поправки в ту часть статьи Уголовного кодекса, которая говорит как раз об ответственности за хранение,— продолжила ведущая.

— Нужно ли либерализовать эту сферу деятельности? — переспросил президент.— На мой взгляд, нет, потому что угроза для страны, нации, нашего народа очень велика. И поэтому если человек хранит незаконно, перевозит, транспортирует, распространяет даже небольшие объемы, и дозы небольшие, нужно нести за это ответственность, и никакой либерализации здесь быть не может. Другое дело, что нужно наладить контроль за деятельностью правоохранительных органов, чтобы не было никаких правонарушений с их стороны, чтобы не было отчетности, чтобы ради «галок» людей не сажали, чтобы не было таких случаев, как с тем журналистом, о котором вы упомянули.

Таким образом, Владимир Путин зафиксировал особое мнение по этому поводу, впрочем, ожидаемое.

— Кстати говоря,— добавил он,— и генералы были за это уволены, и, надеюсь, будут проведены необходимые следственные действия по выявлению всех виновных, которые создали эту ненормальную ситуацию. И здесь, повторяю, самое главное — наладить контроль. Поэтому я думаю и поговорю еще с Генпрокуратурой, ФСБ, Министерством внутренних дел, может быть, в системе собственной безопасности МВД создать особое отдельное направление, которое контролировало бы эту сферу деятельности. И ФСБ не мешало бы этим поплотнее заняться.

Кажется, становилось интересней. Наступил и такой вопрос: «Разве чиновники чем-то отличаются от других граждан нашей страны? Разве они выращиваются в инкубаторах или, может быть, прибыли с Марса?»

Владимир Путин объяснял, что закон направлен не против критики власти, а «на борьбу с оскорблением символов государства», то есть и лично его, президента.

— Чтобы никто не позволял себе глумиться над флагом, над гербом и так далее,— кивнул он.— Вот о чем идет речь, а такие факты все-таки имеют место, и мы не можем не обращать на это внимание.

Блогер Гоблин просил ввести уголовную ответственность за фейковые, то есть лживые, новости. Владимир Путин сопротивлялся, но не энергично.

— Вопрос, пришедший через соцсеть во «ВКонтакте»,— рассказал ведущий.— «Вот вы не общаетесь с Зеленским. Но вы поймите, ему же трудно. Он же молодой, необученный. Сделайте первый шаг».

— Что я могу в этой связи сказать? Он талантливый человек,— сделал первый шаг господин Путин.— Я помню его выступление на КВН в Москве где-то в 2000-х годах, в середине где-то, по-моему. Все это было талантливо и смешно. Но то, что мы сейчас видели, не смешно. Это не комедия. Это трагедия. И если уж он оказался в месте, где он сейчас находится, стал главой государства, то нужно эти проблемы решать, тем более что в ходе избирательной кампании он об этом неоднократно говорил и, собственно, сделал это ядром всей своей избирательной кампании.

И Владимир Путин рассказывал, как пока Владимир Зеленский действует строго наоборот.

Президента России спрашивали, «зачем по телевидению показывают так много нового вооружения? К какой войне и с каким противником нас готовят?» А он отвечал, что по вооружению мы плетемся в хвосте мировой десятки. Видимо, чтобы не создалось ощущения, что мы в хвосте и надо постоянно показывать так много нового вооружения.

Поговорили и про культуру. А как не поговорить? Директор Пушкинского музея Марина Лошак рассказала, что «мы открыли вчера выставку, которая является определенной вехой в истории русской культуры. Это выставка, рассказывающая про величайшего русского гражданина, русского коллекционера, благотворителя, текстильщика, человека, на деньги которого содержались больницы, школы, человека, который, может быть, просто слава российской истории».

То есть про Сергея Щукина. Дело оказалось в его доме, который сейчас принадлежит Министерству обороны. И состоявшийся разговор оказался увлекательным.

— Это бывший дворец Трубецких, у которых жил он, в стенах которого висело 50 Пикассо, 38 Матиссов, 16 Гогенов таитянского периода, лучшие Моне, лучшие образцы французского искусства XX века,— рассказала Марина Лошак.— Выставка Щукина была три года назад в Париже. На нее пришло рекордное количество людей — 1 млн 250 тыс. человек с утра до вечера шли в музей и не могли поверить, что вообще гордость XX века — французские импрессионисты! — все лучшее находится в России!

Марина Лошак призналась и совсем в личном:

— Сейчас в этот момент, во-первых, я чувствую, что Щукин стоит у меня за спиной и я выступаю от его лица!

Но затем стало все же более понятно:

— Этот дом находится вне поля культуры, а мне кажется, очень важно, чтобы он находился в этом поле! Неважно, кому он принадлежит: нашему музею или Эрмитажу, или какому-то другому, но это должно быть поле культуры, потому что это та историческая точка, в которой мы очень заинтересованы сами, потому что эта та память, которая цементирует нас как общество, как нацию, и мне кажется это чрезвычайно важным.

Но все-таки, судя по всему, важно, кому именно будет принадлежать этот дом. И это точно не мог быть Эрмитаж.

— Может ли мечта директора музея и миллионной армии его посетителей в какой-то момент… не знаю, в какой… но все-таки оказаться реальностью? — спрашивала Марина Лошак.

— Можно ли там сделать музей Щукина? — добивался ясности президент.

— Можно там сделать музей, в котором был бы дух Щукина. Есть много решений, много версий,— пока не хотела вносить ясность Марина Лошак.

— Ну какое, одно из решений какое? — настаивал президент.

— Одно из решений — это музей про семью Щукиных,— произнесла Марина Лошак,— потому что все три брата… великие коллекционеры и жертвователи.

Не могла же она в самом деле просто сказать, что дом надо отдать Пушкинскому музею, потому что Минобороны все равно не будет им заниматься.

— Понятно,— кивнул президент, хотя, судя по ремарке, ему все еще не было понятно.— Где? Там, в его доме?

— Это дом по Большому Знаменскому переулку, 8, он небольшой, кстати! — оживилась Марина Лошак.

— Этот дом просто находится в ведомстве Министерства обороны,— напомнила ведущая.

— Извините, я буду говорить о том, что я вижу своими глазами,— окончательно увлекся президент.— Это когда к Кремлю едешь, это направо, да?

— Совершенно точно! — воскликнула Марина Лошак.

— За таким железным забором…— намекнул Владимир Путин.

Да все он знал с самого начала.

— Да, это действительно комплекс зданий, принадлежащих Министерству оборону, и там находятся подразделения Министерства обороны, туда подведена связь, это с 41-го года. То есть эта площадь и эти пространства осваивались Минобороны…— сообщил президент.— Тем не менее можно дать им подумать. И думаю, в качестве первого шага можно было бы поручить Министерству обороны, надеюсь, министр меня услышит, продумать в качестве варианта, чтобы само Министерство обороны… организовало эту работу и создало бы там музей Щукина. Это точно можно сделать.

Нет, не об этом были чаяния Марины Лошак:

— Вместе с нашим участием мы бы…

— Не только с вашим участием… Под руководством и при прямом содействии Министерства культуры, с вашим участием, по его, что называется, планам, лекалам и так далее…

Нет, все-таки не совсем вышло, как надо бы. Но все-таки что-то вышло. Скоро будет ясно что. Потому что господин Шойгу в таких случаях не медлит.

Тут опять Владимир Путин что-то успел прочитать на экране. «В свое время Ельцин понял, что нужно, чтобы Примаков возглавил правительство. Сейчас считаете ли вы необходимым, чтобы господин Грудинин возглавил правительство?»

Это был тот случай, когда зря спросили.

— У Примакова,— кивнул президент,— не было счетов за границей, он не занимался бизнесом, Евгений Максимович был абсолютно чистый и прозрачный человек. Поэтому, прежде чем принять такие кадровые решения, как предлагается, нужно хорошо подумать. И надо для начала вывести деньги из офшоров.

Грудинину, конечно, а кому же еще.

Тут корреспонденты доехали до срезанной колонки в Тюменской области.

Вторая часть «Прямой линии» определенно оказалась интересней первой. Теперь можно было подумать, что, может, стоит сделать даже еще одну, только начать надо бы сразу со второй половины.

— Александр Кузнецов из Челябинска,— процитировал ведущий,— спрашивает: «Вам не надоело быть президентом?»

— Нет, иначе я бы не стал баллотироваться на этот срок,— честно сказал Владимир Путин.

Да, такое ведь не надоедает. Вот он побудет где-нибудь года до 30-го да и возьмется за свое.

Андрей Колесников