Дело «Нового величия»

10.08.2019, 11:30

«Забирают время жить»

“Ъ” поговорил с Юлией Павликовой и Натальей Севостьяновой — мамами фигуранток дела «Нового величия»

Накануне согласованного митинга «Вернем себе право на выборы» на проспекте Сахарова, где выступят и адвокаты политзаключенных, “Ъ” поговорил с матерями фигуранток дела «Нового величия» Юлией Павликовой и Натальей Севостьяновой. Их дочери 17 месяцев назад стали обвиняемыми в создании и участии в экстремистской организации «с целью свержения конституционного строя РФ» (ст. 282 УК РФ). На момент задержания Анне Павликовой было 17 лет, а Марии Дубовик 18. С августа 2018 года и Мария, и Анна находятся под домашним арестом.

15 марта 2018 года десять фигурантов дела движения «Новое величие» были задержаны по обвинению в экстремизме. Двое из них — Павел Ребровский и Рустам Рустамов — пошли на сделку со следствием и были приговорены к 2,5 годам колонии и 1,5 годам условно соответственно. Восемь человек остаются под следствием: четверо в СИЗО — Петр Карамзин, Дмитрий Полетаев, Руслан Костыленков и Вячеслав Крюков, четверо под домашним арестом — Анна Павликова, Мария Дубовик, Сергей Гаврилов и Максим Рощин. Никто из них не признает вины. В деле фигурирует также некий Руслан Д., который, по словам, обвиняемых, является провокатором спецслужб и идейным вдохновителем «Нового величия». В настоящий момент его местонахождение неизвестно.

Что нужно знать о деле «Нового величия»

Смотреть

8 августа на восьмое заседание Люблинского районного суда Москвы, который рассматривает дело «Нового величия», приехала скорая помощь. Одну из фигуранток дела о создании экстремистской организации «для свержения конституционного строя РФ» — 19-летнюю Анну Павликову — госпитализировали в полуобморочном состоянии.

Интервью Юлии Павликовой, матери Анны Павликовой

— Анну Павликову госпитализировали с формулировкой «подозрение на суицид». В каком она состоянии?

— У нее резко упало давление, нас повезли в Боткинскую больницу. Меня это очень удивило — от Люблинского суда мы ехали полтора часа. У терапевта вопросов не было, а психотерапевт хотел оставить ее на какое-то время в стационаре. Аня проходит лечение в клинике Соловьева, где лежала в декабре 2018. Затем она ходила на дневной стационар в ПНД на Филевском парке. У нее хроническая психотравмирующая ситуация. Справиться с этим дочь сама не может.

— Ваша старшая дочь Анастасия 8 августа заявила, что ни о какой попытке суицида не может идти речи, а самочувствие связано с постоянным приемом лекарств. От чего Аня лечится?

— Она принимает лекарства от стресса, но постоянно не спит — это началось еще в СИЗО. Ей снится тюрьма, ей кажется, что сейчас ее заберут обратно. У нее со сном никогда не было раньше проблем.

— Вы все время находитесь под домашним арестом вместе с дочерью?

— Я даже с ней рядом сплю. Если я вижу, что она начинает дергаться во сне, бужу ее. Утром Аня встает, завтракает и идет в психоневрологический диспансер. На домашнем аресте ей нельзя говорить с друзьями, бабушками и дедушками, но в клинике она может общаться с другими людьми. Несколько раз в неделю она разговаривает со своим лечащим врачом.

Я не справляюсь одна — когда мы ее забирали из СИЗО, я думала, что смогу окутать ее любовью, но этого недостаточно.

Она в подвешенном состоянии: нервничает, не понимает, что дальше, думает, что могут дать срок, забрать в колонию.

— Чем занимается Аня под домашним арестом?

— Рисует красками и на графическом планшете. Часто играет со своей племянницей, Оливией, ей скоро исполнится два года. Они читают, иногда рисуют. Днем Аня гуляет с собакой, на это есть разрешение. С друзьями общаться не может. Две ее хорошие подруги обычно звонят мне и спрашивают, как дела, просят выйти, чтобы через меня передать ей книги или краски. Ане запрещены телефонные звонки. Общается по телефону только с адвокатом, и то я предварительно звоню в ФСИН и предупреждаю. Аня очень боится говорить по телефону — нас предупреждали, что могут быть провокации.

Очень много читает книг по профессии — биологии и химии, но нигде не учится сейчас. Самостоятельно учит английский и японский языки. Нам разрешили планшет, иногда мы на нем смотрим кино.

У нас все мониторится — я точно знаю, что в квартире нас прослушивают.

— Обсуждали вариант, что оправдания не будет или это табу?

— Мы говорили на тему того, что его не будет. Я уверена в этом на 99 процентов.

— Чем она займется, когда все закончится?

— Аня очень хочет учиться. Переживает, что на следующий год закончится срок ЕГЭ, придется пересдавать. Хочет быть биотехнологом, часто занимается с собакой, с кроликом Боней. Аня любит готовить, придумывать какие-то блюда. Ей хочется сделать нам что-то приятное. Переживает, чувствует свою беспомощность, что не может ни работать, ни учиться. Иногда говорит, мол, я как бездарный человек, ничем не могу заниматься. Мы ее успокаиваем — говорим, что это временно, она не виновата, что так получилось.

— Вы следите за митингами в Москве?

— Для меня это как катастрофа. Я не понимаю, почему у нас в стране все именно так? Я вспоминаю «Марш матерей», когда мы выходили с игрушками в руках. Женщины-полицейские нас пропускали, останавливали движение через дорогу, чтобы мы могли пройти. Никто не пытался бить, разгонять и так далее. Ничего страшного не случилось — ни с дорогой, на которую вышли несогласные, ни с Верховным судом, возле которого мы были.

Складывается впечатление, что власть провоцирует людей.

Как можно стоять и спокойно смотреть на избиения несовершеннолетних, их задержания? Стране уже не нужны даже дети. Поэтому мне становится страшно за моего ребенка, и поэтому я думаю, что оправдания не будет (в деле по «Новому величию».— “Ъ”). Наша власть все равно найдет, к чему придраться, и никогда не признает свою ошибку. Сейчас дело идет так, что все указывают на Руслана Д., который находится в статусе свидетеля. Эти политические дела настолько придуманы, я не понимаю, кто дает приказы избивать детей. Как эти люди спят, как они живут? То есть он сначала бьет дубинкой, а потом приходит домой, целует ребенка и жену.

Фотогалерея

Протесты в Москве 3 августа

Смотреть

Интервью Натальи Севостьяновой, матери Марии Дубовик

— У Марии были проблемы со здоровьем — как с ними обстоят дела?

— Она сидит порой дома за столом и говорит, что очень соскучилась по нормальной жизни, кафе, времени с друзьями. Нам всем очень тяжело психологически. Мы, родители, должны быть сильными. Мое здоровье, здоровье мужа сильно пошатнулись, но больше всего, конечно, тяжело Маше. Моя дочка была у врачей, сразу после выхода из СИЗО ей прописали много недешевых лекарств.

У Маши ухудшилось зрение, появились проблемы с давлением, есть проблемы в гинекологии и гипофизе головного мозга.

Маша пропивает курс лекарств и каждые три— четыре месяца ходит к доктору, который наблюдает за динамикой. Особых изменений в ее состоянии нет. Решили отправить Машу к психологам, потому что каждое новое заседание в суде — это стресс для нее. Она начинает плакать прямо на суде, ничего сказать не может.

— Вы работаете или постоянно находитесь дома с Машей?

— Я в основном занимаюсь домом. С работой у меня не складывается из-за судов. И основная нагрузка в заработке денег лежит в основном на муже. Я бы хотела заметить, что перерывы между реальными заседаниями в суде действительно очень длинные. И за большой промежуток времени — около трех месяцев — заседаний было не больше десяти. Маше очень тяжело даются эти перерывы, она говорит, что у нее забирают время жить.

— Чем занимается Маша под домашним арестом?

— У нас с Машей появилось несколько хобби. Мы изредка делаем торты, пироги и другую выпечку. Маша начала делать кукол, почти готова третья. Одежду учится шить для них. Как-то живем, стараемся не скучать. Телевизор почти не смотрим. Маша только музыкальные каналы включает или фильмы, если они интересные, в основном она читает и занимается своим рукоделием. У нас обычная рутинная жизнь.

— Как держит связь с друзьями?

— У Маши было много друзей, но, честно скажу, никто не пишет и не звонит. Мой номер телефона все знают, но людям проще отмалчиваться. Я точно не знаю, боятся они или просто отгородились. Может, это и к лучшему. Ей все равно ни с кем общаться нельзя. Мне в основном всегда звонит Володя — это молодой человек Маши. Он спрашивает, как дела, приветы передает, обнимашки всякие. Поддерживает, в общем, очень сильно.

Мне вот еще изредка разные неравнодушные люди пишут, которых мы до этих событий и не знали, и звонят. Это тоже очень большая поддержка.

— Маша продолжает учиться из дома? Что предпочитает читать, слушать? Продолжает ухаживать за животными?

— В академии, где учится Маша (ветеринарный институт имени Скрябина.— “Ъ”) нет дистанционного обучения, поэтому официально Маша уже второй год в академическом отпуске. Обучение ее, к сожалению, остановилось на втором курсе. Она часто говорит, что у нее украли много времени на жизнь, как будто выпала из реальности. Маша любит животных. У нее есть кот Сильвер, много кроликов. За всеми она сама ухаживает — причешет, покормит, почистит клетки. На днях умер старенький кролик, ему уже было 7 лет, Маша два дня не могла прийти в себя — понимаете, все одно на одно наваливается, это очень тяжело

— О чем вы мечтаете?

— Мы все мечтаем о дне, когда нашего ребенка оправдают, мы не можем думать иначе. Маша пойдет учиться. Но первым делом мы бы поехали на море, честно говоря. За пять лет без моря мы по нему истосковались. Мы, конечно, предполагаем, что в таком деле все неоднозначно, но мы будем бороться до конца

— Вы ходите на московские митинги? Следите за событиями?

— На митинги я не хожу. Только на согласованные, и то редко. Я не хочу, чтобы какие-то мои опрометчивые действия повлияли на судьбу моего ребенка.

Мы следим за событиями, которые происходят в Москве, это, конечно, очень страшно.

Все, что происходит с людьми на этих митингах, очень нечестно и жестоко. Я надеюсь, что и тех ребят отпустят (обвиняемых в участии в массовых беспорядках в Москве 27 июля.— “Ъ”), потому что это, как и в «Новом величии», жутко.