В прокат вышел фильм Ким Фаррант «Ангел мой» (Angel of Mine). Михаила Трофименкова этот психологический триллер, постоянно угрожающий превратиться, но никак не превращающийся в мистический фильм ужасов, раздражал, пока он не узнал, откуда родом режиссер.
«Ангел мой» — душераздирающая история о двух сходящих с ума матерях
Фото: Garlin Pictures Inc.
Страх страху рознь. Есть страхи — вечные спутники человечества, хлеб насущный для многих поколений постановщиков триллеров и ужасов. Это страх перед искусственным человеком — чудовищем Франкенштейна, неупокоенным мертвецом, злым двойником. А есть страхи, утратившие свою власть над человечеством по мере прогресса цивилизации: например, страх, что твоего ребенка в колыбельке на кого-то подменили.
Изначально так развлекались феи: эти хулиганки могли запросто подменить ребенка на поросенка. Потом появились варианты подмены пострашнее. Скажем, в доме ничего не подозревающих родителей растет не их кровинушка, а отпрыск самого Люцифера: эта тема вспыхнула ненадолго в середине 1970-х. Или врачи-убийцы сказали, что новорожденный умер, а на самом деле они его продали бездетному злодею-миллионеру, сдали на воспитание сатанистам или в лучшем случае разобрали на органы. Но в эпоху УЗИ, тестов ДНК и родов в присутствии отца этот страх кажется патриархальным, старомодным. Место ему на периферии цивилизации: в вудуистских джунглях Африки, трущобах Гаити или в эпопее о Хеллбое, сталкивающихся именно что со «старой доброй» британской нечистью.
И тут является Ким Фаррант с душераздирающей историей о двух сходящих с ума матерях. Новорожденная дочь Лиззи (Нуми Рапас) погибла при пожаре в родильном доме, мать за восемь лет не избыла свое горе: по ее физиогномике можно изучать симптомы запущенного маниакально-депрессивного психоза. Не выдержав, муж (Люк Эванс) бросил Лиззи и намеревается лишить ее прав на сына.
Мозг Лиззи неизбежно замыкает, когда ей чудится, что в некоей девочке она узнала погибшую дочь. Подменили, гады, подменили! Чуть смирив нервные тики, Лиззи втирается в доверие к родителям девочки, якобы намереваясь купить их выставленный на продажу дом, хотя он заведомо ей не по карману. Но долго имитировать безоблачную семейную дружбу Лиззи, естественно, не удается, и она выпаливает Клэр (Ивонн Страховски), матери девочки, все свои подозрения, переросшие в уверенность. Теперь уже черед Клэр рычать и гримасничать, грубо нарушать правила ПДД, мчась на спасение дочери, которую, как ей кажется, Лиззи хочет то ли украсть, то ли утопить, судорожно хвататься за колюще-режущие предметы и валяться по полу среди осколков посуды.
«Ангел мой» сошел бы за предсказуемый психопатологический триллер, если бы не методичная психопатология режиссерской манеры. Теоретически саспенс должен нарастать постепенно, безумие медленно запрягает, да быстро едет. У Фаррант психоз не только правит бал с первой же минуты, но и — иначе не скажешь — бьет на этом балу какую-то бешеную чечетку. Лиззи так всматривается в лица, что, кажется, вот-вот вопьется в сонную артерию собеседника. Ее родители двигаются и изъясняются с величавостью зомби-пуритан. А ее мужу даже выдающаяся челюсть придает какую-то хтоническую жуть.
Претензии к столь бесцеремонному расходованию стратегических запасов жути снимает простой факт: Ким Фаррант — австралийка, и хотя «Ангел мой» — американо-австралийская копродукция, даже Голливуд не способен ее спасти. Австралийская традиция страха уникальна: антиподы, что с них взять. Судя по их фильмам, они от колыбели до гробовой доски живут с ощущением конца света. Для евро-американской цивилизации конец света — одномоментный ужасный конец. Для австралийцев — длящийся и вездесущий ужас без конца. В классическом фильме Питера Уира «Водопроводчик» (1979) жизнь героя становилась таким ужасом с появлением в его доме аборигена-сантехника. Фильм обычно трактуют как выражение комплекса вины австралийцев перед подвергнутыми геноциду туземцами. Но в других фильмах, снятых австралийцами, как в «Ангеле моем», скелетов колониального прошлого в шкафах у героев не водится, однако лезть в петлю и им, и зрителям хочется с первых же минут. И совершенно не важно, подменили ребенка при пожаре или нет: как бы ни разрешилась ситуация, австралийцам от этого жить легче не станет.