BORN TO READ
Дмитрий Быков в Академии журналистки “Ъ”:
«Говорить о свободе и несвободе довольно скучно. Я могу обьяснить, почему. В России у журналиста гораздо больше свободы, чем во многих других странах. Потому что у него намного больше безответственности. Он может написать массу непроверенной информации, я это знаю по себе. У меня, например, в апреле этого года случилась диабетическая кома, отек мозга и инсульт. Причем ничего этого не было. Но журналисты об этом написали. А не было вообще ничего, понимаете? Было отравление, довольно банальное. Но теперь я всеми воспринимаюсь как чудом выживший человек. Это свидетельство свободы журналистики в России. А у меня не то что комы — гипертонии не было. Меня отвезли в госпиталь им.Бурденко, куда не надо было везти, но зато убрали все недомогания, какие были: боль в правом колене, легкое облысение — с меня все сняли, я теперь идеально здоровый человек. За все спасибо нашим коллегам, хотя какие они мне коллеги, эти люди с канала MASH.
Поэтому свобода слова, безусловно, есть. Но она не имеет в России никакого смысла. Вы можете написать все что угодно — раскрыть любую аферу, любую махинацию, выявить наличие трех гражданств у пропагандиста, раскрыть любые сделки и банду, засевшую в ФСБ, но это не приведет ни к каким последствиям. То есть на вас посмотрят круглыми голубыми глазами и скажут: “Да. И что?”
“У этого дирижабля хвост не связан с головой” — эта метафора принадлежит Бабелю, написана в его последнем произведении — повести для кино “Старая площадь, 4”, ее очень мало знают. Там старого большевика послали на производство дирижаблей. Эти дирижабли очень хорошо летают. Но не садятся. В конце старый большевик узнает, что у хвоста нет связи с головой. Пилот отдает команды, но они не могут выполняться, потому что нет этих стяжек, которые дирижабль бы контролировали. Так и вы можете из головы написать все что угодно, но это не произведет никакого действия. Пока еще этот дирижабль летает, на довольно больших запасах гелия, сколько их пролетит неизвестно, но вы должны просто знать, что он не сядет. Поэтому вам надо либо поспешно эвакуироваться в другой дирижабль, либо налаживать эти связи. Но боюсь, что последнее маловероятно.
То есть в России обессмыслилась любая деятельность. Я с большим трудом заставляю себя искать какие-то мотивации, я не очень знаю, зачем пишу. Ну, пишу для поддержания штанов, это понятно. Но вот написать, например, еще один роман… У меня их двенадцать штук. А зачем писать тринадцатый, я не знаю. У меня нет уверенности, что это надо делать. Потому что он ничего не изменит — ни в моей репутации, которую уже не исправишь, ни в вашей жизни, которая от этого не зависит. Почему это так — это отдельная тема, на которую можно долго разговаривать.
Еще в России есть одна удивительная особенность: для того чтобы просто спустить ноги с кровати, человеку нужна очень сильная мотивация. Климат такой. Это в Москве еще более-менее. Хотя у нас сейчас такое лето… ну и Бог с ним. А вот на Чукотке, в тайге где-нибудь… просто утром высунуть нос из-под теплого одеяла — это титанически трудная проблема. Для этого у человека должна быть колоссальной силы мотивация. Он должен быть уверен, что от него зависит чья-то жизнь.
Вы можете спросить: а как было в 90-е? В 90-е была мотивация очень сильная. В 90-е было ощущение, что ты куешь мировые судьбы. Некоторые на этом сошли с ума. Сейчас эти люди страдают в Лондоне, мучаются… У меня, во всяком случае, было ощущение , что от моего слова стены падут и вообще мир станет другим. Поэтому я писал очень много. Это чувство пропало совершенно четко в 2014 году. Тогда я понял, что никогда больше не поеду в Крым. Тут оно пропало навсегда.
Молодым людям легко, конечно, сказать, что это все связано с гормонами. Я тоже так думал в одно время. Василий Павлович Аксенов говорил: “Писать надо, пока стоит”. Но я не могу пожаловаться, что мне совсем не хочется писать… Но я больше скажу: когда я попал в госпиталь им. Бурденко, и они меня спросили о моих жалобах, я говорю: “Вот, немного лысею”. “Все, сейчас мы это ликвидируем!”. Они мне вкололи какую-то конскую дозу гормонов, так что не только облысение прекратилось, но и желание многократно возросло. К сожалению, на желании писать это не сказалось никак.
Так что это явление не возрастное, оно экзистенциальное.»
Анастасия Домбицкая, слушатель 12 потока Академии “Ъ”:
«Глаза наши, кои выискивали жизненно важные и о чем-то только нам говорящие блики во взгляде Дмитрия Быкова, невольно сталкивались с одобрением со стороны Хемингуэя. В этот день пришли сразу два гостя: оба писатели и оба — с добрейшим лицом. Один — на футболке другого, с напечатанным латиницей “Born to read”. Другой — уже по-русски доносящий до нас простые слова: “Литература воспитывает чудом”.
А журналистика — чем же? “Свобода слова, безусловно, есть, но она не имеет в России никакого смысла” — с этого началась беседа Дмитрия Быкова со слушателями Академии журналистики “Ъ”. Неудивительно, что дальше речь шла о подводных камнях системы образования, литературе и месте личности в истории, ведь эти вещи, по мнению гостя, способны что-то изменить. Темы журналистики коснулись, скорее между делом, заострив внимание на ее (ли?) фигурантах начала прошлого века: Ленине — “человеке, у которого получилось” и “провинциальном журналюге” Троцком. И, как это ни удивительно, на творчестве Владимира Высоцкого. Песни его оказались применимы и к журналистскому “ремеслу”:
Проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки
Процитировав эти строки, Дмитрий Быков отметил: “Речь о том, что общество не структурировано, что надо прокладывать внутри него какие-то тоннели, связывающие разные подземные слои. Об этом же сказано в его лучшей песне “Баллада о детстве”:
Коридоры кончаются стенкой
А тоннели выводят на свет
“В идеале, газета — одно из средств строительства этих тоннелей, потому что газета должна объединять людей”. Рейтинг средств, которые в этом отношении сегодня действительно эффективны, по мнению спикера, возглавляют Одноклассники(.ru).
От личности в истории к личности в современности. Отношение к собственному творчеству — вот остановка, с однозначным “по требованию”. Выяснилось, что Дмитрий Быков на одной засиживаться не намерен: “Я сейчас нахожусь в фазе активного роста. Я сбрасываю одну шкуру и надеваю другую. Все, что я написал до этого, мне кажется ужасным, а то, что я напишу потом, мне кажется гениальным”.
На вопрос Андрея Колесникова, почему для его коллеги самоненависть, по его же словам, стала важнее самоуважения, Дмитрий Быков ответил: “Она более стимулирующая. Я себя ненавижу в последнее время. Если себя ненавидишь, ты что-то хочешь изменить”».
Обучение в Академии журналистики «Коммерсантъ» при поддержке ПАО «ГМК Норильский Никель» бесплатное.