На прошлой неделе Верховный суд Британии оказался в центре всеобщего внимания: он объявил незаконной и отменил принятое Кабинетом министров и поддержанное королевой решение о приостановлении работы (пророгации) парламента. «Разгон учредилки» в британской версии не состоялся, а ситуация замерла на опасной черте, за которой — политический хаос.
Решение Верховного суда загоняет премьер-министра Бориса Джонсона в угол. Возможностей для маневра у него остается немного
Фото: AP
Решение Верховного суда всколыхнуло страну: это была не просто политическая бомба, а революция какая-то.
Гадания в СМИ и на экспертном уровне накануне оглашения вердикта сводились к тому, что судьи утопят свои выводы в юридической казуистике, будут пытаться сгладить острые углы и прочее, но они попросту отменили решение премьер-министра! Получается так: высший исполнительный орган власти отменяет высший законодательный орган власти, а высший судебный орган власти затем отменяет решение высшего исполнительного органа. Ничего не скажешь, просто круговорот демократии в природе!
Все против всех
И дебаты возобновились — с новой яростью. Лидер оппозиции Джереми Корбин назвал премьера «непригодным» для должности и потребовал отсрочки «Брексита» и затем всеобщих выборов. Борис Джонсон, срочно вернувшийся в Лондон с сессии Генеральной Ассамблеи ООН, заявил, что он не согласен с заключением судей, а генеральный атторней правительства Джефри Кокс (главный юридический советник) назвал законодательный орган никуда не годным и «мертвым», перефразируя знаменитые слова Кромвеля, когда он в 1653 году явился в парламент с ротой мушкетеров и разогнал его.
Обозреватели не преминули отметить: спустя почти 400 лет в страну снова вернулся если не призрак гражданской войны, то язык тех времен. И по-прежнему совершенно непонятно, как дальше будут развиваться события. Потому что в Великобритании не просто политический кризис, а по факту «двоевластие» — у правительства нет большинства в парламенте, но и парламент в состоянии только блокировать ходы правительства. Верховный суд окончательно лишил правительство доверия. В результате шести поражений Джонсона в шести голосованиях парламент фактически забрал себе власть. Из главного: Борису запретили «жесткий» «Брексит» без договоренности и не дали объявить досрочные выборы. Но при этом отстранить его от премьерства у оппонентов нет «технических» возможностей.
Получается, тупик. Как из него выбираться?
Разбирая возможные варианты развития событий, обозреватели и эксперты отмечают несколько моментов. Несмотря на то что правительство загнано в угол, у Джонсона, оказывается, еще есть несколько резервных ходов. Прежде всего по вопросу «Брексита»: все же остается небольшая вероятность достижения какой-то сделки с ЕС (в частности, упорно ходят слухи о компромиссе по ирландской границе). Если сделки все же не будет, то вероятна очередная отсрочка — до января следующего года. И тогда уже точно должны будут пройти выборы. Парламент, правда, недавно отказал Джонсону в такой просьбе, но есть вариант повторного обращения — с точным указанием даты. И еще более радикальный — когда премьер-министр сам вносит в парламент вотум о доверии себе, терпит поражение и объявляются выборы.
Станет ли эффективным такой алгоритм, сработает ли? Вопрос открытый. Дело в том, что всеобщие парламентские выборы, как правило, выясняют настоящее соотношение сил в стране, но сейчас картина крайне запутанная. Несмотря на все поражения в парламенте, консерваторы твердо опережают лейбористов (примерно на 10 процентов) по всем последним опросам. К тому же к ним могла бы примкнуть партия «Брексита» Найджела Фараджа с серьезной поддержкой электората (13 процентов). Сам Фарадж обещает консерваторам большинство в сто голосов в случае взаимопомощи. Только в коалицию с ним никто не хочет — уж больно дурно пахнет от его партии. Что останется от симпатий избирателей к дате голосования, не очень понятно — внутри самой консервативной партии существенный раздрай и шатание.
Нет ясности и у оппонентов. От лейбористов сейчас отталкивает прежде всего фигура их лидера Джереми Корбина, у которого репутация крайнего левака-популиста, готового наломать дров в экономике. Многие рассматривают как перспективный вариант формирование оппозиционной коалиции, например лейбористов и Шотландской национальной партии (она сейчас третья по числу депутатов в Вестминстере) при поддержке проевропейской либерально-демократической партии. Либералы в последнее время набрали хорошие очки, около 20 процентов поддержки по опросам, у той части избирателей, которая выступает вообще за отмену «Брексита». Хотя и эти прикидки пока что «вилами по воде».
Ясно одно: в случае победы на выборах оппозиции неизбежно встанет вопрос о повторном плебисците по «Брекситу». Спустя три года после референдума о «Брексите» ситуация, похоже, развернулась: все последнее время опросы устойчиво показывают, что теперь большинство — за членство в ЕС. Правда, перевес небольшой: 52–54 процента — «за Европу» и 44–48 процентов — «за "Брексит"». Так что убедительного большинства ни в ту, ни в другую сторону как не было, так и нет до сих пор. Получается, что ни выборы, ни новый референдум не смогут пока успокоить страсти.
Запрос на сильную руку?
Со стороны может показаться: вот чудаки англичане, совсем запутались со своим «Брекситом», ни туда ни сюда. Чего спорят, сами не знают. Вот бы им вождя какого-нибудь сильного, чтобы порядок навел…
Изюминка в том, что так начинает многим казаться и не со стороны: в самой Британии множатся мнения, призывающие «прикрыть говорильню» и «все разом решить».
В этом году нашумело исследование организации Hansard Society, показавшее рост антидемократических настроений среди британцев. Оно отразило не только недовольство парламентариями и правительством, но и тоску по сильной руке. Среди прочего участников опроса спросили, нужен ли Британии «сильный лидер, готовый нарушить правила»: 54 процента согласились, а против высказались лишь 24 процента.
Этот неожиданный вектор в спорах вокруг «Брексита» становится все заметнее, и уже с его учетом стоит вернуться к вопросу о более широком, не сиюминутном значении последнего сенсационного решения Верховного суда. Ведь, по сути, вопрос, поставленный перед ним, был не просто о решении правительства Джонсона, а еще и о соотношении ветвей власти в демократическом обществе.
Если представить себе три главные ветви власти, исполнительную (правительство), законодательную (парламент) и судебную в виде «розы ветров» с тремя лепестками, то в некоей идеальной демократической системе эти «лепестки» должны были бы быть равновеликими. То есть задача каждой ветви власти в том, чтобы уравновешивать другую — сдерживать перекосы, устранять несправедливости, уточнять неточное, исправлять ошибки, а в некоторых особых случаях и вовсе отменять решения.
На протяжении многих лет, однако, происходило другое — перекос в сторону исполнительной власти, забравшей себе практически авторитарные полномочия. Кембриджский профессор-правовик Колин Талбот в недавней статье, посвященной пророгации, называет это даже переворотом. Переворотом в смысле крайней концентрации власти в руках правительства, в ущерб парламенту и судам, считает профессор. Пророгация была крайним проявлением этого.
На этом опасном пике и появилось решение Верховного суда. В одном из параграфов его постановления говорится: «Правительство существует, потому что обладает доверием Палаты общин. Кроме этого, у него нет никакой демократической легитимности…» Суд таким образом подчеркнул, что правительство и премьер — лишь младшие партнеры в системе, где главный партнер — парламент, действующий от имени народа. В этом пассаже, отмечают теперь многие, заключено главное: Верховный суд выравнивает соотношение сил и укрепляет роль судебной власти в качестве «сдержки и противовеса» в отношении власти исполнительной.
Удержит ли это страну от политической турбулентности? Ответа пока нет…