Британию трясет от политических баталий, которых страна прежде не видела: премьер воюет с собственной партией, парламентом и даже семьей, пытаясь продавить запуск «Брексита» — выхода Великобритании из ЕС — любой ценой. Теперь все возможно: и внеочередные выборы, и отставка кабинета, и… развал страны.
У премьера Бориса Джонсона оппоненты не только в рядах парламентской оппозиции, но и в собственной партии. И даже в семье
Фото: Reuters
У премьера Бориса Джонсона оппоненты не только в рядах парламентской оппозиции, но и в собственной партии. И даже в семье
Фото: Reuters
Как решится судьба пророгации, узнаем, но важен контекст. Премьер-министр Борис Джонсон использовал этот неординарный политический ход, чтобы развязать себе руки и поспеть с запуском «Брексита» 31 октября. Правительство добралось до вожделенной паузы в баталиях с трудом — после тяжелых поражений, не просто сузивших премьеру поле для маневра, а загнавших в угол. Во-первых, парламент лишил правительство исключительного права определять повестку обсуждения законопроектов — главного инструмента власти премьер-министра. Далее, парламент обязал правительство попросить ЕС о новой отсрочке «Брексита» — до 31 января 2020 года. И затем отказался поддержать предложение правительства о досрочных выборах. По факту в стране наступило «двоевластие»: правительство есть и продолжает функционировать, но инициативой владеют «советы», то есть парламент.
Впрочем, как бы живописно ни напоминала нам эта картина известные события из нашей собственной истории столетней давности, необходимо все же делать поправки на сегодняшний туманный английский день.
Процедурные битвы
Закон с требованием отсрочить «Брексит» до 31 января 2020 года, принятый парламентом, обязателен к исполнению правительством. Когда из Палаты общин его отправили в верхнюю Палату лордов, все ожидали, что сторонники Джонсона там его попытаются утопить в бесконечных дебатах (этот известный британский прием — так называемая флибустьерская тактика). Однако правительство не стало ставить палки в колеса законопроекту — его приняли, а глава государства — королева — утвердила. И теперь вокруг кипят споры: что последует дальше? Комментаторы убеждены: о «смирении» речь не идет, стало быть, это тактическое отступление в расчете добиться досрочных выборов. Звучит и другая версия, которую сейчас вовсю обсуждают: Борис вовсе не собирается выполнять требование «советов». Правительство может, как вариант, устроить «саботаж» — формально выполнить требование закона (отправить в Брюссель просьбу об отсрочке), но при этом отдельным письмом сообщить, что все это баловство строптивых депутатов, которые не могут смириться с «волей народа», а на самом деле требование «Брексита» остается в полной силе.
Косвенно это подтверждают публичные выступления членов кабинета. Сам Борис заявил, что скорее «подохнет в канаве», чем отложит «Брексит» (с оговоркой: если не будет новой, утвержденной парламентом договоренности до 19 октября — эта дата привязана к саммиту ЕС, последнему перед обещанным к концу октября выходом из ЕС). Министр иностранных дел Доминик Рааб на вопрос о перспективах ответил, что Даунинг-стрит попытается найти некий обходной маневр. Журналисты уточнили: то есть не соблюсти закон? «Нет-нет, закон мы будем блюсти, но это такой плохой закон. Мы посмотрим, чего на самом деле он требует»,— ответил Рааб. А телевизионное интервью (программа Эндрю Марр) с министром финансов Саджидом Джавидом и вовсе было похоже на отрывок из абсурдистской пьесы:
— Так вы нарушите закон?
— Ни в коем случае! — говорил Джавид.
— Значит, попросите ЕС об отсрочке?
— Ни за что! — снова повторяет министр.
— Тогда как же премьер не нарушит закон, если закон запрещает выход из ЕС без договоренности?
— Ммм…
Все эти нюансы даже самого искушенного наблюдателя приводят в недоумение и заставляют заподозрить: что-то затевается. Что? Гадает вся страна.
Раскол по живому
Начало нового политического сезона ознаменовалось чередой потрясших правящую партию отставок. В первый же день после летних каникул большая группа из 21 видного депутата проголосовала против правительства, включая и внука Черчилля сэра Николаса Сомса. Они были исключены из партии.
Но еще красочнее оказалась драма, разразившаяся через несколько дней после этого: об отставке из правительства и парламента объявил младший брат премьера — Джо Джонсон.
Он занимал пост не великий — министра по делам университетов, исследований и инноваций (по нашей иерархии, начальник управления в Министерстве образования), и если бы это был кто-то другой, то, может, и разговоров бы не было столько. А тут оппоненты премьер-министра получили убойный довод: как можно главе кабинета доверять, если даже брат ему не верит?
В отличие от Бориса, Джо Джонсон пользуется всеобщим уважением в политических кругах — за свою серьезность, прилежание и неконфликтность. Он известен как римейнер, то есть сторонник членства в ЕС, но, как и большинство других римейнеров, принял результат референдума как «волю народа» и оставался в правительстве, работая вместе с другими над достижением компромиссной договоренности. Заявляя об отставке, Джо Джонсон отметил, что разрывается между «лояльностью семье и национальными интересами». Имелся в виду не только Борис: консерватор Джо женат на известной колумнистке леволиберальной газеты «Гардиан» Амелии Джентльмен, противнице «Брексита». По словам знакомых семьи, она оказывает на него большое влияние. Борис, к слову, в семье единственный брекситер. Отец, Стэнли Джонсон (бывший депутат Европейского парламента), был известен симпатиями к ЕС. То же можно сказать и о пошедшем в финансовый сектор среднем брате Лео. В оппонентах Борису и самая известная после него в семейном клане младшая сестра Рейчел Джонсон, журналист и общественный деятель. Лицом она просто копия Бориса, только стройнее, а говорит и пишет, пожалуй, еще лучше, яснее брата. Рейчел еще два года назад в знак протеста против «Брексита» вступила в либерально-демократическую партию, единственную, последовательно выступающую против «Брексита» и за новый референдум. Чуть позже Рейчел баллотировалась в Европейский парламент от новой партии «тиггеров» (Change UK), сформированной из депутатов, вышедших из консервативной и лейбористской партии в знак протеста против линии на жесткий «Брексит». Не получилось, правда,— не у нее, у новой партии. Рейчел тогда отшучивалась: «Оказалась крысой, прыгнувшей на тонущий корабль». Недавно у нее спросили: какие споры в семейном кругу идут? Она ответила, что дискуссий в семейном кругу стараются просто избегать, «а то получится, что мы все против премьер-министра…»
Ставка на выборы
Комментаторы в один голос говорят: скоро выборы. Но когда, как, если еще одно поражение правительства в парламенте как раз и касалось просьбы о досрочных выборах? Голосование по этому биллю было еще одним унизительным, или абсурдистским, спектаклем в Палате общин. По новым правилам для его принятия необходимо квалифицированное большинство — 2/3 голосов. Это надо было слышать: спикер оглашал результаты, за — 298, против — и вдруг споткнулся. Оказалось… 56. Для принятия закона нужно было 434 голоса из 650 (общее число депутатов) — оппоненты на голосование просто не явились. Повисла немая пауза, а через мгновение в Палате раздались смешки, переходящие в бурный хохот. Билль позорно провалился.
Значит, выборов не будет? Лидер официальной оппозиции Джереми Корбин выставил условие: заявил о согласии на досрочные выборы только после того, как будет принят билль об отсрочке «Брексита». Но он (об этом как раз шла речь в начале заметки) принят, а значит, как ни парадоксально, правительство получило фору: для оппозиции сейчас крайне неудачный момент — консерваторы опережают лейбористов на 10 процентов (и даже на 14 процентов, согласно отдельным опросам). А право назначить дату голосования остается у правительства, и запустить механизм оно может в любой момент.
Форсировать процесс, впрочем, и консерваторам не с руки: победа им вовсе не гарантирована, риск в том, что у них отберет голоса партия «Брексита» Найджела Фараджа (это новая партия одного лозунга — «Брексита», пришедшая на смену партийному проекту ЮКИП).
К тому же в стане тори настоящая гражданская война: умеренный мейнстрим обвиняет руководство в крутом сдвиге вправо, так что интриги гарантированы, да и раскол не исключен.
Наблюдатели теперь внимательно следят за тем, как правительство продвигает идеи «подскока Бориса». Речь о серии популистских заявлений премьера по возможным мерам укрепления экономики в случае жесткого «Брексита»: укрепление службы здравоохранения, увеличение численности сил правопорядка (полиции — на 20 тысяч человек), дополнительные субсидии фермерам, помощь регионам. Связь простая: чем больше разговоров о преимуществах «подскока», тем ближе выборы — симпатии избирателя растут вместе с ростом обещаний.
Ирландская граница, шотландский референдум
В подоплеке «Брексита» был и остается английский национализм, именно английский, а не британский. Это аргумент, который я нередко слышал и со стороны противников «Брексита», и со стороны ярых его сторонников. И трудно оспаривать вывод, сопровождающий утверждение: это угроза устоям Британского союза.
Извне Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии кажется монолитом, каким казался когда-то Советский Союза. Между тем это союз четырех стран (которые за рубежом часто называют просто «провинциями» или регионами) — королевства Англии, княжества Уэльса, королевства Шотландии и Северной Ирландии с не вполне определенным статусом, но, безусловно, в составе общего союза. На референдуме по «Брекситу», если взять по «союзным республикам», голоса распределились поровну. Англия и Уэльс — за «Брексит», Шотландия и Северная Ирландия — против. Имеет ли это значение сейчас? Оказывается, огромное, если не решающее.
Сначала об Ирландии. Главной загвоздкой с самого начала переговоров о «Брексите» была и сейчас остается граница между суверенной Республикой Ирландия и Северной Ирландией, входящей в Великобританию. Чтобы представить себе масштаб проблемы, вспомним, что единственная сухопутная граница между ЕС и «независимой» Британией окажется как раз в Ирландии. Это 500 извилистых километров, что (для сравнения) на 40 километров длиннее, чем сухопутная граница России с Польшей, Литвой, Латвией и Эстонией, вместе взятыми. И через эти 500 километров проходит сегодня 30 процентов продукции аграрного сектора, огромный трафик промышленных товаров.
Граница стала спокойной относительно недавно, после хрупкого соглашения «Страстной пятницы» о прекращении гражданской войны в Северной Ирландии конца 90-х годов. А до него на протяжении десятилетий гибли люди — не только на границе, на всей британской территории. Никому не хочется снова заиметь очаг вооруженного конфликта в Европе, а это вполне реальная возможность, если вернется жесткая граница между двумя частями Ирландии. Между тем возможность такая есть.
По договоренности ЕС с прежним премьер-министром Терезой Мэй предусматривался так называемый ирландский бэкстоп — сохранение режима таможенного союза и открытой границы в случае, если не найдется других, технологических решений таможенного контроля. Причем бэкстоп этот должен был бы распространяться на все Соединенное Королевство. Казалось бы, сугубо техническая деталь, но именно она и стала тем камнем преткновения, который похоронил «сделку Мэй». На прошлой неделе Борис Джонсон и премьер-министр Ирландии Лео Варадкар обсуждали новую идею — таможенный союз в рамках всего острова Ирландия, включая республику на юге и часть королевства на севере. Парадоксальным образом это может оказаться ключом к «Брекситу». Потому что из-за потери большинства в парламенте Борису больше не нужно оглядываться на партнера по коалиции — демократическую юнионистскую партию, которая, выступая против любого компромисса в пользу Ирландии, сковывала премьеру свободу маневра.
Под занавес несколько слов о Шотландии. Как известно, шотландцы на своем референдуме отвергли идею независимости. Но при условии сохранения всей страны в составе ЕС. Теперь это снова играет на руку сторонникам независимости: раз Соединенное Королевство выходит из ЕС, значит, и прежнее наше голосование теряет силу. Нужно голосовать снова: оставаться или нет — уже в составе Британии. Этот сюжет для Бориса Джонсона и сподвижников по кабинету нервный. О значении Шотландии говорить не приходится — это и нефтегаз Северного моря, и база британских стратегических сил сдерживания, «Трайдентов». А в парламенте Шотландская национальная партия — третья по численности, могла бы стать партнером по коалиции в будущем правительстве. На это, впрочем, и делается вполне прагматичный расчет: если верить прогнозам на будущие выборы, снова будет «висячий парламент», без явного большинства основных игроков. И тогда шотландская независимость снова станет ценой поддержки.
С течением времени все эти прикидки и прожекты все четче обретают реальные черты. Со стороны ЕС разочарованно сообщают, что Борис Джонсон никаких усилий для достижения новой договоренности с Европой не предпринимает — ничего, ноль предложений, фунт пренебрежения. Инсайдеры в Лондоне подтверждают: команда переговорщиков сведена до минимума, в ней осталось всего четыре человека или около того. Час Х, похоже, все ближе…