Из Екатеринбурга в Нью-Йорк

Имя Татьяны Гросман в нью-йоркском арт-мире во второй половине прошлого столетия значило для художников столько же, сколько Амбруаза Воллара в Париже конца XIX — начала ХХ века. Последний, как мы помним, активно работал с Сезанном, Пикассо, Ван Гогом, не только выставлял их живописные работы, но и помогал создавать тиражную графику. При этом его не интересовала возможность бесконечно тиражировать изображение — в гравюрах, монотипиях и литографиях он видел принципиально новую возможность представить творчество художников. Воллар выпускал так называемые livres d’artistes — художественную интерпретацию книжных сюжетов, представленную в виде набора графических листов, отпечатанных небольшим тиражом при участии самых опытных печатников, которые умеют воплотить любой замысел в жизнь, подписанных художниками и собранных в папки или коробки. Найти сейчас волларовские «книги» целиком, не распроданные по одному листу,— большая редкость, на аукционах они теперь уходят за сотни тысяч долларов. Так вот: в США 1950–1980-х Волларом была Гросман, обратившаяся к печати не от хорошей жизни, но сумевшая превратить свой бизнес — Universal Limited Art Editions (ULAE) — в уникальную мастерскую, где выдающиеся художники экспериментировали с тем, как можно воплощать идеи на бумаге. Всего через семь лет после выпуска первого тиража 97 принтов, вышедших из-под пресса мастерской, были куплены для галереи графики нью-йоркского Музея современного искусства, а традиция приобретать первый оттиск новых выпускаемых ограниченным тиражом принтов ULAE жива до сих пор.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Татьяна Агушевич родилась в Екатеринбурге в 1904 году в семье редактора местной газеты. Сразу после революции Агушевичи эмигрировали в Японию, оттуда они переехали в Венецию, затем в Мюнхен и осели в Дрездене, где Татьяна поступила на факультет прикладных искусств. Там же она познакомилась с молодым художником Морисом Гросманом, наставником которого был Оскар Кокошка. В 1931-м Татьяна и Морис расписались и переехали в Берлин, но город еврейской паре показался чрезвычайно недружелюбным, поэтому супруги решили отправиться в Париж. Уже во французской столице Гросман вошел в круг художников, возглавляемый Хаимом Сутиным, Жаком Липшицем и Осипом Цадкиным. Именно Липшиц убедил Мориса отойти от полукубистической манеры письма — и тот начал активно выставляться в галереях и на салонах. Но задержаться надолго в Париже не получилось. Впрочем, это оказалось только к лучшему: за два дня до того как в 1940-м немцы вошли в город, паре посчастливилось выехать по направлению к Марселю, а затем пешком через Пиренеи они отправились в Барселону, где их ждали друзья. Благодаря Обществу помощи еврейским иммигрантам Гросманы в 1942 году оказались в Нью-Йорке. Морис помимо своей художественной практики начал подрабатывать то багетным мастером, то преподавателем живописи, в том числе частным, но особого успеха не имел. После инфаркта в 1955-м ему пришлось отказаться от любой тяжелой работы, и все заботы о хозяйстве и о том, как на это хозяйство заработать, оказались на Татьяне. Пара переехала в свой коттедж на Лонг-Айленде и занялась печатью шелкографий по мотивам работ Пикассо, Шагала, Матисса, а через несколько лет Морису удалось получить грант, чтобы выпустить книгу на идише. Именно с портфолио графических работ, в основу которых легли 13 поэм еврейских авторов, началась история их знаменитой на весь мир печатной мастерской. Друзья Гросманов из арт-мира были восхищены качеством выпущенных шелкографий и посоветовали им не столько заниматься созданием тиражных принтов уже существующих произведений, сколько сконцентрироваться на работе с художниками, чтобы выпускать новую, специально подготовленную тиражную графику.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Эту стратегию и взяла за основу Татьяна. Она ходила на открытия в галереи и музеи, искала новые имена и, когда ей кто-то нравился, писала, звонила, договаривалась о встречах, чтобы убедить художника с ней работать. К тому моменту Гросманам удалось купить у соседей старый, но в отличном состоянии пресс и несколько литографских камней. В 1960-м Татьяна написала Джасперу Джонсу, активно работавшему в стиле нового тогда поп-арта, и пригласила его в мастерскую на Лонг-Айленде. Тот отказывался надолго выбираться за пределы своей мастерской на Манхеттене, тогда Гросман взяла три камня и отправилась к нему. Поднимать камни на несколько пролетов вверх до лофта Джонса ей помог Роберт Раушенберг, по счастливой случайности оказавшийся рядом,— самой Татьяне было с этой задачей не справиться. Джаспер нанес изображения только на два из трех камней и настолько устал от необходимости переносить тяжелые камни туда-сюда, что вскоре приехал в ULAE сам — и начал работать над несколькими сериями. Здесь он сделал варианты своих легендарных работ с цифрами, мишенями и американским флагом (Татьяна сама отбирала для них лучшие образцы японской бумаги ручной работы.)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Информация о деле Гросман активно распространялась в художественной среде: Джонс и Раушенберг пригласили в мастерскую Джима Дайна, Раушенберг позвал Сая Твомбли, а Джонс — Джеймса Розенквиста и Эдвина Шлоссберга. Уильям Либерман познакомил Гросман с Барнеттом Ньюманом, а Элен Франкенталер позвала своего мужа Роберта Мазервелла. Татьяна подружилась и начала работать с Александром Либерманом, выходцем из Киева, который в то время был креативным директором Conde Nast Publications. В 1976 году она позвала Александра к себе на ужин в честь поэта Андрея Вознесенского, приехавшего тогда в Нью-Йорк. И там же предложила им двоим создать книгу. Результатом стала «Ностальгия по настоящему» (1977–1979), которая состояла из семи литографий с фирменными для Либермана подтеками и процарапываниями. Гросман предложила сделать книгу и Раушенбергу с Вознесенским, но все пошло не так, как она ожидала: они не выпустили совместную работу, вместо этого Андрей Вознесенский напечатал несколько листов «Тьмать» и «Чайки как плавки бога», для которых Раушенберг помогал ему выбирать цвета, а Вознесенский поделился фрагментами неопубликованных стихов для шести принтов художника. «Я думаю, что Таня спасла весь рынок печати от забвения,— заметил как-то Раушенберг.— Европейский печатный рынок работал без капли избирательности до тех пор, пока она не пришла». Вознесенский же надолго запомнил работу с Раушенбергом и даже посвятил ей небольшое стихотворение, а также повесть «На виртуальном ветру». Там, в частности, есть такие строки: «Однажды, когда я трудился у станка, некто с острыми ироническими скулами встал у притолоки и, потягивая виски из цилиндрического сосуда, долго стоял, прислонившись к плечу Джин Стайн, стройной летописицы авангарда. Они следили, как русский вкалывает. Я нервничал. Потом вдруг я понял, что это и есть великий RR».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Татьяны Гросман не стало в 1982-м, но Universal Limited Art Editions существует до сих пор. Мастерская и издательство продолжают работать под управлением Билла Голдстона, в прошлом — печатника и правой руки Татьяны. Он увеличил число сотрудников, закупил новое оборудование — ULAE остается передовым заведением, где художники, среди которых Кики Смит, Джейн Хэммонд, Марта Таттл и Сэм Мойер, могут экспериментировать с печатными техниками и выпускать ограниченные тиражи книг и принтов.

Дмитрий Иванов