Анимационный фильм «Бунюэль в лабиринте черепах» режиссера Сальвадора Симо — яркий образец «занимательного киноведения», нового и чрезвычайно оригинального явления в кинематографе ХХI века. Его анализирует Андрей Плахов.
Творческий процесс режиссера-сюрреалиста показан с вполне реалистической наглядностью
Фото: Aragon TV
Творческий процесс режиссера-сюрреалиста показан с вполне реалистической наглядностью
Фото: Aragon TV
Все началось с удивительного симбиоза документалистики и анимации — казалось бы, абсолютно чуждых друг другу видов киноискусства. Десять лет назад появился анимадок «Вальс с Баширом». Его автор израильтянин Ари Фольман записал свидетельства солдат, воевавших в Ливане, и перевел их рассказы в рисованные движущиеся картинки. Это дало возможность показать то, что и в игровом, и тем более в документальном кино выглядело бы нарушением всех норм и приличий: агонию застреленной собаки или лошадей с переломанными хребтами. И в то же время — насытить картину смелыми поэтическими образами: юноша, спасающийся от войны на лодке, которая приобретает форму гигантской женщины, или исполняющий танец смерти солдат, в чьих руках пулемет превращается в гитару.
Новый шаг был сделан совсем недавно режиссером из Гонконга Юньфанем, представившим на Венецианском фестивале анимационную ленту «Дом 7 по Черри-Лейн». Ее герой — студент-синефил — водит женщину, с которой его связывают романтические отношения, на фильмы с участием своей любимой актрисы Симоны Синьоре. И вот эти старые фильмы — «Путь в высшее общество» или «Корабль дураков» — перевоссозданы в новом анимационном облике, что придает этим кадрам особенное ностальгическое обаяние.
К области рисованного киноведения примыкает и «Бунюэль в лабиринте черепах».
Фильм начинается со скандала на премьере «Золотого века» (1930) — сюрреалистического киноопуса тридцатилетнего Луиса Бунюэля, эпатировавшего вместе с Сальвадором Дали парижское общество еще первой своей короткометражкой «Андалузский пес».
Спустя три года появляется «Земля без хлеба» — тридцатиминутный кинорепортаж о жизни крестьян горного района Лас-Урдес на западе Испании. Их жизнь похожа на кошмарный сон и в этом смысле стопроцентно сюрреалистична. Люди, отрезанные от большого мира бездорожьем, веками живут без хлеба и почти без мяса, которое поставляют время от времени только свалившиеся с обрыва горные козлы.
В 1920-е годы в Лас-Урдес все же проложили дорогу, по которой Бунюэль со своей съемочной группой добрался до этого островка исторической архаики. То, что он сделал, вошло в историю кинематографа как уникальный для того времени эксперимент. Безусловно, руководствуясь тем, что можно назвать леворадикальным гуманизмом, режиссер хотел привлечь внимание к чудовищным условиям человеческого существования — и с этой задачей он целиком справился. Но, будучи художником-авангардистом первой волны, Бунюэль отнюдь не был гуманистичен в своих съемочных методах.
Одно дело, когда испанский режиссер шокировал парижских обывателей кадром разрезаемого бритвой глаза в «Андалузском псе». На самом деле перед камерой разрезали куриное яйцо, и Жан Виго с великолепным сарказмом высмеивал эту зрительскую чувствительность (которая совсем не распространялась на реальные гнусности и безобразия мира).
Другое дело — когда на съемках «Земли без хлеба» по наводке режиссера обмазывают медом больного осла, чтобы его до смерти закусали пчелы, или пытаются ускорить момент падения козла с горной кручи. Это, разумеется, серьезный повод экзаменовать философию и практику кинематографа ХХ века, далекого от современного экологического мышления.
Но, намекая на эту актуальную творческую коллизию, авторы фильма все же не забывают о главной задаче — увлечь и развлечь современную публику, погрузив ее в мир ранних сюрреалистических грез. Основой для картины послужил комикс художника Фермина Солиса, родом как раз из прославленного Бунюэлем экзотического горного региона.
И это тоже веяние нашего времени: комикс становится инструментом неожиданной интерпретации таких икон интеллектуальной культуры, как Луис Бунюэль или Эдвард Мунк.
Мрачное и трагическое, как выясняется, не исключает иронии и юмора, а документальное и архивное получает новую жизнь благодаря искусству анимации. И лучшей затравкой ко всей истории, рассказанной в фильме, становится его начало, где давно не бритый гигант Бунюэль (на самом деле ростом чуть выше среднего) сидит в кафе наряженный монашкой — почти как персонаж трагикомедии Педро Альмодовара.