Гала-концертами в Москве и Санкт-Петербурге завершился XVI Международный конкурс им. П.И. Чайковского. Многие решения жюри, как и в советские годы, кажутся продиктованными не художественными резонами, а дипломатией.
Его масштаб, а также заданная им планка преследовали сразу несколько политических целей: с одной стороны, каждые четыре года конкурс демонстрировал всю трансконтинентальную мощь отечественной исполнительской школы, в послевоенные десятилетия и впрямь переживавшей свой золотой век. Одновременно за конкурсом была закреплена важнейшая дипломатическая миссия оазиса либерализма и свободомыслия: проходивший неподалеку от Красной площади турнир, в котором лучшие музыканты планеты соревновались друг с другом, а граждане одной шестой части суши и иностранцы были уравнены в правах, транслировал образ СССР как пространства плюрализма и свободы выбора, территории, где жесткие идеологические границы отсутствуют, а географические — преодолимы. Генетика конкурса имени Чайковского неразрывно связана с советским мифом, так что вскоре после падения империи пришел в негодность и ее культурный фасад: в лихие 1990-е конкурс погряз в коррупционных скандалах и навсегда, казалось, утратил былое международное реноме.
О политическом потенциале бренда Tchaikovsky власть вспомнила только десять лет назад. Предложив Валерию Гергиеву провести перезагрузку конкурса аккурат накануне 2010-х, руководство страны как будто предчувствовало, что очень скоро России вновь понадобится мощный инструмент культурной дипломатии. На восстановление репутации почтенного института в глазах мирового профессионального сообщества ушло шесть лет: если дебютный для команды Гергиева конкурс 2011 года вышел полуудачей, то успех четырехлетней давности превзошел все ожидания — гигантская конкурсная машина работала как часы, впервые за несколько десятилетий показывавшие точное музыкальное время. Добиться этого, конечно, было бы невозможно без колоссального административного ресурса — в плане господдержки у конкурса имени Чайковского на сегодняшний день действительно нет равных: на пару с худруком Мариинского театра в оргкомитете председательствует вице-премьер Ольга Голодец, а в начале июня конкурс даже удостоился отдельной президентской директивы, избавившей иностранных членов жюри от утомительной необходимости получать разрешения и патенты на работу в России.
Судя по результатам нынешнего года, большая политическая игра определенно стоила свеч. Счет просмотров интернет-трансляции на платформе Medici.tv пошел на десятки миллионов человек — еще недавно о таком интересе невозможно было и мечтать. Не в последнюю очередь связано это с тем, что этим летом конкурс впервые за полвека вышел на новые репертуарные рубежи: к основным четырем специальностям (фортепиано, скрипка, виолончель, сольное пение) добавились две новые — деревянные и медные духовые инструменты.
Еще одна революция — замена «живых» отборочных прослушиваний просмотром заявок на видео, как следствие — сокращение числа музыкантов, допущенных к выступлениям, и сокращение продолжительности самого конкурса: в 2015-м он шел чуть меньше месяца, в этом году — меньше двух недель. Конкурсные туры шли внахлест: вердикт судей участники узнавали около полуночи, чтобы продолжить борьбу через несколько часов утром того же дня.
В итоге ужесточение отбора и повышенный уровень международного внимания задали такой художественный градус, какого конкурс не помнил с конца 1980-х — и благодаря которому шестнадцатый по счету «Чайковский» уже вошел в историю.
Смысловая кульминация любого музыкального состязания — полуфинал, когда уже определены главные герои, но в игру еще не включилась большая политика и конкурсная иерархия определяется исключительно дарованием исполнителей. В этом году второй тур «Чайковского» напоминал по духу скорее не соревнование, а парад-алле молодых звезд — вроде феноменально одаренного тенора (а по совместительству еще и дирижера, и пианиста) Миграна Агаджаняна, ставшего открытием конкурса у вокалистов, или фаворитов скрипичного жюри — играющего за Бельгию 28-летнего Марка Бушкова и представляющего Россию 31-летнего Айлена Притчина. Эхо их выступлений в Петербурге и Москве будет еще долго звучать на зарубежной фестивальной сцене — не зря ведь в своей антикризисной программе Валерий Гергиев сделал особый акцент на превращении конкурса имени Чайковского в масштабную ярмарку кадров. Неслучайно в этом году сразу две судейские коллегии возглавляют опытные продюсеры — арт-директор легендарного нью-йоркского Карнеги-холла Клайв Гиллинсон и основатель престижного фестиваля в швейцарском Вербье Мартин Энгстрем.
За последние годы конкурс имени Чайковского и в самом деле сумел вернуть себе статус заметного игрока музыкальной индустрии. Но именно это настойчивое стремление к интеграции в глобальное культурное пространство выявило целый комплекс противоречий, определивших интригу конкурса-2019. С одной стороны, в не самой простой внешнеполитической ситуации «Чайковский» слишком заметно старается поддерживать свое космополитическое реноме, в результате чего многие решения жюри — по крайней мере в ключевой специальности, у пианистов — со стороны кажутся продиктованными не художественными резонами, а дипломатией. Только так можно объяснить появление в семерке финалистов очевидных аутсайдеров американца Кеннета Броберга и выступающего под французским флагом Александра Канторова: в их отсутствие с двумя важнейшими задачами, стоящими сегодня перед конкурсом — держать курс на респектабельность и на производство репутаций,— вполне бы справились два 20-летних лидера фортепианного марафона, китаец Ань Тяньсю и японец Фудзита Мао.
Главная же системная проблема нынешнего конкурса имени Чайковского оказалась связана, конечно, с выбором тех, кому в качестве финалистов и лауреатов состязания в ближайшие годы суждено будет представительствовать от имени России на мировом рынке. Основные надежды и экспертов, и публики во втором туре возлагались на 32-летнего Андрея Гугнина и 26-летнего Арсения Тарасевича-Николаева — зрелых и очень непохожих друг на друга артистов, игру которых сближает лишь одно общее свойство: оба пианиста отчаянно не желают вписываться в традиционный канон того, как на «Чайковском» должен выглядеть лидер «национальной российской сборной».
Как можно догадаться, барьер полуфинала не преодолел в итоге ни один, ни другой: почетная роль была изначально закреплена за 25-летним Константином Емельяновым, на поддержку которого околомузыкальная номенклатура бросила всю аппаратную мощь. В этом смысле вердикт жюри фортепианного конкурса оказался во многом показательным и говорящим что-то очень важное о культурной повестке сегодняшней России — в ситуации выбора между индивидуальностью, выходом за привычные рамки и между не слишком вдохновляющим следованием им победа чаще всего остается за теми, кто наиболее предсказуем и понятен.