 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ  Из гущи красноармейских и чекистских масс Вячеслав Менжинский (в шляпе) выделялся старорежимной одеждой и манерами |
"Для себя он распорядился приготовить квартиру министра"
Если у большинства людей душа — потемки, то душа юного Вячеслава Менжинского была окутана непроглядной мглой. Тихий мальчик из интеллигентной петербургской семьи заболел революцией совершенно неожиданно. В 1895 году 21-летний студент-юрист Петербургского университета втайне от родных начал, как он впоследствии писал в анкетах, "принимать участие в революционной работе". В 1902 году он стал членом РСДРП. На заре партийной карьеры Менжинский в основном вел занятия в подпольных рабочих кружках. Но во время революции 1905 года тихий присяжный поверенный неожиданно для всех сменил профиль — он вошел в военную организацию при петербургском комитете РСДРП, а затем организовал вооруженную рабочую дружину в Ярославле.
Этот поворот был странным только на первый взгляд. Естественную для большинства мальчишек тягу к армии и оружию наверняка подстегивало то, что отец Менжинского преподавал в кадетском корпусе. Но слабому и болезненному юноше путь в императорскую армию был заказан. Возможно, именно поэтому Менжинский и оказался в боевых организациях партии. Но его "альтернативная служба" продлилась сравнительно недолго. Выступления были подавлены, и командир-любитель вместе с другими революционерами оказался за решеткой.
Покинуть опасные пределы родины помогло все то же слабое здоровье. В тюрьме Менжинский объявил голодовку. Власти, опасаясь за жизнь заключенного, выпустили его на свободу еще до суда, и он немедленно бежал за границу. Правда, жизнь в эмиграции складывалась далеко не безоблачно. Менжинский болел, нуждался в деньгах, переживал идейные метания. То сотрудничал в партийных изданиях, близких к Ленину, то отшатывался к тем, кого Ильич называл "богоискателями". В итоге он так и не занял сколько-нибудь заметного места в большевистской иерархии, заслужив репутацию исполнительного, но безынициативного товарища.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ В коллегии ГПУ (в центре — Феликс Дзержинский) Вячеслав Менжинский (справа от шефа) выполнял функции ученого секретаря — он курировал работу с научной, творческой и антисоветской интеллигенцией |
Впрочем, стать командиром-профессионалом ему было не суждено. После штурма Зимнего Менжинского назначили заместителем наркома финансов. О начале его чиновничьего пути оставил воспоминания большевик Пестковский: "Я открыл двери в комнату, находящуюся против кабинета Ильича, и вошел туда... На диване полулежал с утомленным видом т. Менжинский. Над диваном красовалась надпись: 'Народный комиссариат финансов'. Я уселся около Менжинского и вступил с ним в беседу. С самым невинным видом т. Менжинский расспрашивал меня о моем прошлом и полюбопытствовал, чему я учился. Я ответил ему между прочим, что учился в Лондонском университете, где в числе других наук штудировал и финансовую науку. Менжинский вдруг приподнялся, впился в меня глазами и заявил категорически: 'В таком случае мы вас сделаем управляющим государственным банком'... Через некоторое время он вернулся с бумагой, в которой за подписью Ильича удостоверялось, что я и есть управляющий государственным банком".
Больших успехов на финансовом поприще Менжинский не достиг. Недруги издевались над тем, как он устанавливал новую революционную справедливость: "Комиссар министерства финансов Менжинский распорядился изменить порядок пользования чиновниками казенными квартирами, которые будут даваться лишь с одобрения общего собрания всех служащих данного правительственного министерства,— писала одна из газет.— Для себя Менжинский распорядился приготовить квартиру министра финансов, не ожидая подобного вотума..."
А вот справиться с саботажем банковских служащих и получить деньги для выплаты зарплат пролетариям ему удавалось с большим трудом. И потому, как только нашлась замена, для наркома финансов РСФСР Менжинского подыскали другую работу. Должности менялись с калейдоскопической быстротой: член президиума Петросовета, генконсул советской республики в Берлине, заместитель наркома госконтроля Украины. И это если не считать постов, которые он занимал по совместительству или меньше месяца.
Наверное, этот разброд и шатания продолжались бы и дальше, если бы о Менжинском не вспомнил работавший вместе с ним в "Товариществе рабочей печати" Феликс Дзержинский.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ В 1923 году у Феликса Дзержинского (справа) образовалось две правые руки — первый заместитель Вячеслав Менжинский (в центре) и второй заместитель Генрих Ягода |
Менжинский был именно тем человеком, который был нужен Дзержинскому. Судя по архивным документам, председатель ЧК в подчиненных больше всего любил и ценил исполнительность. А вырабатывать указания для всех и вся он хорошо умел и сам. В 1919 году Менжинского назначают особо уполномоченным в военную контрразведку — Особый отдел ВЧК. И на его имя от Дзержинского потоком идут записки, что, как и когда нужно сделать. Точно такие же бумаги председатель ЧК направлял и другим ответственным сотрудникам госбезопасности. Но записки на имя Менжинского отличаются особой, до мелочей, проработкой деталей поручения. Очевидно, Дзержинский знал, что его протеже не может принимать все необходимые решения сам.
Опять же, судя по документам, Менжинский исполнял все задания шефа с завидной тщательностью, и потому Дзержинский быстро продвигал исполнительного сотрудника вверх по служебной лестнице. В начале 1920 года он получил пост заместителя начальника Особого отдела, а летом того же года — начальника. Шеф даже позволял Менжинскому делать доклады руководству страны. Но почти всегда в ходе предварительной подготовки к начальнику Особого отдела приставляли кого-нибудь побойчее.
Дублеров Менжинскому подбирали и при выполнении деликатных и особо важных заданий. К примеру, в 1921 году советское руководство решило очистить вузы от классово чуждого студенчества. Естественно, начались волнения. И Дзержинский тут же набросал поручение Менжинскому:
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Вячеслава Менжинского отличала не только пунктуальность и исполнительность, но и внимание к старым товарищам по революционной борьбе против царизма. Он сделал все, чтобы эсер Борис Савинков (на фото) прибыл в РСФСР и был обеспечен отдельной камерой на Лубянке |
1) Усилить работу по информации и агентуре среди студенчества.
2) Создать нашу оперативную тройку — как это было всегда в тревожные моменты.
3) Устроить совещание при М. К. (Московском комитете РКП.— "Власть") по этому вопросу, а также с центральной оргсекцией, руководящей чисткой вузов.
4) Мобилизовать все наши силы, могущие соприкасаться со студенчеством.
5) Обсудить план мобилизации нашего студенчества и мер в случае демонстрации.
6) Рассмотреть целесообразность смягчения чистки.
7) Все внимание обратить на этот вопрос.
8) Назначить т. Ягоду ответственным за принятие всех мер.
Ваши предложения?.."
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ В 1926 году после тяжелой, продолжительной болезни Вячеслава Менжинского скоропостижно скончался председатель ОГПУ Феликс Дзержинский (на фото — члены коллегии ОГПУ у могилы шефа) |
И добавил в постскриптуме: "Считаю, что надо дать директиву быстрее вести следствие о заговорах в приграничных местностях и перестрелять заговорщиков".
Летом 1922 года состоялось и формальное назначение Менжинского на главное направление борьбы с врагами диктатуры пролетариата. Он стал начальником секретно-оперативного управления Главного политического управления (ГПУ), как называлось с этого времени лубянское ведомство.
Поначалу Менжинский без особо энтузиазма карал тех, с кем находился вместе в эмиграции. И председателю ГПУ приходилось прибегать к уловкам, чтобы убедить интеллигента бороться с интеллигенцией. К примеру, когда в 1922 году было принято решение о высылке из РСФСР не разделяющих большевистских воззрений деятелей науки и культуры, Дзержинский писал своему заму Иосифу Уншлихту: "У нас в этой области большое рвачество и кустарничество. У нас нет с отъездом Агранова лица, достаточно компетентного, который этим делом занимался бы сейчас. Зарайский слишком мал для руководителя. Это подручный. Мне кажется, что дело не сдвинется, если не возьмет этого на себя сам т. Менжинский. Переговорить с ним, дав ему эту мою записку".
Но постепенно шеф идеологической контрразведки начал входить во вкус порученного ему дела. И даже стал позволять себе иметь мнение, отличное от мнения Дзержинского.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Менжинский незримо присутствовал на всех показательных политических процессах 20-х годов (на фото — вынесение приговора обвиняемым по "шахтинскому делу") |
Одним из камней преткновения стал вопрос о сионистах. Когда в 1924 году эта тема в очередной раз готовилась к обсуждению на Политбюро, Дзержинский ознакомил со своим мнением замов — Менжинского и Ягоду: "Просмотрел сионистские материалы. Признаться, точно не пойму зачем их преследовать по линии сионистской принадлежности... Их партийная работа для нас вовсе не опасна — рабочие (доподлинные) за ними не пойдут, а их крики, связанные с арестами их, долетают до банкиров и 'евреев' всех стран и навредят нам не мало... Мы должны ассимилировать только незначительный процент, хватит. Остальные должны быть сионистами. И мы им не должны мешать под условием не вмешиваться в политику нашу..."
Однако ЦК решил продолжать преследования сионистов, и Менжинский поддержал именно партийное руководство, а не Дзержинского. В 1925 году председатель ГПУ вновь затребовал информацию о сионистах. Вот что писали ему с Лубянки:
"1) По всему СССР... сидят арестованными 34 сиониста. Москва — 1, Минск — 32, Ростов — 1.
2) Во внутрь СССР выслано всего 132 человека...
3) В концлагерь заключено всего 15 чел., сроком на три года каждый.
4) За границу выслано и разрешен выезд взамен ссылки всего 152 ч.
Что касается вопроса о неразрешении заменить ссылку выездом в Палестину... Наиболее активный элемент, член ЦК, Губкомов, у кого найдены серьезные материалы в виде антисоветских листовок, воззваний, типографий, в Палестину не выпускаем. Менее активный элемент в Палестину выпускается. Тактика эта основана на опыте борьбы с сионистами. Когда до конца 1924 г. мы преимущественно высылали в Палестину, это явилось серьезным стимулом для усиления нелегальной работы сионистов, так как каждый был уверен, что за свою антисоветскую деятельность он получит возможность поехать на общественный счет (сионистских и сочувствующих им организаций) в Палестину, а не расплачиваться за совершенное им преступление..."
И Дзержинский вновь попытался убедить Менжинского в своей правоте: "Все-таки я думаю, столь широкие преследования сионистов (особенно в приграничных областях) не приносят нам пользы ни в Польше, ни в Америке. Мне кажется, необходимо повлиять на сионистов, чтобы они отказались от своей к. р. работы по отношению к Советской власти. Ведь мы принципиально могли бы быть друзьями сионистов..."
Но борьба ОГПУ с сионистами продолжалась. И дело было отнюдь не в том, что Менжинский утратил свою патентованную исполнительность. Дзержинский стал ему не указ потому, что указом теперь был лично Сталин. Правильная политическая ориентация принесла Менжинскому и новое повышение по службе — в 1926 году, после кончины Дзержинского, он был назначен председателем ОГПУ.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ В 1935 году Генрих Ягода (справа от гроба) сменил на посту шефа Лубянки Вячеслава Менжинского (в гробу). Но уже через два года Ягода стал врагом народа, и его тоже пришлось менять |
Впрочем, эта ноша была Менжинскому явно не по силам. Слабое с юных лет здоровье не становилось лучше. Болели почки, мучила астма, не прекращались приступы стенокардии. Политбюро и до нового назначения не раз давало ему длительный отпуск для лечения, а потом еще и продлевало его. Наступали просветления, но в целом Менжинский чувствовал себя все хуже и хуже. Злые языки утверждали, что боли в сердце шеф Лубянки снимает с помощью морфия. Так ли это — неизвестно. Но выкуривал он, несмотря на астму, несколько пачек папирос в день. Итог был закономерным — инфаркт.
После выздоровления врачи предписали ему работать не более пяти часов в день и четыре дня в неделю. А выходные проводить "в полном отдыхе от служебных занятий". Но силы не возвращались. Приезжая на службу, Менжинский принимал посетителей и проводил совещания лежа на диване. И в 1929 году Политбюро предоставило ему рекордный — полугодовой — отпуск для поправки здоровья.
Оставшиеся без твердой хозяйской руки чекисты все больше ударялись в междоусобицы и коммерцию. Собственно, порядка в госбезопасности было немного и при Дзержинском. К примеру, в 1922 году рабоче-крестьянская инспекция доложила Дзержинскому, что его подчиненные изымают в таможне конфискованное у контрабандистов спиртное, причем замешаны даже члены коллегии ГПУ. Он тут же написал своему провинившемуся соратнику Станиславу Мессингу: "Приказываю прекратить эти безобразия, объявить мой строгий выговор тем лицам из органов Г.П.У., которые получали и требовали эти напитки из Таможни,— за их незаконные действия и за дискредитирование органов Г.П.У..."
После смерти Дзержинского стало еще хуже. Дело дошло до того, что Политбюро потребовало от ОГПУ отчета о деятельности созданных чекистами хозяйственных и торговых организаций с предоставлением их точного баланса. Но, с точки зрения ЦК, это было не самым тревожным из того, что происходило на Лубянке. В отсутствие настоящего хозяина в чекистских верхах развернулась борьба за влияние и власть. Формально дискуссия шла вокруг операции "Весна", в ходе которой начиная с 1930 года были арестованы тысячи командиров Красной армии. Часть руководства ОГПУ считала эти репрессии ничем не оправданными. В качестве арбитра выступил Сталин. В 1931 году недовольных перевели руководить другими ведомствами, а коллегию ОГПУ, как тогда было принято говорить, укрепили — то есть туда были назначены преданные лично Сталину люди.
Менжинский сохранил свой пост, хотя и просился в отставку. Его исполнительность помогала организовывать политические процессы, ликвидировать кулачество как класс и решать другие задачи текущего момента. Даже смерть Менжинского в 1935 году принесла пользу Сталину. Правда, не сразу. Когда следующий лубянский шеф — Ягода — стал отыгранной картой, его обвинили в отравлении предшественника. И Менжинский стал мучеником, погибшим от рук врагов народа.
*Настоящий материал продолжает серию публикаций о руководителях органов госбезопасности. Очерк об Александре Шелепине см. в #40 за 1999 год; о Лаврентии Берии — в #22 за 2000 год; о Филиппе Бобкове — в #48 за 2000 год; об Иване Серове — в #49 за 2000 год; о Юрии Андропове — в #5 за 2001 год; о Викторе Чебрикове — в #7 за 2001 год; о Владимире Семичастном — в #14 за 2001 год; о Генрихе Ягоде — в #26 за 2001 год; о Семене Игнатьеве — в #13 за 2002 год; о Викторе Абакумове — в #19 за 2002 год; о Владимире Крючкове — в #26 за 2002 год; о Феликсе Дзержинском — в #35 за 2002 год; интервью с Вадимом Бакатиным — в #48 за 2001 год; с Леонидом Шебаршиным — в #50 за 2001 год.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ