премьера кино
Впервые в российский прокат вышел палестинский фильм, "Божественное вмешательство" (Yadon Ilaheyya, 2002) Элиа Сулеймана. МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ считает его самым крупным внешнеполитическим успехом палестинцев за все годы ближневосточного конфликта.
"Божественное вмешательство" раз и навсегда излечивает от высокомерного отношения к политически ангажированному искусству третьего мира, сложившегося еще в 1970-х, когда МКФ и "Иностранка" кормили народ национально-освободительной борьбой. Казалось бы, что может снять режиссер из несуществующей страны, свыше 50 лет не выпускающей из рук оружие и доведенной до самоубийственного ожесточения? В лучшем случае "синема-веритэ", снятое дрожащей камерой: песни партизан, бомбы да туман. Но именно благодаря изгнанию Сулейман, сын палестинского лидера времен войны 1948 года, стал гражданином мира, лектором американских университетов, любимцем французских продюсеров и своими фильмами шутя победил в эстетическом споре достаточно провинциальное израильское кино. Кстати, он лучший друг его лидера Амоса Гитаи: им делить нечего.
Шок вызывает то, что снял он комедию, хотя и печальную, и комизм ее чисто визуального свойства, элегантный поклон мэтрам жанра. Палестинская деревенька близ Назарета, ничем, наверное, не отличающаяся от еврейского местечка, с окаменевшими на стульях стариками, соседями, изо дня в день, из столетия в столетие перебрасывающими мусор с одного огорода на другой, дышит той же невозмутимой, вековой, уютной абсурдностью бытия, что и грузинские фильмы 1960-х. Сыгравший главную роль Сулейман, тонколицый красавец с удивленно поднятыми бровями, напоминает Бастера Китона. Не только внешне. Китону приходилось, не теряя лица, в одиночку управляться то с пароходом, то с паровозом. Сулейман так же безнадежно старается управиться с механизмом ненависти.
Израильтяне показаны с таким же наивным изумлением, что и старые арабы, даже при смерти не желающие отказываться от вредных привычек и степенно прогуливающиеся, попыхивая крепким табаком, по больничным коридорам, волоча за собой капельницы. Солдаты засматриваются на палестинскую секс-бомбу. Вслед за ними "поворачивает голову" и, не выдержав, рушится пулеметная вышка. Израильский офицер, наверное, неплохой, но перебравший парень, честно пытается разогнать пробку на блокпосту. Действуя в соответствии с армейской логикой, заставляет водителей меняться машинами и пиджаками, доводит бардак до апогея и, весьма довольный собой, пританцовывает под ручку с кем-то из палестинцев, упоенно выкрикивая в мегафон команды. Все бы ничего: такой безобидный абсурд заложен в природе вещей. Но на Ближнем Востоке этот абсурд возведен в квадрат человеческими усилиями. Все эти блокпосты, стены, вышки насилуют саму природу, саму землю. Герой живет на территории палестинской автономии, его возлюбленная — в Израиле. Когда границу в очередной раз перекрывают, они могут встречаться только на ничейной земле паркинга и сидеть часами, молча взявшись за руки. А что тут скажешь? Сулейман и здесь удерживается от пафоса: получается одна из самых впечатляющих любовных сцен в современном кино.
Но было бы в высшей степени нечестно, если бы он показал палестинцев лишь страдающими овечками. Мотив террора, неизбежного и необратимого, входит в фильм не сразу. Просто скопившееся в воздухе напряжение не может не вырываться наружу. Выброшенная в окно автомобиля абрикосовая косточка взрывает стоящий на обочине танк. Подруга героя оборачивается во вставном эпизоде кувыркающейся в воздухе ниндзя, жонглирующей "лимонками" и в одиночку побеждающей столь же фантасмагорический израильский спецназ, похожий на бродвейский кордебалет. Конечно, никакой это не призыв к насилию, чего к нему призывать, а попытка объяснить, как политическая безнадега может довести до греха кого угодно. "Божественное вмешательство" — самая крупная внешнеполитическая победа палестинцев за многие годы. Для зрителей, уставших от кровавой демагогии противоборствующих сторон, палестинское дело теперь имеет шансы ассоциироваться не с фанатиком, палящим от восторга в воздух 11 сентября, а с маленьким интеллектуалом, обнимающим подругу на ночном паркинге.