фестиваль кино
Фильмом Вуди Аллена "Anything Else" при огромном стечении публики в Венеции открылся международный кинофестиваль. Знаменитый американский режиссер сделал подарок венецианской Мостре, согласившись лично представить свою новую картину. После премьеры ВУДИ АЛЛЕН встретился с обозревателем Ъ АНДРЕЕМ Ъ-ПЛАХОВЫМ.
— Вы верны Америке, Нью-Йорку, Манхэттену. Город изменился после 11 сентября?
— Многие говорят о паранойе. Но параноиком я был всегда, задолго до 11 сентября. И во мне, и во многих других людях ничего не изменилось, они живут своей жизнью. Город тоже не очень изменился, а вот что касается страны... Как и все американцы, я знал, что мы выиграем войну в Ираке. Но знал и то, что администрации Буша не хватит тонкости, чтобы принять правильные решения после войны. Было много доброй воли после 11 сентября, а теперь, похоже, ничего не осталось. Никто не верит Бушу, и все ждут выборов.
— А во что вы верите? По-прежнему в Нью-Йорк, в психоанализ?
— Психоанализ меня ни разу не подвел. Нью-Йорк тоже. Я большой домосед и редко покидаю этот город. На фестивалях почти не бываю. Но вот в этом году побывал сначала в Канне, потом — в Венеции. Французы так любят мои фильмы и так милы ко мне, что я не мог им отказать. Ну и венецианцы оказались милейшими людьми — ну что поделаешь.
— Может, вы так и до Москвы доедете, да еще при вашей любви к русской литературе?
— Русская литература больше и глубже, чем все остальное, повлияла на американскую душу. Мне должен быть ближе всех Достоевский, ибо он, как и я, дитя мегаполиса. Но выросшие в деревне Тургенев и Толстой доставляют мне даже большее наслаждение. Чехов — это само совершенство. Иной драматург напишет плохую пьесу и говорит: "Но в ней же все как у Чехова". Все, кроме гениальности. Русская литература — это часть моей жизни. Нельзя быть мыслящим существом и обходиться без нее.
— В Москву вы, судя по всему, пока не собираетесь. Зато, по слухам, купили в Венеции большое палаццо.
— В Москву — нет, я домосед. А палаццо — это газетные утки, теперь меня все об этом спрашивают. Я приезжаю в Венецию, останавливаюсь в каком-нибудь скромненьком отеле — и домой. Если бы я все же покинул Нью-Йорк, то мог бы жить только в Париже, который больше всего на него похож.
— Значит, завтра вы отправляетесь за океан?
— Сначала в Париж и Испанию. В отличие от меня моя жена любит путешествия. Я должен доставлять ей удовольствие.
— В вашем фильме есть фраза: "интеллигентная актриса — это такая редкость!". Вы нашли интеллигентными Кристину Риччи и Джейсона Бигса?
— Про Бигса я не имел понятия, поскольку не видел всех этих "Американских пирогов" — наверное, сплошная глупость. Но посмотрел всего несколько минут видеозаписи его работы и тут же пригласил. А вот Кристину Риччи я давно хотел снять и не разочаровался.
— То есть она оказалась интеллигентной? Такой же, как Мерил Стрип?
— Не верю, что можно быть великолепным актером, не обладая умом и интеллигентностью. Новое актерское поколение ничем не отличается от прежних.
— А режиссерское? Вы поклонник Ингмара Бергмана. А кого цените из новых режиссеров?
— Назову не имена, а фильмы: "Кандагар", "Сука-любовь" и "И твою маму тоже". В США делается мало хороших фильмов. Там главное — большой бюджет. На рекламный бюджет одной голливудской постановки можно было бы снять все фильмы Бергмана. Но в Америке тоже есть хорошие молодые режиссеры — Пол Томас Андерсон например; им нелегко удерживаться от коммерческих компромиссов.
— Кто в этом виноват? Возможно, публика, которая требует примитивных зрелищ?
— На нее и ссылаются продюсеры. Но винить публику глупо. Она ведь не может снять для себя кино и не в состоянии разорвать порочный круг. Сделать это должны сами кинорежиссеры — им пора предложить людям что-то более умное и интересное.