Трагедия в Беслане

16.09.2019, 14:00

«Людей привлекает в нашей программе опыт общинной жизни»

Как в женском монастыре на Кавказе реабилитируют детей, переживших теракты, войну, нищету

Пятнадцать лет назад в горах Северной Осетии появился Аланский Богоявленский женский монастырь, в котором стали реабилитировать детей, пострадавших от теракта в Беслане. Это единственное место в стране, где умеют работать с бывшими заложниками и родственниками погибших. Спецкорреспондент “Ъ” Ольга Алленова провела в монастыре неделю, чтобы понять, как реабилитируют людей, переживших войну, теракт и смерть близких.

Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова / купить фото

Фото: Коммерсантъ / Заур Фарниев / купить фото

1 / 4

Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова / купить фото

Фото: Коммерсантъ / Заур Фарниев / купить фото

«Общение с людьми, которые понимают твои проблемы, очень важно»

В 7:30 звонит колокольчик, и детский голос кричит: «Подъем!» Утро начинается с молитвы: дети собираются в гостиной перед иконами и по очереди читают сокращенное «Утреннее правило» — сборник утренних молитв. В первый день смены многие запинаются, неверно ставят ударения, но терпеливо слушают друг друга. На второй день замечаю, как девочки-подростки «репетируют» тексты молитв: им хочется читать без ошибок. В 8:30 — зарядка. Вожатая Фатима Кудзиева, крупная добродушная женщина с громким голосом, весело разыскивает халтурщиков и ведет их во двор, где под современную музыку проводит зарядку.

В 9:00 — завтрак. Каждый день в столовой дежурит группа ребят — раздает пищу, убирает со столов и моет посуду. 13-летняя девочка отказывается убирать стол, волонтер Батраз объясняет ей, что тут такие правила: «Все дежурят по очереди». «А я не буду»,— отвечает девочка. «Ну тогда и в бассейн не пойдешь, потому что развлекаются только те, кто работает»,— спокойно отвечает Батраз. Вода в бассейне уже нагрелась, и сегодня можно купаться. Девочка обдумывает его слова, а потом идет за подносом и тряпкой.

В первый день смены здесь появилась необычная пара: 15-летняя Карина с трехлетней девочкой на руках. Два дня она не спускала сестру с рук — кормила ее, мыла, укладывала спать. На третий день руководитель детского реабилитационного центра монахиня Георгия (Бестаева) связалась с матерью девочек и попросила забрать младшую: смена проводится для трудных подростков, и Карина не может полноценно в ней участвовать. Мама приехала. Она одна воспитывает четверых детей, средняя дочь больна. Мама не справляется. Все заботы о младших детях на Карине. Однажды девочка с сестрами пришла к монастырю и стала просить милостыню. Вышла монахиня Маргарита (Кудзиева) и пригласила детей в трапезную. С тех пор монастырь стал опекать эту семью: покупает детям одежду и обувь, а также учебные принадлежности в школу, снабжает продуктами, и вот теперь пригласил Карину в реабилитационный детский центр.

В этой августовской смене оказались дети из бедных многодетных и неблагополучных семей, а также приемные дети из вполне обеспеченных семей.

В одном пространстве соединились московские подростки и дети из горного осетинского села, приемные дети из состоятельной владикавказской семьи и дети, которые вынуждены просить милостыню.

Оказалось, что, несмотря на разные возможности семей, проблемы у детей похожи — трудный подростковый возраст, детская травма, нестабильное состояние психики, неумение слышать друг друга, желание доказать всем свою исключительность и порой вызванная этим жестокость, нежелание выполнять общие для всех правила, связанные с распорядком дня, уборкой или занятиями. «Все это в повседневной жизни приводит к конфликтам в семьях, плохой учебе и прогулам, некоторых ребят ставят на учет в инспекцию по делам несовершеннолетних из-за драк и других проступков,— говорит директор центра монахиня Георгия.— Их родители устали, выгорели. К нам приехала семья из горного района Осетии, там мама уже просто не может с детьми спокойно говорить, она все время кричит или плачет. Здесь эта мама познакомилась с другими родителями, они пообщались друг с другом, и в конце смены она сказала, что другими глазами увидела своих детей и себя, поняла, что все не так плохо, как ей казалось. Общение с людьми, которые понимают твои проблемы, сами переживают что-то подобное, очень важно. Это именно та поддержка, которой у нее не было. И дети здесь крепко сдружились: они не смотрели, у кого какой статус, кто беден, а кто богат. В конце смены все обменялись телефонами, написали друг другу много хороших слов».

Как в Северной Осетии встретили 15-летие захвата заложников в первой бесланской школе

Знакомство проходило так: взрослые и дети сели в круг, в центре которого поставили короб с яркими смешными головными уборами, и тот, кто выходил в круг, вытягивал из короба колпак или шляпу, надевал и рассказывал о себе. Неформальная обстановка, шутки, смех способствовали раскрепощению участников и позволили установить доверительные отношения.

За неделю в центре дети поставили спектакль под руководством преподавателя из Владикавказского музыкального училища Анжелы Хосаевой, выучили новые стихи и песни, съездили в соседний горный Фиагдон на экскурсию, научились делать настоящие произведения искусства из обычных веток, желудей и елочных шишек под началом педагога по рукоделию Марины Алаговой, а еще учились говорить о своих чувствах и переживаниях. В конце смены за воротами центра на берегу монастырского озера устроили прощальный костер, пекли картошку, пели песни. Расставаясь, плакали — все.

Эта смена объединила детей, которые в обычной жизни вряд ли когда-то встретились бы. Это и есть настоящая социальная интеграция, считает монахиня Георгия. Однажды во время обеда в столовую зашли высокие парни в спортивной форме, они привезли ребятам сладости и фрукты. Двое из них были заложниками в Беслане, один потерял там мать. Эти парни выросли в монастырском центре и приходят сюда, как домой.

«Обычная размеренная жизнь помогает детям почувствовать себя в безопасности»

Детский реабилитационный центр построили раньше остальных монастырских зданий. Летом 2004 года, когда здесь была основана обитель, это место на окраине Алагира представляло собой заброшенный участок, превращенный в стихийную свалку.

«До 1961 года на этой территории находилась тюрьма строгого режима, потом, после ее закрытия,— санаторий,— вспоминает монахиня Маргарита (Кудзиева).— После развала СССР здесь жили беженцы из Таджикистана, внутренних районов Грузии. Матушка Нонна и сестры застали здесь полную разруху. От единственного уцелевшего здания оставалась одна коробка. Не было ни электричества, ни воды, ни газа. Пришлось начинать все с нуля. И только благодаря личному упорству владыки Феофана (митрополит Владикавказский Феофан Ашурков.— “Ъ”) монастырь за короткое время отстроили, и он стал принимать нуждающихся в помощи людей».

Почему пострадавшие в терактах попросили законодательной помощи

Когда случилась трагедия в Беслане, в Северную Осетию из Германии приехал священник Андрей Сикоев, клирик храма Покрова Богородицы в Берлине. Ему руководство Русской православной церкви за рубежом (РПЦЗ) поручило сопровождать в Северную Осетию большую партию медицинского оборудования, отправленного специальным бортом для жителей Беслана. «Встретившись, владыка Феофан и отец Андрей решили открыть на территории Богоявленского женского монастыря, где еще не было ни храма, ни трапезной, ни паломнической гостиницы, реабилитационный центр для детей Беслана»,— вспоминает сестра Георгия. Строительство центра финансировали РПЦ и Детский фонд Германии, работающий с религиозными организациями.

Формировали реабилитационную программу с учетом рекомендаций психологов и устава церковной организации игуменья Нонна (Багаева), первый директор центра Зарема Короева и руководитель петербургской благотворительной организации «Перспективы» Мария Островская. Впоследствии Мария Островская много раз приезжала в монастырь консультировать сотрудников центра.

Первые дети из Беслана приехали сюда в ноябре 2007 года. Это были старшеклассники — растерянные, подавленные, замкнутые, порой агрессивные. «О теракте наши сотрудники говорили с детьми очень осторожно, только если ребенок сам хотел поделиться,— рассказывает сестра Георгия.— Дети редко упоминали о теракте в компании. Но с первых дней жизнь в центре организовали таким образом, что у ребят было много личного общения с сотрудниками. С детьми работали все сотрудники центра — не только педагоги и штатный психолог. Кто-то общался с поваром во время дежурства на кухне, кого-то педагоги привлекали помочь организовать занятия, кого-то на помощь звали завхоз или директор. Это было по-домашнему, не искусственно. Конечно, чаще привлекали именно тех, кому было труднее адаптироваться, труднее справиться со своими эмоциями. И во время такого общения многие дети раскрывались, начинали делиться. Это было очень важно для них и для нас».

Сестра Георгия говорит, что пострадавшие от теракта в Беслане — особенные люди. Они помогают каждому, кто с ними встречается, что-то понять о себе и о мире.

Человеческие благородство или подлость отчетливее проявляются именно в общении с этими людьми. Почему так — непонятно. Как будто они стали мерой весов, на которых измеряется добро и зло мира.

«Каждый раз монахини спрашивали себя: "Что я могу сказать человеку, пережившему ад?" Наверное, я могу просто помолчать и поплакать с ним рядом, сочувствовать ему, быть рядом. И до сих пор, встречаясь впервые с бывшими заложниками, мне очень трудно находить ответ на этот вопрос: "Кто я и чем могу им помочь?" Но нужно было каждому ребенку дать почувствовать, что жизнь продолжается. Как ни странно, в этом помогали самые простые вещи: четкий распорядок дня, совместная молитва, занятия, игры, походы, труд, в которых участвовали дети и взрослые».

Программа детского центра отличалась от других реабилитационных программ тем, что в нее включались не только бывшие заложники и их близкие родственники, но и обычные дети — друзья, соседи, ровесники пострадавших. То есть дети и взрослые выходили из своего травмированного сообщества, из круга жертв теракта, с которыми плотно общались в Беслане, в обычный мир. Еще такой подход позволял включить в программу обычных жителей Беслана, которые не имели статуса пострадавших, но тоже получили серьезные психологические травмы: испытывали тревогу, страх, панические атаки.

Окружение обычных сверстников и распорядок дня оказывали на травмированных детей исцеляющее действие. Ребенок, зная, что завтра и послезавтра, и через три дня он встанет в 8 часов, в 9 позавтракает, в 15 часов пойдет на занятия керамикой, а в 16:30 вместе с остальными детьми будет подметать двор, обретает уверенность, что жизнь стабильна и больше ничего страшного с ним не случится. «Вот эта обычная размеренная жизнь помогает детям почувствовать себя в безопасности, а это самое главное»,— говорит сестра Георгия.

Она вспоминает девочку, выжившую в школе №1: мама после теракта так ее оберегала, что девочка в 15 лет не мыла дома пол, посуду, не выходила одна на улицу.

«Дома она не могла чувствовать себя самостоятельной, хотя уже была взрослой,— говорит монахиня.— В центре она на равных со всеми убирала комнату, мыла пол, дежурила по кухне, и делала это с удовольствием, потому что чувствовала себя такой, как другие дети. Это стало толчком к ее развитию, преодолению травмы».

Здесь принимали всех — сирот, подростков с измененным вследствие теракта поведением, детей и взрослых жителей Беслана разных конфессий. Никого не заставляли ходить в храм на службу, а общая молитва — это единственный пункт в распорядке дня, который человек мог пропустить по религиозным мотивам.

В чем нуждается Беслан спустя 15 лет после трагедии

«Были очень сложные дети, которые нам сами рассказывали, что в автобусе их сажают отдельно от других детей,— вспоминает монахиня Георгия.— Но матушка Нонна всегда говорила: "Детей из Беслана берем всех". Мы их принимали, и они чувствовали, что их здесь не отвергли, они приняты, а ребенку это важно. Уже потом, став взрослыми, они рассказывали сестрам (монахиням.— “Ъ”), как были поражены, что мы принимали их без всяких условий и предупреждений. Что удивительно, эти подростки, которых нам рекомендовали как очень сложных, никогда не создавали здесь никаких проблем. Сейчас они уже взрослые, окончили вузы, работают. И сохраняют с монастырем добрые отношения».

Многие дети и взрослые, которым помогли реабилитироваться в монастырском детском центре, теперь его лучшие волонтеры. «Наш координатор в Беслане Марина Пак сама потеряла ребенка в школе, но стала помогать другим. Очень многих людей, у которых надежды почти не осталось, именно она уговорила приехать в монастырь. Эти люди, пострадавшие от теракта, встречались с нашей игуменьей, ходили на исповедь, задавали вопросы, часто это были очень страшные вопросы… И наши сестры разговаривали с ними постоянно. Это могло продолжаться много лет, пока человек не примирялся с Богом и с самим собой. Но это примирение невозможно с наскока — все начинается с простой заботы. Человеку нужно чувствовать заботу».

Наташа, жительница Беслана, потеряла в теракте дочь. На руках у нее осталась годовалая внучка. Каждый день в течение пяти лет после трагедии бабушка и внучка ходили на кладбище — девочка на нем выросла. Марина Пак долго уговаривала Наташу приехать с внучкой в монастырь — в детский центр. «Как я поеду отдыхать, если моя дочь на кладбище?» — ответила Наташа. Но внучку с Мариной отпустила. «Девочке было непросто социализироваться,— вспоминает сестра Георгия.— Мы принимали ее в центре каждый год, и постепенно все наладилось. Однажды в монастырь приехала и бабушка и захотела креститься. После крещения рассказала монахиням, что накануне видела сон: "Сижу я в темной холодной комнате, в ней нет ни дверей, ни окон, только одна маленькая форточка. И вдруг к этой форточке подходит монахиня, протягивает мне руку и говорит: «Я тебя вытащу».— «Как ты меня вытащишь, я же не помещусь в форточку?» Но она так крепко взяла меня за руку и вытащила наружу. Эта монахиня была высокого роста, одета как вы, только одежда у нее была не черная, а серая". После этого рассказа Наташи мы решили, что ей приснилась великая княгиня Елизавета Романова — мученица, убитая большевиками. Серое облачение — это ее наряд. Этой святой посвящен первый храм нашего монастыря, ее имя носит и детский реабилитационный центр».

Таких историй сестра Георгия вспоминает много: отец не позволял ребенку креститься, потому что потерял жену в теракте и не мог простить ее смерти, а через несколько лет сам надел крест; мать, потерявшая ребенка и не прощающая себя за это много лет, вдруг стала появляться в храме, и в ее лице вместо черной боли увидели свет; ребенок, который мечтал стать военным, чтобы убивать врагов, вырос и выбрал профессию врача. «Наши дети, за которых было очень тревожно, вырастают и становятся хорошими людьми,— говорит Георгия,— они любят свой народ, любят Россию, они живут духовной жизнью, в них нет ненависти, и это для нас главный результат».

Мировой опыт работы с жертвами терактов говорит о том, что последствия таких трагедий проявляются долго и могут привести к разрушительным последствиям, особенно в небольших, локальных сообществах.

Поэтому создаются специальные многолетние программы для работы с бывшими заложниками, в которые привлекают лучших специалистов. В России таких программ нет. Детский реабилитационный центр в Богоявленском женском монастыре в Северной Осетии — единственное место в стране, где умеют работать с людьми, пережившими теракты, насилие, потери родных. И работает он не на государственные деньги, а на благотворительные.

«Мы не можем отказывать в помощи людям из Цхинвала»

В августе 2008 года, во время войны в Южной Осетии, тысячи беженцев ушли в Северную Осетию. Цхинвал был разрушен, жить было негде, и епископ Феофан благословил игуменью Нонну принять несколько сотен беженцев. В детском центре разместили около ста цхинвальских детей. «Эти дети с мамами жили в центре больше месяца,— рассказывает Георгия.— С тех пор мы стали проводить смешанные смены: часть детей из Беслана, часть — из Южной Осетии. И те и другие пережили войну, смерть, и им нужно было учиться жить дальше».

С 2012 года программа расширилась — здесь стали принимать детей с нарушениями развития. «Началось все с того, что к нам приехала мама с четырьмя детьми, у трех из них — аутизм, умственная отсталость. Семья была социально изолирована, мама сказала, что их даже в церкви не принимают, и она не знала, что ей делать. Мы пригласили их в центр, а к нам как раз на Рождество приехали Мария Островская и Анна Битова (директор московского Центра лечебной педагогики, ЦЛП.— “Ъ”), они консультировали эту маму. После Мария и Анна предложили нам обучить людей, чтобы мы сами могли работать с такими семьями. В 2012 году к нам приехали московские психологи из ЦЛП Димитрий Ермолаев и Татьяна Ратынская, они провели семинар для сотрудников центра, и мы вместе с ними приняли группу из 12 детей с нарушениями развития, это был первый такой лагерь в Осетии. Дети приехали с мамами, мамы видели, как специалисты работают с детьми, получили план работы с детьми дома и впоследствии могли связываться с нашими психологами по телефону».

Одна семья из Южной Осетии приезжала сюда несколько смен подряд — у ребенка аутизм, мама не понимала, как ей с ним жить. Мальчик кричал, бился головой о стены, ничего не ел, сидел все время на маме. Но после реабилитации в лагере он стал сидеть за столом, принимать пищу, встраиваться в социум. «Маме рассказали, как общаться и заниматься с ребенком дома, и жизнь семьи в целом изменилась»,— рассказывают в центре.

Специалисты из ЦЛП и «Перспектив» провели на территории центра обучающие семинары для его сотрудников и 38 социальных работников и медиков Северной и Южной Осетии. Это была просветительская программа, ведь многим детям с особенностями развития или трудным поведением нужны не лекарства, а работа с лечебным педагогом, дефектологом, психологом, а врачи часто не знают, к кому их направлять.

Детский реабилитационный центр, как и монастырь, существует на пожертвования. Первые два года программу поддерживал Детский фонд Германии, а в течение нескольких следующих лет центр спонсировали частные лица, которые хотели помочь детям Цхинвала и Беслана. В 2011 году по ходатайству комитета «Матерей Беслана» бывший глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров распорядился финансировать центр в рамках поддержки НКО. С 2007 по 2015 год центр ежегодно проводил до 30 смен и принимал более 700 человек. «В последние три года в связи с финансовым кризисом и сокращением благотворительной помощи нам пришлось закрыть почти все летние и зимние смены,— говорит сестра Георгия.— Но хотя бы один лагерь для детей с нарушениями психоэмоциональной сферы мы проводим каждое лето. В 2015 году мы выиграли грант конкурса "Православная инициатива" и добавили в программу работу с глиной — купили для этого оборудование. В том же году мы провели семинар для сотрудников социальных служб и органов опеки из Северной Осетии и Южной Осетии. Монастырь находится на дороге между двумя Осетиями, и мы не можем отказывать в помощи людям из Цхинвала».

На лето 2019 года центр получил пожертвования от известного в Осетии филантропа Руслана Икаева, поэтому здесь смогли провести целых пять смен — для детей из многодетных и неблагополучных семей, для детей из Беслана, для приемных семей и для детей с нарушениями развития.

«Дома бедность»

Десять лет назад центр стал сотрудничать с органами соцзащиты Алагирского района Северной Осетии — тогда чиновники обратились с просьбой помочь ребенку, у которого в 11 лет появился суицидальный синдром. «У мальчика была тяжелейшая травма, мы многократно принимали его и его братьев в монастыре,— говорит Георгия.— Когда центр работал полноценно, социальные службы регулярно обращались к нам с просьбой принять детей, у которых мамы умирали в больнице от онкологии. С детьми нужно было поговорить о жизни и смерти, готовить их к уходу близкого человека. Была у нас семья из Южной Осетии — там умерла мама, девочка не хотела это принимать, она была в отчаянии. Удивительно, ребенок девять лет боролся с Богом, все ее вопросы были обращены к Богу. Мы несколько раз принимали ее с братом. Слава Богу, девочка выправилась. Много детей попадали с неврозами, среди них дети, переживающие развод родителей. Это вообще очень частое явление сейчас. У детей на фоне развода родителей появляются суицидальные мысли, энурез, нарушения сна, страх темноты. У нас одна семья уже год разводится, дети весь год в школу не ходят, деградируют, у старшего ребенка развилась тяжелая депрессия, и таких семей немало».

Сейчас монастырь работает с асоциальными или бедными семьями: обращаются органы опеки, или народная молва направляет сюда людей напрямую.

Сестра Георгия говорит, что по уставу монахини стараются не покидать обитель: «Господь Сам приводит нуждающихся на порог монастыря». И когда на пороге появляется нуждающийся, монахини стараются его накормить, выслушать, оказать материальную помощь. «Мы окормляем семью, там семь детей, жуткая нищета, родители не работают, не умеют поддерживать порядок, дом в аварийном состоянии. Мы не можем взять на себя обязанности социальных служб, но помогаем, чем можем: много лет собираем детей в школу, монастырь покупает им теплую обувь и одежду к зиме, круглый год снабжает продуктами питания. Рядом с нами много беды. Много детей остается на попечении бабушек и дедушек, которым трудно справиться с ними, особенно в подростковом возрасте. Монастырь принимает детей из таких семей, и ребята начинают потихоньку меняться, а опекуны, отдохнув немного, тоже часто начинают иначе относиться к детям».

“Ъ” публикует отрывок из книги Ольги Алленовой «Форпост. Беслан и его заложники»

Игуменья монастыря Нонна Багаева, рассказывая о центре, вспоминает диалог с ребенком, побывавшим здесь впервые в прошлом году: «Я спрашиваю его, что ему понравилось в монастыре за неделю, а он отвечает: "Еда". Мы даже не думали, что так бывает. В здешних селах многие семьи живут очень бедно. Там дети едят только то, что растет в огороде. Некоторых детей перед началом смены мы везем в парикмахерскую и переодеваем их в новую одежду, потому что иначе другие дети будут их сторониться, и это помешает их социализации». Однажды монахини увидели на своей территории двух детей 9 и 15 лет. Они убежали из дома. Накормив беглецов, монахини стали расспрашивать их о причине побега. И девятилетний ребенок ответил: «Дома бедность».

В каждой смене в центре не более 30% «трудных» детей, остальные из обычных семей. При таком соотношении «трудные» находятся в благополучной среде и могут перенимать нормальное поведение. С каждым ребенком здесь работают индивидуально, и в эту работу включены все сотрудники центра. «Если у ребенка проблемы, ему может помочь личный взрослый друг,— говорит Георгия.— Жизнь здесь организована так, что ребенок может присмотреться к взрослым в неформальной обстановке — во время игр, совместного труда, занятий в кружках, в которых свободные сотрудники тоже принимают участие. Он может выбрать себе в друзья повара, и он будет при поваре, а когда нужно будет пойти гулять, повар пойдет с ребенком, а его подменит на кухне напарник. Ребенку такая дружба может многое дать. Его выслушивает и принимает взрослый человек».

Жизнь в принимающей общине сама по себе оказывается важным реабилитационным фактором:

«Ребенок оказывается в "семье" — она большая, у нее есть глава, есть правила, порядки, но при этом взрослые принимают ребенка как близкого родственника. Совместная трапеза, совместные занятия. После воскресной литургии у нас в монастыре проводится трапеза на 80–200 человек, и дети в ней тоже участвуют, это тоже дает им ощущение жизни в большой семье».

Совместная деятельность ребенка и взрослого очень важна для детского развития, говорит Георгия: «Сейчас дети с родителями ничего не делают вместе, каждый сам по себе, а у нас ребенок вместе с взрослыми обязательно что-то делает. Для ребенка важно, что мы все вместе молимся, принимаем пищу, играем, занимаемся. У нас труд — обязательное правило для всех. Это важно, чтобы у детей не развивалось потребительское отношение. Абсолютно все дети могут делать хоть что-то. Даже дети с тяжелым аутизмом могут при помощи волонтера раскладывать салфетки на стол. Наши психологи не церковные люди, и они говорят, что устав центра очень хорошо подходит для детей с нарушениями развития и трудных подростков. И кстати, наши психологи советуют мамам обязательно делать дома что-то совместно с детьми. Сейчас все бегут на хореографию, музыку, робототехнику, в школу, у ребенка не остается времени побыть вместе с родителем. А семья — это общение. Людей привлекает в нашей программе опыт общинной жизни, которой они лишены. У нас нет телевизора, мы сразу забираем телефоны, дети играют на улице, а если дождь, поют караоке. Через день они забывают о своих телефонах».

«Нам есть чему учиться у детей Беслана»

Каждый год в программах Центра участвуют волонтеры из числа детей, пострадавших в Беслане. У многих открылся педагогический талант, и они неплохо ладят с «трудными» детьми. «Один наш волонтер Астемир Кундухов, будучи сам подростком 14–15 лет, приезжал на смены для детей с нарушениями развития,— рассказывает сестра Георгия.— И он один справлялся на занятиях с тяжелой аутичной девочкой. Он сам потерял маму, сестру и бабушку в теракте. Меня всегда потрясало, что ни один из бесланских ребят не отказался повторно приехать волонтером в смену с аутичными детьми. Дети Беслана — особенные. Мир еще увидит от них много добра».

Игуменья Нонна тоже говорит мне, что жители Беслана — созидатели:

«Вопреки всему они строят новую жизнь — растят детей, помогают другим людям. Эта новая жизнь по своей сути очень правильная, она основана на добре и помощи. Нам есть чему у них учиться».

Уже несколько лет жители Беслана строят храм — прямо во дворе школы №1. Здание из светлого камня уже построено, но работы тут еще много — лишь три недели назад сняли ограждение, отделяющее его от школьной территории. Сквозь раскрытые двери можно увидеть белокаменный иконостас и стены с росписями одного из лучших иконописцев мира Александра Солдатова и его учеников. В сентябре этого года жители Беслана молились в этом храме о погибших и выживших и о том, чтобы никогда больше не повторилась такая трагедия. «Храм строит не церковь, его строят простые люди, и он уникальный не только из-за художественных достоинств, но из-за духовной наполненности,— говорит игуменья Нонна.— Этот храм выстрадан жителями Беслана, это их вклад в нашу мирную жизнь».