Мания расследования
Игорь Гулин о «Тайнах и заговорах» Люка Болтански
В Издательстве Европейского университета вышла книга известного французского социолога Люка Болтански «Тайны и заговоры» — исследование классических детективных и шпионских романов, оборачивающееся трактатом о политической миссии гуманитарной науки
Фото: Издательство Европейского университета
«Тайны и заговоры» написаны на перекрестье социологии, политической критики и истории литературы. У них как бы двойная адресация. Часть книги — немного утомительный академический труд, рассчитанный в первую очередь на коллег и перегруженный методологическими нюансами. Другая часть — напротив, крайне остроумная и увлекательная — для «простого читателя». Прежде всего, это именно главы о детективах.
Болтански разбирает рассказы Конан Дойля, цикл Жоржа Сименона о комиссаре Мегрэ, «39 ступеней» Джона Бакена (краеугольный камень шпионского канона), а также тексты Грэма Грина, Джона Ле Карре, Честертона, Джека Лондона — вплоть до Оруэлла и Кафки. Он объясняет: притягательность детективов основана не только на интеллектуальной игре и тревожной щекотке саспенса. У этого жанра есть определенная политическая миссия.
В основе детективного жанра лежит проблема «реальности». Реальность — так употребляет этот термин Болтански — не объективна. Это конструкция, система конвенций, предмет веры. И соответственно — вещь довольно хрупкая. Любая тайна ставит ее под вопрос. Детективный сюжет начинается там, где возникает подозрение в том, что реальность недостаточно реальна: за привычным миром, возможно, таится другой. Речь идет и о реальности физической (существование которой заверяется наукой), но в большей степени — о реальности социальной: о мире, в котором у каждого человека есть место, своя роль.
В случае идеально иллюстрирующих механику жанра книг о Шерлоке Холмсе это мир викторианской Англии — мир, основанный, с одной стороны, на четких классовых различиях, с другой — на отстаивании демократических принципов. Этот некрепкий баланс неравенства и равенства чреват катастрофой. Некто всегда может претендовать на чужое место: формальное равенство в правах порождает разрушительное сомнение в законности иерархий. Помимо этих вертикальных границ существуют и горизонтальные — границы национальных государств. В них тоже есть глубокая двусмысленность: финансовое состояние элит, что отстаивают самоуправление государства, основано на международной торговле, принципиально игнорирующей границы.
Национализм и капитализм, демократия и классовая сегрегация образуют сетку противоречий, которую прикрывает викторианская «реальность». Преступниками классического детектива становятся те, кто приводит эти противоречия в действия,— амбициозные парии, дельцы-нувориши, поборники социальной справедливости (социалисты и анархисты). В детективных сюжетах эти вроде бы имеющие между собой мало общего фигуры часто объединяются в своем желании разрушить социальную гармонию. Сыщик обнаруживает их манипуляции и восстанавливает порядок. Его функция не разрешить противоречия, а сшить их, вернуть реальность на место.
В шпионском романе крах реальности проникает гораздо глубже. Здесь включается не легкое беспокойство, а абсолютная уверенность: реальность со всеми ее связями иллюзорна, любой может оказаться не тем, за кого себя выдает, миром правят невидимые силы, под притворной гармонией таится заговор.
Выходя за пределы литературы, Болтански обнаруживает близость логики детективов и шпионских романов к двум дисциплинам-сверстницам этих жанров — психиатрии и социологии. В случае первой речь о рождении в конце XIX века теории паранойи. Уверенность человека одновременно в собственной значительности и уязвимости, в том, что мир полон могущественных враждебных сил, а зримый порядок прикрывает тайный умысел, то есть паранойя, движима тем же чувством, что и шпионский роман,— неуверенностью в реальности, пробуксовкой привычной причинно-следственной логики и необходимостью изобрести новые связи. Само понятие паранойи быстро вышло за пределы медицинского языка и стало инструментом публицистики. Оно составляет фундамент риторики «теорий заговора».
Именно против ее сторонников, изобличающих таинственные толкования событий мировой политики (от сговора правительств с нефтяными магнатами до происков рептилоидов), во многом направлена книга Болтански. Он показывает: ученые разоблачают конспирологов-параноиков ровно таким же образом, как последние выслеживают невидимых заговорщиков (подобно тому, как отражаются друг в друге спецслужбы враждующих стран в романах Ле Карре). Любые формальные признаки «теории заговора» позволяют оправдать тех, кто обвиняется. Они приравнивают к масонам и иллюминатам действительно обладающие властью силы вроде ЦРУ. Блокируют критику и служат восстановлению компромиссного порядка.
Возникает вопрос: как обойти это противоречие? Не стать адептом конспирологических теорий, но и не оказаться консервативным борцом с ними? Здесь помогает социология. Подобно авторам детективов и параноикам, социолог имеет дело с расплывчатыми сущностями, невидимыми глазу объединениями и образованиями (классами, государствами, идентичностями). Но в отличие от них он знает, что реальность — вещь сконструированная, а люди действуют и живут, сообразуясь с этой конструкцией. Он не пытается ни найти истинную реальность за видимой, ни защитить ее от разрушения. Он исследует связи, среди которых могут оказаться и заговоры, но вместо разоблачений, шоковый эффект которых быстро проходит, предлагает критический анализ.
Люк Болтански «Тайны и заговоры». Издательство Европейского университета. Перевод Анастасия Захаревич