«Нам сейчас остро нужен политический импульс»

21 июля на Украине состоятся досрочные выборы в Раду. За ними будут внимательно следить и в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ): генеральный секретарь этой объединяющей 57 стран структуры Томас Гремингер убежден, что именно сейчас открывается «окно возможностей» для прогресса в урегулировании конфликта вокруг Донбасса. О том, что позволяет ему надеяться на рывок в выполнении минских договоренностей, почему до сих пор ни один из их пунктов не выполнен и кто мешает работе ОБСЕ на Украине, Томас Гремингер рассказал корреспонденту “Ъ” Елене Черненко.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Российские официальные лица говорят, что, несмотря на определенные позитивные сигналы, содержавшиеся в первых выступлениях Владимира Зеленского, ситуация в Донбассе остается сложной и выхода из тупика не намечается. А вы как оцениваете первые шаги нового президента Украины? И что вы ожидаете в этой связи от предстоящих парламентских выборов на Украине?

— У меня сложилось впечатление, что Владимир Зеленский искренне привержен тому, чтобы интенсифицировать усилия по урегулированию конфликта. Он ясно дал понять, что хочет прогресса на этом направлении.

И определенный прогресс мы уже видим: речь о разведении сил в населенном пункте Станица Луганская.

Это показывает, что наличие политической воли может сдвинуть с мертвой точки давно буксующие договоренности, что стало возможным в том числе благодаря вкладу Владимира Зеленского и его представителя, экс-президента Украины Леонида Кучмы.

Выборы (в Раду.— “Ъ”) покажут, сможет ли президент получить дополнительную поддержку для своей новой политики в виде парламентского большинства.

Для ОБСЕ урегулирование кризиса на Украине и вокруг нее остается ключевым приоритетом. Поэтому я призываю все стороны, а также тех из нас, кто поддерживает усилия, направленные на урегулирование конфликта, воспользоваться открывающимися сейчас возможностями для того, чтобы поддержать новую динамику. Явно, что в этот процесс необходимо внести новый политический импульс.

— Вы упомянули разведение сил у населенного пункта Станица Луганская. Считаете ли вы, что успех на этом направлении позволит наконец развести силы у Петровского и Золотого, как о том договаривались ранее?

— В любом случае это хорошая отправная точка. Мы надеемся, что сможем еще дальше развить этот первый успех. Так что мой ответ — да.

— Но представители самопровозглашенных народных республик утверждают, что уже несколько десятков раз сигнализировали украинским военным свою готовность к отводу сил в этих местах, а те не реагировали.

— Как я уже говорил, сейчас у нас есть окно возможностей, и я призываю все стороны воспользоваться этим. Нет смысла делать упор на поиске виновных (в том, что было.— “Ъ”). Нужно проявить политическую волю и двигаться вперед к полной имплементации всех положений минских договоренностей.

— Сообщалось, что вы намерены встретиться с новым президентом Украины. Дата уже намечена?

— Я жду встречи с президентом Зеленским и действительно планирую посетить Украину, но не до парламентских выборов. Как только дата поездки определится, я обнародую эту информацию.

— Ряд российских СМИ сообщали, что весной вы призвали Киев установить прямой диалог с представителями непризнанных республик. Так ли это? Будете ли вы убеждать украинские власти предпринимать конкретные шаги в этом направлении?

— Я никогда не призывал к прямому диалогу с этой точки зрения.

Но я действительно неоднократно говорил, что необходимо интенсифицировать диалог между всеми подписантами минских договоренностей в рамках трехсторонней контактной группы.

Ее члены, как вы знаете, регулярно встречаются и обсуждают реализацию соглашений. И я призываю участников переговоров еще более активно пользоваться возможностями, которые предоставляет эта платформа.

— А в Донбасс вы поедете? Или только в Киев?

— Да, такие планы, касающиеся и того и другого, есть. Я также хотел бы посетить Специальную мониторинговую миссию в Донбассе.

— И за линию разграничения поедете, в Донецк и Луганск?

— Над детальным планом поездки мы еще работаем.

— Представители ОБСЕ высказывались против судебного преследования украинскими властями журналиста Кирилла Вышинского, но он остается за решеткой.

— Я сам, а также представитель ОБСЕ по вопросам свободы СМИ Арлем Дезир действительно неоднократно публично говорили о деле Вышинского. Арлем Дезир привлекал внимание к этой ситуации в своем докладе Постоянному совету ОБСЕ 4 июля.

Между тем я хочу подчеркнуть, что ОБСЕ выступает за освобождение и других представителей СМИ, находящихся в заключении. В этом плане для нас неважно, какой они национальности и где находятся. Арлем Дезир, в частности, регулярно поднимает вопрос и о судьбе (задержанных российскими властями.— “Ъ”) украинского режиссера Олега Сенцова и журналиста Романа Сущенко. Он работает по всем случаям, связанным с ограничениями свободы СМИ, с одинаковым вниманием. При этом он постоянно подчеркивает, что борьба с пропагандой не должна вступать в противоречие с международными стандартами свободы прессы и использоваться для вмешательства в работу журналистов.

— Специальная мониторинговая миссия ОБСЕ вот уже более пяти лет работает на Украине. Как вы оцениваете ее работу?

— В мандате миссии сказано, что она призвана способствовать снижению напряжения, становлению мира, стабильности и безопасности. В частности, она должна наблюдать за ситуацией на местах и докладывать о ней, способствовать диалогу между всеми сторонами конфликта, содействовать нормализации обстановки в регионе. Мне представляется, что благодаря миссии удалось не допустить дальнейшей эскалации конфликта. И это большой успех.

Кроме того, миссии удалось смягчить последствия конфликта для гражданского населения.

Я говорю, в частности, о том, что миссия способствует установлению «окон тишины», что, например, позволяет провести необходимые ремонтные работы на множестве поврежденных жизненно важных объектов гражданской инфраструктуры. Это помогло тысячам гражданских лиц по обе стороны линии разграничения, продолжающим страдать от последствий противостояния.

Но нам не удалось приблизиться к долгосрочному прекращению огня. Основополагающие причины нарушения режима перемирия не устранены: тяжелые вооружения не отведены, вооруженные силы не разведены.

То же самое можно сказать об урегулировании самого конфликта. Мы уже несколько лет топчемся на месте.

Очевидно, что для имплементации как базовых, связанных с безопасностью, положений минских соглашений, так и политических пунктов до сих пор не хватало политической воли.

В этом плане нам сейчас остро нужен политический импульс. От «нормандской четверки» или, например, от контактов между Москвой и Вашингтоном. Нам надо двигаться вперед.

— С какими проблемами сегодня сталкивается миссия?

— Я бы выделил три основные проблемы. Во-первых, сотрудники миссии продолжают сталкиваться с ограничениями своей свободы передвижения. Наблюдателям должен быть обеспечен свободный и безопасный доступ по всей Украине — как на территориях, контролируемых властями (Украины.— “Ъ”), так и в областях, неподконтрольных им. И с этим у нас большая проблема.

— На какой из территорий возникают основные сложности?

— Около 70% случаев ограничения свободы передвижения наблюдателей было зафиксировано на территории, неподконтрольной властям.

Во-вторых, я бы отметил ситуацию с обеспечением безопасности и охраны наблюдателей.

Представители миссии продолжают подвергаться серьезным рискам, подчас попадая под перекрестный огонь. Таких инцидентов за минувшие недели было несколько.

Это должно прекратиться.

Ну и в-третьих, мы продолжаем сталкиваться с неуважительным отношением к оборудованию и прочему имуществу миссии. Наши беспилотные летательные аппараты должны иметь возможность мониторить ситуацию без того, чтобы их сигналы подавлялись, а они сами подвергались обстрелам. За последние полгода мы потеряли множество дронов, в том числе как минимум восемь с малым радиусом действия.

— Вы уже отметили, что не выполняются и политические пункты минских соглашений. Москва убеждена, что ответственность за это несет Киев, поскольку украинские власти установили социально-экономическую блокаду самопровозглашенных республик, ввели дискриминационный закон о языке, оказывают давление на церковь. Все это, как говорят российские официальные лица, идет вразрез с Минском. А вам как видится эта ситуация?

— Да, действительно, ни одно из положений минских договоренностей до сих пор полностью не имплементировано. Но ни одна из сторон не демонстрирует в этом плане необходимого уровня политической воли. Поэтому я не хотел бы вовлекаться в игру с поиском виновных.

У каждой из сторон конфликта есть свой изощренный нарратив относительно того, почему именно другая сторона виновата в отсутствии прогресса.

Вы упомянули некоторые из проблем. А вот другая сторона в такой ситуации напомнила бы о неправомерно проведенных (на территории самопровозглашенных республик.— “Ъ”) выборах, прошедших осенью прошлого года, и массовой выдаче жителям региона российских паспортов. Нам надо ко всем положениям минских договоренностей относиться серьезно и, пользуясь нынешним окном возможностей, о котором я уже говорил, активизировать работу по их имплементации.

— А как вы сами относитесь к инициативе Москвы по массовой паспортизации жителей Донбасса? Это нарушение минских договоренностей, как утверждают украинские власти?

— Я не стану вдаваться в правовую оценку этих действий. Но я бы сказал, что с политической точки зрения это было воспринято негативно, учитывая то, что о паспортизации было объявлено через несколько дней после проведения выборов президента Украины. То есть в то время, когда все надеялись увидеть из Москвы сигналы, направленные на установление контакта и создание положительной атмосферы, которая способствовала бы будущему сотрудничеству. А паспортизация послала противоположный сигнал.

— Ряд стран ОБСЕ призывают провести саммит организации, поскольку главы государств и правительств не встречались с 2010 года. Нужна ли такая встреча и реально ли ее созвать?

— Да, призывы провести саммит были. Это интересное предложение. Но надо иметь в виду, что в ОБСЕ 57 стран и организация принимает все решения на основе консенсуса. Конечно, саммит дал бы ОБСЕ возможность публично заявить о своих позициях, привлечь дополнительное внимание глав государств и правительств к своей повестке, послать те или иные политические сигналы. Но в то же время от саммита явно ожидали бы каких-то конкретных результатов. Мое политическое чутье подсказывает мне, что созвать такое мероприятие мы сможем, только если достигнем прогресса в урегулировании конфликта на Украине и вокруг нее.

— Российско-американский Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности уже 2 августа перестанет существовать, скорее всего, не будет продлен и Договор об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений. Как это отразится на безопасности в Европе?

— Обрисованная вами перспектива не может не вызывать сожаления. Сложившаяся ситуация — это явное следствие углубляющегося напряжения и отсутствия доверия. Для Европы, Евро-Атлантического региона и Евразии это чревато усилением нестабильности и новыми рисками, новой гонкой вооружений. Очень жаль, что в этой сфере фактически нет никакого диалога между Россией и Западом. И такая ситуация сложилась не только в ядерной сфере. Ситуация, связанная с контролем над обычными вооружениями, ненамного лучше.

Договор об обычных вооруженных силах в Европе, по сути, более не реализуется, Договор об открытом небе сталкивается с трудностями, возможности венского документа о мерах по укреплению доверия и безопасности также не в полной мере задействуются сторонами. Попытки модернизировать венский документ и приспособить его к сегодняшним реалиям провалились.

При этом нам как раз сейчас нужен диалог, нужны меры доверия и транспарентности как на уровне Россия—США, так и на всем евро-атлантическом пространстве.

ОБСЕ в этом плане остается одной из последних площадок, где возможен какой-то прогресс в установлении диалога и налаживании контактов между военными. Это одна из немногих оставшихся платформ для диалога по вопросам безопасности, и этим надо пользоваться.

— Россия, насколько мне известно, готова обсуждать возможность ввести в регионе Прибалтики «зону сдержанности» для уменьшения рисков непреднамеренных инцидентов. Предполагается, что там, в частности, была бы меньшая частота и интенсивность военных маневров. Подобные идеи могут быть реализованы при помощи такого механизма ОБСЕ, как запущенный в 2017 году «Структурированный диалог»?

— Как я уже сказал, в обстановке всеобщего недоверия диалог крайне важен. И любое предложение, способное укрепить доверие и транспарентость, а также снизить риски инцидентов, достойно рассмотрения. Уменьшение рисков является общей ответственностью, и в этом и состоит суть «Структурированного диалога». «Структурированный диалог» задумывался как платформа для неформального и отрытого обмена идеями, так что любая страна-член может внести на рассмотрение других свои предложения. За минувшие два года мы в рамках этого процесса обсудили восприятие угроз, военные доктрины, учения, в том числе в приграничных районах, и целый ряд других тем. «Структурированный диалог» сам по себе стал в каком-то смысле мерой доверия, там собираются не только для проведения разговоров.

— Немцы вроде как тоже выдвинули идею снижения рисков — кодекс поведения на случай возникновения военных инцидентов. Эта идея обсуждается в рамках «Структурированного диалога»?

— Совершенно верно. Это одна из сфер, на которых мы сейчас фокусируемся. Все предложения, которые могут помочь снизить риски эскалации и недопонимания, предотвратить инциденты и укрепить доверие, внимательно рассматриваются.

Я надеюсь, что государства будут работать над тем, чтобы выявить передовой опыт или даже некий кодекс поведения для военных.

«Структурированный диалог», на мой взгляд, лучшая площадка для обсуждения таких идей и выработки решений. И я рад, что важность работы в этом направлении осознают во многих столицах, в том числе в Москве.