Класс вопиющего
Применима ли к современному обществу теория Маркса
Менее 15 процентов семей в России можно отнести к среднему классу, гласит исследование, широко обсуждавшееся на минувшей неделе. О среднем классе вспомнили и в связи с протестами в Москве: мол, наконец он созрел политически! Что это за невиданный зверь, которого социологи ловят уже много лет?
С самой теорией классов по Марксу тоже все неоднозначно: эксперты до сих пор спорят, устарела она или нет. Сопредседатель профсоюза «Университетская солидарность», экс-замминистра труда РФ Павел Кудюкин, например, уверен: Маркс, скорее, наметил проблемы, чем создал стройную теорию — это движение живой мысли. Так к его классовой теории и надо относиться.
— При этом сама теория вполне актуальна,— уверен эксперт.— Ну, например, у Маркса есть понятие совокупный капиталист и совокупный работник. Так вот, на самом деле, это большие социальные группы с подвижными границами, что мы и наблюдаем сегодня. Судите сами: человек может не один раз сменить социальный статус, сначала он, допустим, индивидуальный предприниматель, потом — наемный работник. Или вот еще пример: формально топ-менеджер — это наемный работник, но реально он выразитель так называемого капитала-функции (то есть обеспечивает рост капитала). Так что, если уж говорить прямо, современные понятия, вроде среднего класса, гораздо более формальны, чем те, что введены у Маркса. Просто последователям Маркса не надо было искать у него готовые ответы. Им надо было развивать то, что он наметил.
Но вернемся к среднему классу. Откуда вообще возникло это понятие и что имеется в виду? Эксперты объясняют: в ХХ веке классовую теорию неоднократно пересматривали под самыми разными углами. Отсюда и путаница с самим понятием «класс», его зачастую используют как синоним страты в системе социальной стратификации. Высший класс, средний, низший…
— Недавно «РИА Новости» попыталось выявить размеры среднего класса в каждом из субъектов РФ — так вот оно сделало это исключительно на основании дохода,— говорит руководитель сектора социальной мобильности Института социологии РАН Михаил Черныш.— Однако такой подход иначе как упрощением не назовешь. Средний класс, с точки зрения современной социологии,— это высшее образование, занятость на позициях, где требуется высокая квалификация, особый тип сознания…
Эксперты «РИА Новости» действительно огорошили: по их данным, в России к среднему классу относится лишь 14,2 процента семей (в замерах учитывались трудовые доходы). А уж разница по регионам и вовсе значительна: например, в лидерах Ямало-Ненецкий автономный округ, там 45 процентов семей можно отнести к среднему классу. Для сравнения: Москва в рейтинге на 7-м месте (26,8), Санкт-Петербург — на 8-м (25,7). Замыкает рейтинг Ингушетия, там среднего класса всего 1,9 процента.
— Но в том-то и дело, что средний класс описывается не только уровнем доходов или потребления,— говорит Черныш.— Необходимо учитывать другие факторы, например понятие капитала (капиталом может быть квалификация человека или его способность к предпринимательству). К тому же класс потому и называется классом, что у него есть политическое лицо, он самоорганизуется и отстаивает свои интересы. И тут с сожалением приходится констатировать: современная Россия не является обществом среднего класса. Если учитывать все указанные характеристики, то его величина у нас примерно 12–15 процентов. На Западе, в развитых странах — это около 40 процентов и более.
Вообще у экспертов для нас новость: сегодня вновь возвращаются классы в том самом, марксовском понимании. Уточним: в ХХ веке, с появлением социального государства, классовые противоречия удалось смягчить, а средний класс в развитых странах стал настолько мощным и сильным, что смог влиять на процесс принятия решений в обществе. Наука даже признала процесс необратимым.
И вот — коллапс социализма и победа неолиберальной идеи снова смешали карты. В мире стало нарастать неравенство, а средний класс потерял позиции. Теория классов снова стала модной, Маркс — популярным.
— Так что можно говорить о возрождении классового общества, но не на базе традиционных партий, а скорее, на основе групп активистов и общественных движений,— подытоживает эксперт.
Ну а что же Россия? В связи с протестами вокруг выборов в Мосгордуму некоторые политологи заговорили о политическом созревании столичного среднего класса. Собственно, о рассерженном среднем классе спорили и в 2012 году, на волне других — «болотных» — протестов. И вот очередной виток дискуссии. Так есть ли о чем говорить?
Павел Кудюкин, стоящий на марксистских позициях, затрудняется четко определить классовую принадлежность протестующих. Он напоминает, что по показателю дохода к среднему классу можно отнести значительную часть чиновников, а «офисный планктон», наоборот, записать в пролетариат. Так что не очень ясно, стоит ли объединять их именно этим понятием.
— Или возьмите молодежь, составляющую значительную часть протестующих,— это своего рода предпролетариат, им еще только предстоит выйти на рынок труда, но они уже чувствуют невидимые барьеры. И протестуют против этого,— говорит эксперт.— Я бы скорее рассматривал московские выступления как общедемократическое движение, если хотите — межклассовое. Это разные классы, которые заинтересованы в полноте политических свобод, свободы слова, в реальной возможности выдвигать кандидатов на выборах и голосовать за них.
В свою очередь, Михаил Черныш считает, что речь все же о среднем классе.
— Это люди, способные к активным действиям и готовые бороться за свои интересы. А их интерес прежде всего в том, чтобы общество развивалось,— уверен эксперт.— Посмотрите на здравоохранение, на высшее образование, да что там — на целые отрасли экономики… Все они сегодня находятся в состоянии застоя, и многих квалифицированных специалистов — не только тех, кто занят в этих сферах,— это не может не волновать. Отсюда латентно-протестное отношение к происходящему. Являются ли они средним классом? Возможно, это квазисредний класс, который может им стать при определенном стечении обстоятельств, но суть остается та же.
Экспертиза
Страна сословная
Ни в Российской империи, ни в СССР не было классового общества, как нет его и в современной России. Классы как группы по уровню потребления (высший, средний и низший классы) возникают на рынке. Это не классы по Марксу, совсем нет. Дважды в нашей истории начиналось формирование рынка (после 1861-го и после 1990-го), и каждый раз возникало расслоение по уровню потребления, прототип классового общества. Сословная структура общества с ее принципами распределительной справедливости в конце XIX века и конце XX века начинала распадаться параллельно формированию классового общества с его принципами уравнительной справедливости. Однако приход к власти большевиков в первой трети ХХ века, по сути, привел к реставрации сословного мироустройства.
Симон Кордонский, завкафедрой местного самоуправления НИУ ВШЭ
Симон Кордонский, завкафедрой местного самоуправления НИУ ВШЭ
Напомню, что сословия — это группы, учреждаемые государством для решения каких-либо задач. Большевики ликвидировали имперские сословия (физически уничтожив их представителей) и установили свои — рабочих, крестьян, служащих… Советская структура получилась крайне любопытной, каждое сословие там имело множество внутренних делений (например, рабочие на оборонном предприятии и рабочие где-нибудь в военсовхозе — две разные планеты). Ну а мир между сословиями достигался за счет соборности. Например, съезд КПСС — типичный собор, куда собирались представители всех советских сословий для решения задач справедливого распределения ресурсов.
С распадом СССР в 1990-е советское сословное общество исчезло, осталась только память о нем вместе с самоидентификацией граждан как рабочих, крестьян и служащих. Началось формирование классов. Однако большая часть сословной элиты Советского Союза (учителя, врачи, военные, ученые и т.д.) просела по уровню потребления. Возник запрос на социальную справедливость, на то, чтобы взять ресурсы с только-только формирующегося рынка и перераспределить их в пользу ущемленных слоев. Так у нас началась очередная реставрация сословного мироустройства.
Собственно, сегодня налицо промежуточная ситуация: на государственном уровне созданы сословия пенсионеров, работающих по найму, государственных служащих и т.д., однако члены сословий не воспринимают себя таковыми и продолжают самоидентифицироваться в советских терминах. Вот характерный пример: в России вышло около 200 постановлений правительства о введении формы для разных сословий, но в обычной жизни вне службы даже военные предпочитают обычную одежду. То есть номинально сословия есть, а самоидентификации нет. Заметно и сильное расслоение по уровню потребления, которое идет в пределах одних и тех же сословий. Есть богатые полицейские и бедные полицейские, богатые и бедные учителя, врачи… То есть люди в разных сословиях могут потреблять одинаково!
По сути, мы сегодня не знаем свое место в обществе, отсутствует понятийный аппарат описания и себя, и других. В частности, поэтому все недовольны, все на все жалуются.
И еще. В классовом обществе конфликты, допустим, между бедными и богатыми, нивелирует парламент. То есть демократия — это прежде всего инструмент согласования различных интересов групп по уровню потребления в конкурентной среде. В сословном обществе механизм другой — речь про те самые соборы. Так вот сегодня этот механизм у нас полностью отсутствует, соборы не существуют даже в проекте.
Отсутствие институтов согласования интересов между сословиями приводит к бунтам, обычной для сословного общества форме выражения недовольства результатами распределения ресурсов. То, что сегодня происходит в Москве,— реакция на дефицит представительства. Локальные бунты системе не опасны, но если они синхронизируются, как это происходило в СССР в конце 80-х годов, то возникает угроза целостности государства, и для нейтрализации этой угрозы оно может пойти на крайние меры.
Социальная система, где сословия созданы государством для нейтрализации угроз (в отличие от классовой, функционирующей по законам рынка), может развиваться только через экспансию. Она порождает угрозы — врагов — для того, чтобы от них защищаться. И тем живет.