Новые книги

Выбор Игоря Гулина

 


Расселл Хобан Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт

Фото: Додо Пресс – Фантом Пресс

Фото: Додо Пресс – Фантом Пресс

У прозаика Расселла Хобана двойное литературное гражданство и связанная с ним особенная пограничная репутация. Будучи вполне успешным американским детским писателем, он в конце 1960-х перебрался в Британию и только там начал писать романы для взрослых. Помимо сугубо биографических причин, у этого переезда явно были и художественные мотивы. Хобан хотел писать европейскую прозу — подчеркнуто нереалистическую, наполненную дендистскими каламбурами и мифологическими аллюзиями, эксцентричную, но укорененную в большой культуре. К началу 1970-х эта манера уже казалась немного старомодной. Игра в высокий модернизм оставалась игрой, стилизацией и не могла стать вполне серьезной литературой. Поэтому Хобана часто записывали в авторы фэнтези. Действительно, его книги представляют собой нечто среднее между упрощенным Джойсом и претенциозной версией Нила Геймана. Вероятно, именно благодаря этому пограничному положению в англоязычном мире вокруг книг Хобана возникла своего рода фанатская культура. В России выходила только одна детская книга Хобана — «Мышонок и его отец». В этом сборнике — два его первых взрослых романа.

Действие вышедшего в 1973 году «Льва Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов» происходит в странном мире, будто бы зависшем между современностью и древностью. Боаз и Яхин — имена столпов притвора храма Соломонова, ворот веры и знания. Эти священные слова составляют имена героев — стареющего картографа Яхин-Боаза и его сына-подростка Боаз-Яхина. Они обитают в стране, напоминающей Израиль или скорее древнюю Иудею, если бы та стала вдруг современным государством. Оба путешествуют оттуда в столь же полуфантастическую Европу. Отец бежит первым, сын отправляется за ним. Обоих манит и преследует лев.

Львы в мире Хобана — нечто вроде мамонтов. Они давно вымерли, стали почти мифическими животными. Но в бегстве отца и погоне сына мечта о льве становится плотью. Этот оживший лев несет смерть и жизнь, в нем воплощается труднодоступная полнота бытия — он и есть та истина, что стоит между священными столпами отца и сына. В промежутках между общением с мистическим животным герои размышляют о путях жизни, разговаривают с дорожными попутчиками, заводят романы, встречают и теряют знакомых. В общем-то, несмотря на библейский пласт, придающий тексту модернистскую мифологичность, на немного наивные заигрывания с психоанализом, на льва, в конце концов, эта книга — очень простой роман взросления и старения. Все, что должно служить углублению, скорее оказывается орнаментом на знакомой истории о юноше, ищущем дорогу, и старике, мечтающем вернуть молодость.

Во втором романе Хобан ушел от этого умеренно магического реализма в более радикальную сторону. Его герой по имени Кляйнцайт, то есть «маленькое время» (small time — по-английски «пустышка, посредственность»),— неудачливый клерк рекламного агентства. Только что уволенный, он попадает в больницу с воспалением гипотенузы. Соседи по палате болеют столь же странными вещами из области физики и геометрии. Вскоре Кляйнцайт начинает разговаривать с богом, смертью и словом, покупает ксилофон и отправляется попрошайничать в метро, начинает писать стихи и следует за таинственной вереницей желтых бумажек. Сюжет тонет в вихре каламбуров. Хобан пытается сделать с Лондоном 70-х примерно то же, что Виан с Парижем 40-х в «Пене дней». Однако меланхолический абсурдизм вновь сменяется несколько напыщенной вариацией на мифологические темы. Кляйнцайт оказывается Орфеем, только с счастливой судьбой: он возвращается из ада с песней и с молодой медсестрой, а роман оказывается еще одной довольно незамысловатой притчей об обретении маленьким человеком себя.

Издательство Додо Пресс — Фантом Пресс Перевод Валерий Вотрин


Евгений Штейнер Что такое хорошо: Идеология и искусство в раннесоветской детской книге

Фото: НЛО

Фото: НЛО

Искусствовед Евгений Штейнер известен как японист, однако в этой книге он отходит от своей основной специальности. Она посвящена самому интересному периоду в истории русской детской литературы — 1920-м годам, в первую очередь — взаимоотношениям детской книги и авангардного искусства. Первая ее версия под названием «Сказки для маленьких товарищей» вышла по-английски 20 лет назад и во многом открыла революционную детскую литературу западному миру. Этот вариант — переработанный и расширенный. Появляется он уже на совсем другом фоне: существует масштабный культ раннесоветской детской книги, выходят многочисленные переиздания, устраиваются выставки, однако внятных исследований по-прежнему не хватает.

Штейнер начинает с экспериментов в супрематизме для детей, открытых знаменитым «Сказом про два квадрата» Лисицкого, рассказывает о том, как конструктивистские понимание пространства, радикальная редукция форм, установка на использование искусства как инструмента для воспитания нового человека влияли на внешний вид, жанровую систему и идеологию детской литературы. О том, как настороженно реагировали на авангард сами маленькие читатели, о напряженном диалоге с властью. В общем-то, эти сюжеты неплохо известны, они повторяют процессы во «взрослом» искусстве. Интереснее всего описание расхожих мотивов советской детской литературы: эволюция важнейшего для эпохи образа паровоза, разнообразие маленьких чернокожих угнетенных в сюжетах о грядущей мировой революции, участие детей в деятельности ГПУ, рождение первых революционных роботов и т.д.

Несмотря на объемный и очень интересный материал, аналитическая составляющая книги оставляет желать лучшего. Штейнер умеренно ловок в формальном анализе, но там, где дело доходит до идеологии, основного сюжета его книги, она становится удивительно примитивной. Главная проблема Штейнера — он относится к своим героям с высокомерным снисхождением, постоянно подчеркивая их слепоту, интеллектуальную и моральную неполноценность. Авангардисты для него — наивные, но опасные идеалисты, разрушающие человеческие ценности и природную гармонию, отнимающие у ребенка настоящее детство, помещающие его в казарму конструктивистских линий, от которой недалеко до ГУЛАГа. Подавление авангарда в 30-х — прямое, заслуженное последствие его собственных чаяний. Из-за этого все самые интересные новации в детской книге 20-х оказываются у Штейнера не более чем курьезами и кунштюками. Вместо исследования потрясающей культуры получается поверхностный памфлет.

Издательство НЛО


Асгер Йорн Естественная история рая

Фото: Jaromir Hladik press

Фото: Jaromir Hladik press

Датчанин Асгер Йорн — талантливый художник, сочетавший абстрактный экспрессионизм с неодадаизмом, коммунист, яростно критиковавший сталинский СССР, близкий друг Ги Дебора и один из видных деятелей Ситуационистского Интернационала, философ-анархист, писавший диковинные работы по экономке, религии и политическому применению математики, а также основатель Скандинавского института сравнительного вандализма и изобретатель трехстороннего футбола. Написанная в 1964 году «Естественная история рая» — первая его книга, переведенная на русский. Это небольшой трактат по вопросам пола. Точнее, пародия на трактат: теология, социология, теория эволюции, психоанализ, марксизм, экзистенциалистская философия и история европейской культуры сталкиваются и издеваются друг над другом, сплавляются в один до крайности плотный паранаучный язык.

Вопрос, занимающий Йорна: как получилось, что мужчина в современном мире чувствует себя настолько жалким, почти недееспособным существом? Чтобы разобраться в этой проблеме, стоит изучить ее корни, а для этого — отправиться в глубь веков, к первому мужчине и первой женщине. Название книги точнее перевести как «Естественное Бытие»: по сути, это кощунственная версия Священного Писания. История Адама и Евы излагается как история происхождения видов — отношений конкуренции, симбиоза и взаимного пожирания двух самых успешных животных планеты. История эта имеет циклическую структуру. Согласно Йорну, идея первородства мужчины была придумана задним числом. Вначале была женщина, и многие тысячелетия были эпохой ее могущества. Это легко доказывается на примере бактерий, насекомых и особенно вшей. Затем паразитический вид мужчин вступил в свое правление, но ныне его власть подходит к концу. Вид отмирает, и единственный его шанс — поиск новой среды обитания (космоса) и эволюция в новое существо (сверхчеловека). Впрочем, к космизму и ницшеанству Йорн также относится с большой иронией. Воспринимать это пророчество всерьез не очень получается.

Издательство Jaromir Hladik press Перевод Виктор Лапицкий


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...