По оценкам исследователей Всемирного банка, российская неформальная занятость — социально намного более сложное явление, чем просто экономия работодателей на оплате труда незащищенных групп наемных работников. В российской «тени» более гибкие условия работы, там разочарованы зарплатой и в целом жизнью не более, чем в формальном секторе. Работать в «тени» даже менее опасно: такая работа не влияет на самооценку здоровья. Главное же отличие «тени» — отсутствие отпуска и ее прочная связь с бедностью. При этом уровнем доходов в «тени» люди удовлетворены чаще, чем на обычной работе.
Фото: Наталья Логинова, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Наталья Логинова, Коммерсантъ / купить фото
В серии препринтов Всемирного банка (ВБ) опубликована работа трех исследователей, в разное время занимавшихся проблемами теневой занятости в разных странах,— Ен Су Ким, Михаила Матыцина и Самуэла Фрейхе, посвященная состоянию этого явления в РФ. Работа анализирует данные о неформальной занятости из трех исследований по рынку труда — это RLMS (публикуется ВШЭ), обзор «Life in Transition» (ЕБРР и ВБ) и обзор по рынку труда LFS (Росстат РФ). Привлекаются также данные европейского обзора ESS (коллаборация экономистов ERIC) по неформальной занятости в ЕС.
Получившаяся работа призвана в первую очередь описать возможные ответы на вопросы о причинах существования и динамике неформальной занятости в России. Напомним, несмотря на достаточно внятные сигналы о сокращении по крайней мере части теневой занятости и доходов в ней в последние два-три года, долгосрочно (с 2000 по 2016 год) она росла — с уровня примерно 12,5% до более чем 20%. Технически, впрочем, задачи авторов несколько уже — это проверка гипотез о связях или ассоциации занятости в теневом секторе с условиями работы, с уровнем оплаты труда, с характером работы, а также о корреляции того или иного вида занятости с удовлетворенностью работой и прочими субъективными оценками благосостояния.
Результаты работы, которые в основном подтверждают отдельные выводы экспертов по теневому сектору рынку труда РФ 2009–2015 годов, впервые позволяют говорить о том, чем является российская «тень».
Точнее, чем она, скорее всего, не является. Выкладки авторов показывают, что официальный труд в России не так сильно отличается от неформального, как это принято считать.
Ким, Матыцин и Фрейхе определяют два вида неформальной занятости — наемный труд без оформления и неформальная оплата труда.
Чистая самозанятость в налоговой «тени» вне наемного труда в обзоре не исследуется. Авторы показывают, что множество вполне рациональных предположений, сформулированных для рынков труда других стран, в России не работает. Так, динамика неформальной занятости в РФ не связана с демографической ситуацией и с миграцией. Несмотря на то что мигранты стандартно получают меньше, чем «коренные» наемные работники, исследования показывают отсутствие прямой связи между «нерусским» статусом в РФ (отсутствием гражданства, статусом трудового мигранта) и вероятностью вовлеченности в неформальную занятость.
Некоторые находки авторов неожиданны. Так, неформальная занятость не связана с опасным характером работы, скорее напротив: свою работу опасной признают 3% «неформалов» и 13% формально занятых. Теневая занятость в РФ стабильна так же, как и официальная: ожидания потери работы — равные (66% и 64%), мало того, при контроле других переменных выясняется, что неформально занятые даже менее, чем официально трудоустроенные, склонны беспокоиться о потере работы. Вторая работа есть у равного числа формально и неформально занятых — по 4%.
Зарплаты в «тени», безусловно, ниже, причем со временем разрыв рос по обоим типам неформальной занятости.
Мало того, можно довольно уверенно говорить, что неформальность занятости ассоциируется с бедностью домохозяйства работника — по крайней мере, в случае неформального трудоустройства (случай с неформальной зарплатой сложнее). Наконец, неудовлетворенность оплатой труда менее характерна для теневой занятости — иными словами, в тени платят меньше, но работники считают оплату за их труд едва ли не более справедливой. Кроме того, с большой вероятностью занятость в «тени» не связана и с общим уровнем удовлетворения от жизни и точно не связана с самоощущением собственного здоровья — мнение о том, что в «тень» выталкиваются менее здоровые работники, неверно как минимум по их субъективному мнению.
Чем же, по расчетам авторов ВБ, принято жертвовать в «тени», помимо очевидной неуплаты социальных взносов (что создает проблему с будущими пенсионными платежами и в меньшей степени — с доступом к здравоохранению)? В первую очередь, неформальная занятость — это работа с меньшей стабильностью в занятости: для работающих в «тени» гораздо больше вероятность быть в группе работающих менее 20 часов или более 50 часов в неделю (в последнем случае — 28,8% против 10,8% формально занятых). Кроме того, неформальная занятость — это работа без оплачиваемого отпуска: он есть всего у 14% «неформалов» и у 74% официально занятых (что показывает реальное выполнение трудового законодательства РФ, считающегося в мире сверхжестким). Кроме того, в «тени» существенно меньше перспектив — неудовлетворенность зарплатой в «тени» и в формальном секторе примерно равна, в «тени» чуть меньше удовлетворенность условиями работы и значимо меньше — возможностью роста: среди занятых там карьерное продвижение считают почти невозможным 32%, среди официально занятых — 24%.
Впрочем, похоже, что «тень» для рынка труда в России — это не такой сложный и тяжелый выбор, как принято считать.
Обычно «тень» — это тяжелые условия работы. Но хотя среди занятых в «тени» больше разочарованных своей работой (14,2% против 8%), сама по себе неформальность занятости, считают авторы ВБ, не определяет для работника меньшую удовлетворенность этой работой. То, что это обстоятельство позволяет работодателю экономить на соцсборах, работающему в «тени», видимо, как минимум не неприятно — в целом, в российской «тени» менее всего видна эксплуатация человека человеком и классовая борьба.