Форпост №1

В издательстве «Индивидуум» выходит книга специального корреспондента “Ъ” Ольги Алленовой «Форпост. Беслан и его заложники». Спустя пятнадцать лет после трагедии в бесланской школе автор возвращается в город, чтобы разобраться и помочь разобраться своим читателям в том, что, казалось, уже давно всем известно, и убеждается, что, несмотря на прошедшие годы и давно закрытые списки погибших и пострадавших, в заложниках остаемся мы все.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Выход книги Ольги Алленовой пришелся на дни, когда принято вспоминать события августа 1991 года — чрезвычайное положение, Бориса Ельцина на танке, живое кольцо вокруг Белого дома, смесь страха и радости надвигающихся перемен. С тех пор прошло уже 28 лет — это большой срок, Советский Союз просуществовал всего 69. Но еще трудно разобраться, где тот август — был со многими из нас недавно или уже стал историей. Мало кто и хочет разбираться, да и помнить хотят немногие: вчера вечером на акцию памяти на Горбатом мосту пришли полсотни человек. А Беслан — почти точно посередине между тем августом и нынешним. Там, в Беслане, не было никакой смеси — был только чистый страх. Поэтому многие постарались забыть его поскорее и покрепче. А книга Ольги Алленовой напоминает, потому что это нельзя забывать, это одно из событий, которое формирует нас всех, каждого по отдельности, включая тех, кто в тот год еще не родился, и всех вместе как общество и как страну.

В Нью-Йорке на Граунд-Зиро день и ночь льются водопады мемориала в память о погибших 11 сентября. Беслан мог стать российским 11 сентября — днем памяти и солидарности. Но он не стал. 3 сентября 2004 года вся — буквально вся — страна не отрывалась от телевизоров, радиоприемников, компьютеров, во все глаза и уши ожидая развязки, и когда начался штурм школы, глаза эти были полны слез, потому что цена этого решения была слишком очевидна даже тем, кто вообще ничего и никогда до этих дней не знал о происходившем на Северном Кавказе или был внутренне готов к сухим официальным выкладкам, что четверть погибших во время операции по освобождению — это успех. Эти все подсчеты были отложены, а тогда плакали, кажется, все — от мужчин, выносивших под перекрестным огнем детей из спортзала, живых и мертвых, до продавщицы и ее покупателей у радиоточки в сельпо в пяти тысячах километров оттуда. А потом это забылось. Память так устроена, что вычеркивает страшное, но она тем более делает это, когда ей помогают. И то, что могло бы объединить, осталось в лучшем случае просто датой в календаре. А в худшем — «Хватит с нас этого Беслана, где это вообще и кто там кого захватил?»

«Форпост» — ответ всем, кого он интересует. «Она лежит совсем близко, и я не могу оторвать от нее глаз. В спортзале было очень жарко. Дети снимали одежду. Они умирали от жажды. Эта девочка тоже хотела пить. Она любила сказки, нарядные платья, мультики, маму. Ей выстрелили в спину. Она так и не напилась перед смертью. Ей было лет восемь. Она всегда у меня перед глазами». Вся книга — о том, чего забывать нельзя, и о том, почему. «Родственников заложников в эфир не давать, количество заложников, кроме официальной цифры, не называть, слово "штурм" не употреблять, террористами боевиков не называть, только бандитами. Потому что террористы — это те, с кем договариваются. Такие указания получили мои телевизионные коллеги от руководства. Вечером 3 сентября один из них рыдал, прислонившись к машине. С тех пор я его ни разу не видела. Я и телевизор с тех пор не смотрела».

Книга полна воспоминаний — автора, как очевидца всего происшедшего в Беслане 1–3 сентября 2004 года и за годы после этого. Но это не мемуары. Это еще и попытка — они, к сожалению, не так уж часто предпринимаются — разобраться в сегодняшнем дне. В том, почему в нем так многое не клеится, зато связывается — когда даешь себе труд строить связи,— со страхом Беслана, который вобрал и отразил в себе всю продолжающуюся кавказскую трагедию. «Признание ошибок — это не слабость, а сила. Потому что оно ведет к прощению и к доверию. А это уже способ стать нацией. Народом. В нашей постсоветской ментальности ложь пока еще понятнее — если по телевизору показывают балет, то значит, ничего страшного в стране и мире точно не происходит. Но мир меняется, и вдруг становится ясно, что скрывать информацию невозможно, она все равно просачивается, и тогда вдруг ты понимаешь, что прочный фундамент под твоими ногами — это всего лишь зыбучий песок, и начинаешь всюду видеть ложь, и перестаешь верить государству, а начинаешь верить только себе. Если ты знаешь, что страна тебя защитит в трудную минуту, ты и сам пойдешь на все ради ее защиты. Если уверен, что тебя используют и бросят ради чьих-то ведомственных интересов, ты не станешь жертвовать собой, сгорать на работе, отдавать свои силы и ресурсы ради того, чтобы вокруг стало лучше».

В названиях всех шести глав книги есть слово «смерть». Но в заголовок вынесено слово «заложники». Оно тоже страшное, но в нем надежда — силу этой надежды видишь, когда читаешь Ольгины описания сцен у бесланского дома культуры, где в мучительном ожидании собрались тогда родственники оставшихся в школе. В какой-то степени мы все остаемся в заложниках. Но заложник не обязательно обречен.

Иван Сухов