Единственный в мире сельский бюст Чайковского, первый в России памятник Бальмонту, монумент Александру II, мраморный Чкалов, бетонный Горький, Пушкин, Белинский — в маленькой деревне ивановской глубинки памятников, кажется, больше, чем людей. Что-то селяне ваяют сами, что-то находят в лесу, как грибы…
Ноги Ленина
«Когда-то в этих местах были пионерлагеря,— объясняет Сергей.— Потом, в 90-е, ивановские текстильные предприятия разорились, их лагеря тоже закрыли. Власти потратили огромные деньги на снос построек и рекультивацию земель — чтоб и духу пионерского не осталось. Зачем надо было все разрушать? Не знаю. Но те, кто уничтожал здания, видимо, не рискнули раздавить в крошку и бюсты, которые когда-то стояли на здешних аллеях. Мы позже целый схрон памятников 1950-х годов нашли».
Мы ходим по густому лесу, где иногда среди сосен и зарослей земляники вдруг попадаются заасфальтированные дорожки — все, что осталось от былого советского великолепия. «А вот ноги Ленина»,— торжественно объявляет краевед.
На маленькой полянке действительно возвышаются каменные конечности в ботинках — определить, кому они принадлежали, трудно, но Сергей уверяет, что это точно ноги Ленина. «Видите, они будто идут вперед, к коммунизму! Да и голова его где-то тут валялась раньше. Но ее, видимо, какой-то ленинец нашел и себе в избу забрал».
Фермер Олег Бочкарев, спасавший Чайковского, тоже приглядел себе на территории бывшей детской здравницы несколько фигурок, выкрашенных «серебрянкой»: мальчик с медвежатами, девочка на пеньке и огромный медведь, убегающий от собак. Он отволок на тракторе скульптуры к своему дому в Алферьево и установил прямо перед воротами: облагородил территорию. Чайковского отвезли к сельскому храму. Решили: пусть полежит пока. Все ж не в лесу.
«Подними меня, Олег»
«Сидели мы в день села вот прямо тут, за столами на улице, праздновали, закусывали... И был мне глас! — гармонист-самоучка Олег Кобелев утверждает, что выпил тогда совсем немного.— Будто сам Петр Ильич из кустов мне молвил: "Подними меня, Олег! Разве это дело, что я, гений, валяюсь вот так? Я к людям хочу"».
Бюст Чайковского с металлическим штемпелем «Калужская скульптурно-художественная фабрика № 4» долго уже лежал в кустах, укутанный для сохранности в полиэтилен, никто не знал, что с ним делать дальше, после спасения. Местные активисты во главе с Потаниным несколько раз обращались в отдел культуры районной администрации за помощью в восстановлении бюста, но там им отказывали: денег нет, да и какое, мол, вообще отношение Чайковский к ивановской глубинке имеет? А в областном департаменте заявили, что нужно писать заявку на следующий год — дескать, нужны эксперты, которые оценят культурную ценность находки, потом — куча бюрократических процедур и тогда (может быть) алферьевцам выделят 5 тысяч рублей на их Чайковского...
«В общем, отложил я гармошку, не мог больше ни петь, ни играть,— вспоминает Олег Кобелев.— Так жалко мне стало композитора — я ж сам тоже песни, музыку сочиняю, коллеги, считай, мы с ним. И сказал я перед всем народом: все, беру отпуск, буду постамент Петру Ильичу делать».
Олег — строитель. А еще он кладет печи: «Шведки, голландки. Русскую печь, если с напарником, то недели за две могу сделать, и недорого возьмем, цены у нас тут не московские». Приглашают Кобелева и на юбилеи, на свадьбы: «За пятерочку поиграю на гармошке два дня». В общем, в районе он личность известная, без работы не сидит. А тут — бросил все, каждый день ходил к Чайковскому. Постамент сделал прочный, а труд свой описал стихами: «Камнем за камень, кирпич на кирпич — вновь возрождается Петр Ильич!»
Кирпич, кстати, пожертвовал хозяин местной пилорамы Владимир Астраханский, на остальные материалы и на памятную табличку скинулись всей деревней. «Если б не наши бабушки — не стоял бы здесь Чайковский,— уверен краевед Потанин.— Это они тогда за столом Олега поддержали, они дали кто сколько мог — 50 рублей, 100... В районе с культурой плохо: ни выставочного центра, ни дома ремесел, даже краеведческий музей закрыли. А в глухом селе, где прописано всего 40 жителей, и такая тяга к прекрасному! На табличке потому и написано: "Великому композитору от жителей села Алферьево"».
Даже в столичном музее «П.И. Чайковский и Москва» монументом заинтересовались, объявили, что это, скорее всего, единственный сельский бюст Чайковского в Центральной России, а может, и вообще в мире. Обычно подобные скульптуры ставят у музыкальных школ, филармоний, консерваторий, но Чайковский посреди маленькой деревни, затерявшейся в лесах, это что-то невиданное.
Вскоре у бюста организовали православно-музыкально-поэтический фестиваль «Алферьевские зори». Приехала вокальная группа из соседней деревни, глава Тейковского района, чиновники, местная интеллигенция. Тейковская ракетная дивизия даже прислала духовой оркестр. Ольга Кобелева, жена гармониста, услышавшего глас, всю ночь пекла для участников фестиваля пироги: «Сто штук с капустой, с картошкой и еще один большой, сладкий. До пяти утра не спала!.. Все из своих запасов, из чьих же еще? Стараемся мы что-то сделать для своего Алферьева, а как же? У нас тут с Олегом девять родных могил — и теперь еще наш Петр Ильич».
Буревестник нужен?
После Чайковского алферьевцы нашли в лесу и Пушкина. Ему пришлось «приделывать носик» и часть волос — бюст реставрировали тоже на народные деньги. «Схема у нас уже была отработана,— отчитывается Потанин.— Кирпич от Астраханского, цемент — за свои. И так удачно Александр Сергеевич у нас в кленах встал: осенью тут все в багрянце — красота!» На табличку, правда, денег пока нет, солнце русской поэзии обозначено заламинированным бумажным листом формата А4, на котором написано «И долго буду тем любезен я народу...». Народу Пушкин действительно любезен. Бабушки иной раз цветы ему приносят. Районные поэты недавно, в День русской словесности, сюда приезжали, стихи читали: «Ты не нищая, Россия, У тебя ведь Пушкин есть!», в храме молебен отстояли, чайку им налили, Олег на гармони сыграл — очень хорошо их встретили. Где их еще так уважат? Да и селяне гордятся: не куда-нибудь, а в Алферьево поэты едут, вот где центр культурной жизни района-то.
Мраморный бюст Чкалова работы 1939 года обнаружили в лесу и забрали себе ракетчики. Потом подумали-подумали: мы ж ракетные войска, зачем нам в части летчик — и отдали Валерия Павловича тоже в Алферьево. Теперь он вместе с Белинским «в обнимку» лежит в кустах у храма, ждет своего мастера, чтобы подать глас. «А вы поищите сейчас Белинского по стране — может, и не найдете,— размышляет Сергей Потанин.— Может, он у нас один такой! Лет 50 пройдет, и точно таких памятников нигде не будет. Поэтому надо их сберечь».
А вот на побитого Горького алферьевцы уже собрали 10 тысяч рублей. «Максим Горький у нас теперь лечится на улице Карла Маркса»,— радостно объявляет мастер-отделочник Владимир Столяров. Мастер уже подправил изваянию нос, приделал ухо, зашпаклевал, покрасил. Осталось только пристроить бетонного писателя куда-нибудь. Хотели подарить его местному районному училищу — не берут. Районная библиотека тоже отказывается — да и куда им, сами в общежитии со своими книгами ютятся. «В советское время мыслимо ли такое было бы, чтоб мы ходили и просили: "Вам буревестник революции не нужен?"»,— возмущается краевед Потанин. А сейчас Горький не в моде. Наверное, придется устанавливать его в Алферьево. Где ж еще? Из памятников здесь уже сформировалась целая Аллея российской славы.
Этим летом Потанин расстарался и при поддержке общества развития русского исторического просветления «Двуглавый орел» организовал еще и установку памятника императору Александру II. Когда-то в селе уже был памятник царю-освободителю — деньги на него тоже были собраны «благодарными крестьянами Алферьевского прихода». Но после революции, как объясняют старожилы, «царя снесли» — и следов не найти. Вот и решено было восстановить историческую справедливость. «Это единственный бюст представителю царской фамилии Романовых на территории современной Ивановской области,— восторженно сообщили в местной прессе.— Причем необходимо заметить, что это событие происходит, как и прежде, по инициативе простых граждан».
Что удивительно — простая гражданка Алферьево перед самой установкой памятника выкопала у себя на огороде осколок металлической таблички с непонятными словами: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд...» Оказалось, что это текст манифеста об отмене крепостного права — он, по всей видимости, и висел когда-то на том самом, старом изваянии... Кругом знаки.
«Для деревни сойдет»
Стоит в аллее и бюст Константина Бальмонта. Местные активисты выяснили: предводитель Шуйского дворянства Иван Шмидт, чья усыпальница находится за местным храмом, является дальним родственником поэта — когда-то Алферьево принадлежало Шуйскому уезду, а Алферьевский приход насчитывал более 2 тысяч душ. Так, может, и Константин Дмитриевич тоже тут у родича в поместье бывал? В любом случае, он же сам писал: «Мне ненавистен гул гигантских городов». Хотел человек оказаться в «тишине уединения» — вот пусть и стоит в сонном Алферьево, где ни дороги, ни автобуса, ни школы, ни магазина, ни гула.
Бюст в честь 150-летия со дня рождения поэта предложил сделать пенсионер Александр Лебедев. Народный умелец, художник-оформитель, раньше лепил из глины фигурки зайцев и медведей, а тут сразу стал автором первого в России памятника прославленному символисту.
Слепил Бальмонта буквально из того, что было: песка накопал на кладбище, проволоку нашел на свалке, два мешка цемента купил с пенсии: «Такая скульптура по современным госрасценкам о-го-го сколько бы стоила! Вон литовский Бальмонт, что возле российского посольства стоит, обошелся в 2 млн евро — а я делал от души и бесплатно. Не все измеряется золотом!»
Бюст с помпой открыли во время очередного сельского праздника, и кто-то из гордых алферьевцев опубликовал фотографии в соцсетях. Но там творение подняли на смех: «А-ха-ха, мягко говоря — на Бальмонта не похож», «Какой ужас! Скульптор сам-то понял, что слепил?», «Это что? Детская поделка из пластилина?», «Зато ворон пугать будет», «Для деревни сойдет». Впрочем, нашлись и те, кто поддержал деревенского ваятеля: «Пусть бюст не отражает внешнего сходства, но стихийная отрешенность мятежного поэта есть. Тем более сам Бальмонт со своей символистской необузданностью намеренно отступал от классической меры».
Однако этот неоднозначный памятник лишь добавил Алферьеву популярности — отдыхающие из соседних санаториев специально ходят смотреть на «странного дядьку», бывает, что и из Иваново гости заезжают. Все хотят сделать селфи с потрескавшимся Бальмонтом. Местные власти, перепугавшись, даже расчистили заросли, высадили новые деревья, посыпали дорожки гравием, установили лавочки и сообщили районной газете, что в парке «придали творческое направление оформлению».
А непризнанный скульптор Лебедев долго не горевал. Тоже сочинил стихи: «Легко судить, кто сам не может, и денег нет, и совесть гложет, что столько лет прошло с тех пор — никто не взялся за раствор!» Недавно памятник Бальмонту открыли на родине поэта, в городе Шуе: журналисты сообщают, что это первый памятник гению Серебряного века в России, и даже не вспоминают, паразиты, про Алферьево. Но автор не обижается: «Я еще в детстве, 70 лет назад, разучился обижаться», да и на критику своего творчества старается внимания не обращать: «Я не считаю, что мой Бальмонт не имеет сходства с прижизненным. Мне хотелось показать его грустным, пусть и больным, чтоб люди знали, какой ценой достается слава». Селяне согласны: художник так видит. В конце жизни поэт действительно был уже опустившимся, оголодавшим, страдавшим от психического заболевания. Вот он такой и получился — тот самый измученный Бальмонт, который писал: «Я жалею, что жил на Земле».
Фамилия, как у Путина
Краевед Потанин, конечно, главный вдохновитель всех алферьевских инициатив. Он придумывает праздники. Он сподвиг народ и на очистку источника 1914 года, освященного в честь былинного богатыря и святого Илии Муромца Печерского, и на восстановление алферьевского храма Святителя и Чудотворца Николая. Он организовал установку мемориальной доски репрессированному настоятелю храма, памятный столп герою войны 1812 года подпоручику Немчинову, крест на братской могиле ленинградцев-блокадников, которые умерли по дороге из эвакуации...
Потанин же убедил местных жителей огородить старую сосну на окраине деревни, в поле — многие считали, что это обычное межевое дерево, обозначавшее когда-то границу земель двух помещиков. Но краевед доказывает, что, по преданию, во времена польской интервенции под этим деревом о спасении Отечества молились два монаха из разоренных скитов, Алексей и Елевферий: от их имен, мол, и произошло старое название Алферьева — Елевферьево-Алексеевское. А откуда возникли слухи о том, что если женщина приложится к сосне, то исцелится от бесплодия, неизвестно. Может, сам Потанин их и распускает, чтоб паломников в родное село завлечь.
Что точно он сделал — это с помощью Сергея Юдина, местного резчика по дереву, установил рядом небольшую часовенку и выдвинул 500-летнюю сосну на конкурс «Российское дерево года – 2019», даже нас, корреспондентов, убедил на сайте проголосовать: «Вы только представьте: если мы победим, то к сосне и к селу, может, проведут дорогу, построят рядом гостиницы для паломников, кафе, сувенирные лавки, откроют музей. Мы устроим фестиваль "Главное дерево России", начнем смолу и хвою продавать — они ж целительные... Крестьяне тут же яблочки свои вынесут, молочко... Алферьево оживет!»
Пока краевед договорился только с местным санаторием, который еще работает в нескольких километрах от Алферьево, предложил проложить через село пешую эколого-историческую тропу: «А то что они просто так с палками по полям шастают? Скандинавская ходьба? Зачем, если можно с экскурсоводом пройти к русской сосне, приложиться, помолиться в часовенке? Потом пройти по полям в Алферьево, в Аллею российской славы, в храме свечки поставить, из источника целебной водицы испить. Потом к кресту на братской могиле — он у нас мироточит! Потом за медом к нашему пасечнику... Вот, кстати, сейчас к пасечнику зайдем, тоже личность уникальная, наш помощник, активист. У него фамилия, как у Путина,— Медведев».
Пасечник Вячеслав Медведев, наверное, единственный алферьевец, который уже начал получать доход от культурных объектов села. Отдыхающие, которых раз в неделю сюда приводят из санатория, редкие туристы, узнающие об удивительном селе из местной прессы, паломники — все стараются купить у него мед. Тоже, конечно же, лечебный, живительный, уникальный — как и все в Алферьево. «Раньше у меня русские пчелы были,— признается пасечник Медведев.— Среднерусская порода пчел, темные такие. К холодной зимовке самые привычные, но ох и злые! Мимо не пройдешь! Так я их продал. Приехал мужик из другого района, говорит: "Ко мне медведь повадился, ульи разоряет, продай мне самых агрессивных пчел!" Ну я ему их и сбагрил. А себе немцев взял. Это невозмутимая порода — вон, бери рамку, вынимай, забирай, что хочешь делай, они возникать не будут, за родной дом умирать, как русские, не станут».
Мы сидим в рубленой избе, пьем чай. «Это разнотравье, наше все,— объясняет хозяин, наливая в тарелку мед,— одуванчик, медуница, клевер, малина, василек. А темно-золотистый мед такой, потому что шалфей цвет дает». Над столом — портреты всех Медведевых, начиная, кажется, еще с тех лет, когда только был изобретен фотоаппарат. Окна открыты — за ними виден источник, который освятили в год начала Первой мировой. «Торопились, чтобы деревенские мужики успели выпить святой родной воды и выжили,— говорит Сергей Потанин.— На войну ведь забирали — куда денешься? Но почти никто не вернулся...»
Чуть дальше, на горке, виднеется храм с мемориальной доской в честь расстрелянного в сталинские времена протоиерея Сперанского, за ним — стела с именами всех селян, погибших в Великую Отечественную, рядом лежит герой 1812 года, а там уж и царь, освободивший крестьян и убитый народовольцами, Чайковский, Пушкин, умерший в изгнании Бальмонт, Белинский с Чкаловым в кустах, фермер Бочкарев со своими пионерскими медведями, на горизонте темнеется лес с ногами Ленина, а на опушке леса — сосна, то ли вправду укрывавшая монахов, бежавших от польских интервентов, то ли нет. Да и не важно — все это в самом центре Центральной России уже просто есть, как дикое разнотравье. И куда от этого денешься?