«Мы как Ватикан в Риме. Только контингент сложнее»

Коррекционный интернат — «градообразующее предприятие» для поселка Малые Родники, расположенного в нескольких часах езды от Ставрополя. 30 лет назад в поселке жили более тысячи человек, была ферма и клуб. Сегодня в нем практически нет связи, нет интернета и живет 60 человек. Все они сотрудники интерната, принимающего со всего края детей со слабой и умеренной умственной отсталостью. О том, как дети из неблагополучных семей попадают в интернат, как в 2014 году школа была пунктом остановки беженцев и почему сотрудники не обижаются на уезжающую молодежь,— в репортаже корреспондента “Ъ” Ксении Мироновой.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Малые Родники, или Поселок спецшколы

В Ставропольском крае 25 коррекционных школ. В поселке Малые Родники Ипатовского городского округа коррекционная школа — единственное учебное заведение. Обычной школы там нет. Однако нет и необходимости в ней — в поселке живет всего 60 человек, почти все они — сотрудники Специальной школы-интерната №13. Сейчас только двое из них — дети школьного возраста. Каждое утро ради них приезжает специальный автобус, который отвозит их в обычную школу.

Школа-интернат в поселке ежегодно принимает около 100 детей, сразу из нескольких районов Ставропольского края. Среди них дети с легкой и умеренной умственной отсталостью, некоторые из них — с ДЦП. Иногда в школу попадают дети с расстройствами аутистического спектра. «Совсем тяжелых детей мы не берем»,— поясняет директор интерната Светлана Денщик.

Поселок Малые Родники создавался специально под коррекционный интернат для умственно отсталых детей. Раньше он так и назывался Поселок спецшколы. В 2002 году в поселке жили почти 300 человек, в 2010-м — чуть больше 100. Сейчас в поселке есть 35 жилых домов на 60 человек и заброшенное муниципальное жилье.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

На территории интерната также стоит дом построившего его в 1901 году помещика. Сейчас он в аварийном состоянии, сквозь заколоченные досками окно можно увидеть лишь сохранившиеся на потолке части лепнины. В поселке говорят, что помещик с семьей уехал во время революции. В 2019 году в интернат даже приезжали его праправнуки, которые нашли на горке недалеко от школы захоронение,— сейчас к трем старым крестам сотрудники интерната водят детей «на экскурсию» — рассказать об истории поселка.

Раньше школа была подведомственна отделу образования Ипатовского района, теперь же это государственное учреждение, подчиняющееся министерству образования Ставропольского края. Все здания школы находятся на краевой земле. А жилье сотрудников находится в муниципальной собственности. Некоторые жители, впрочем, смогли приватизировать дома, но многие до сих пор живут на основе договора социального найма.

Фактически поселок состоит из одной улицы с домами, небольших учебного и жилого корпусов школы, вокруг которых видны только поля.

В штате школы-интерната 58 человек, из них 35 педагогов, 17 учителей и 6 воспитателей. Но поскольку у людей из соседних сел нет работы, каждое утро еще несколько женщин едут в Малые Родники.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В Малых Родниках нет ни магазина, ни аптеки, ни ларька. Министерство просвещения включило интернат в программу по проведению высокоскоростного интернета в российских школах, которая должна быть реализована к 2024 году. Сейчас же подростки бегают из школы не курить за угол, а на горку хоть за каким-то интернетом. Еще можно поймать связь в кабинете директора — телефон всегда лежит у подоконника.

Коррекционный интернат — единственная организация на территории поселка. «Если жители достигают пенсионного возраста, они все равно продолжают жить здесь, поскольку больше негде»,— говорит директор интерната Светлана Денщик.

Никакого руководства в поселке нет — в соседней Золотаревке есть председатель. «Он нас никогда не забывает, там знают, что в интернате дети, поэтому звонят, спрашивают, нужно ли что-то»,— поясняет она.

В интернате есть медкабинет, который предназначен только для детей, жители же ездят лечиться в райцентр. Но если кому-то в селе нужна экстренная помощь, снова выручает школа.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В нынешнем году в интернате в Малых Родниках появился «еще один первый класс», как его называют в школе,— Родники должны взять на обучение несколько взрослых людей, живущих в психоневрологических интернатах: в поселок каждую неделю на специальные уроки приезжают 14 мужчин 18–35 лет. «В белых рубашечках и форме они приехали, а даже расписаться сами не могут — берут букварики, радуются, как дети»,— говорит Светлана.

Директор и коллектив

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Директору школы Светлане Денщик чуть больше 40 лет. Но в Малых Родниках и учащиеся, и учителя при любой беде или радости идут к ней. Светлана с родителями жила в Чечне. В 1993 году она оканчивала 11-й класс. «Как тогда мне говорили, с чеченским дипломом я бы просто никуда не поступила на территории Ставрополья»,— вспоминает она.

Маме Светланы предложили работу в интернате в Малых Родниках. Она продала за копейки дом, в котором они жили, и переехала в муниципальное жилье в поселке.

У Светланы было две недели, чтобы окончить в Золотаревке, поселке недалеко от Родников, школу. После она поступила на заочное отделение в ставропольский вуз, и ее сразу взяли работать в интернат воспитателем — людей катастрофически не хватало.

Потом Светлана работала учителем русского и литературы, а после, как она говорит, «пришлось» стать директором — других желающих взять на себя ответственность за поселок и школу не нашлось. Правда сейчас, спустя 12 лет на посту главы школы работа ей нравится.

«Наши дети в интернате почти все — из неблагополучных семей. Это недоласканные, недолюбленные дети. А здесь хороший коллектив, все друг другу дарят столько тепла»,— говорит Светлана.

Дети директора явно любят — бросаются на шею, предлагают помощь. Из 100 человек только одного она не смогла назвать по имени, потому что он поступил в интернат накануне.

Вместе с социальным педагогом Светлана ездит ко всем родителям, может рассказать историю каждого попавшего в интернат ребенка.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

По школе и селу директор ходит на каблуках и в платье. Предупреждая вопрос, не связан ли нарядный внешний вид сотрудников с приездом журналистов, она поясняет, что «ходить тут совершенно некуда», поэтому «при параде» все ходят в школу.

Светлана — одна из немногих в селе, у кого нет большого хозяйства, многие сотрудники интерната держат скот. На вопрос, как учителя совмещают работу в коррекционном интернате с ведением хозяйства — в селе есть куры, гуси и коровы, директор пожимает плечами: «Ну, вот перерыв между уроками, сбегала, корову подоила, или, если уроки, сама занятия ведешь, муж с коровой подменяет».

Пункт пребывания беженцев

У дома в нескольких метрах от школы пожилая женщина, смеясь, рассказывает, как ее дочери на конференции в ответ на вопрос о зарплате родителей—учителей в поселке сказали, что «в Москве столько стоит сказать "здравствуйте" и "до свидания"». Но в целом, по ее словам, в поселке всех устраивает «стабильность и льготы».

Пять лет назад в Малых Родниках резко выросло число жителей. В 2014 году школа стала одним из так называемых стационарных пунктов пребывания украинских беженцев. На вопрос, откуда в двери, ведущей в одну из комнат для мальчиков, вмятина, Светлана смущенно отвечает, что тогда «в городе и поселках побольше разместили учителей, врачей», а в интернат определили «людей простых, иногда выпивающих». Почти никто из приехавших в Малых Родниках надолго не задержался.

«Они приезжали и жили здесь, и потом определялись, куда ехать дальше. Некоторые просто приезжали и закатывали истерики, это что за дыра. Но я с ними абсолютно согласна. А им хотя бы привозили сюда продукты питания, сигареты, все, что было нужно»,— рассказывает Светлана.

В итоге только одна женщина из 150 проживавших в интернате беженцев осталась там работать. На балансе интерната числился до сих пор детский сад — ветхий домик без стекол и ограждения. Его и отдали под жилье Наталье Вячеславовне. За пять лет она понемногу восстановила здание.

Сейчас говорить «о войне» и статусе беженца она категорически отказывается, зато с удовольствием рассказывает о факультативе по рукоделию, который ведет в интернате. Для этого ей, как и многим в интернате, пришлось поменять специальность: например, учитель труда долго говорил, что не сможет, но все же переучился на педагога акробатики, теперь у школы есть своя спортивная секция. Наталья Вячеславовна же связана с интернатом не только как педагог — недавно она взяла под опеку двоих детей, которых из-за лишения матери родительских прав должны были отправить из интерната в детский дом.

Дети и родители

В интернате живут 100 детей с первого по девятый класс из пяти районов Ставропольского края. «Они не всегда по возрасту сюда приходят. Они сразу с детского сада не идут в первый класс коррекционной школы, им надо сначала "показать себя" в обычной школе, и, если уже они не проходят, идут сюда. Им предлагают продублировать первый класс или уйти на индивидуальное обучение. Если они не выравниваются, то мы принимаем их в интернат»,— рассказывает Светлана.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Большинство детей в интернате — из неблагополучных семей. Многим родителям не нравится, что школа находится далеко и добраться до нее можно только на такси, но нравится, что детей «можно не забирать каждую неделю, так как это дорого, а можно только на каникулы».

«Есть родители, которые посадили ребенка в такси — и отправили одного. Выходим — подъезжает такси, а ребенок без всего — без вещей, без заявления, связи нет, доехал ли, они толком не интересуются.

Могут также забирать. Приезжает таксист, говорит, я за тем-то. Мы его спрашиваем: вы законный представитель? Нет? И обратно его отправляем. Бывает, приедет мама забрать ребенка, но она выйти из машины не может, настолько пьяна. С родителями сложно нам бывает»,— объясняет директор.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Несмотря на сложности, Светлана с социальным педагогом объезжают всех родителей, в особо тяжелых случаях совместно с органами опеки они выходят на суд с предложением ограничить родительские права. Если в итоге родителей полностью лишают прав, дети получают статус сирот и переводятся из школы интерната в детский дом. Иногда, как в случае Натальи Вячеславовны, чтобы оставить детей в интернате, сотрудники школы оформляют над ними опеку.

По интернату дети ходят в обычной одежде — на форму у родителей, как правило, нет денег. Мальчик лет десяти волочет по земле упаковку с несколькими бутылками газировки.

«Обычно на день рождения сладости не приносят, на это у родителей денег тоже нет, но тут вот бабушка привезла, смогут в классе отметить»,— поясняет сопровождающая его воспитательница.

В интернате живет несколько детей из цыганских семей. Марине 12 лет, она выше большинства учителей, но занимается в первом классе. Чтобы ответить, сколько детей в ее семье, ей требуется пара минут — она долго вспоминает и формулирует, может подойти с ответом через продолжительное время.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Их зачастую прячут, чтобы никто не знал, что в семье есть такой ребенок, а в итоге упущено время, за которое можно было бы что-то сделать. Если нужен реальный результат, мы можем и в 12–13 лет взять в первый класс, чтобы начать с азов и был прогресс, а не просто бумажка, что ребенок окончил несколько классов»,— поясняет ее учительница.

Темненький мальчик лет десяти качается на стуле рядом с учительницей. Она придерживает его за плечи, он останавливается на несколько секунд, но потом снова начинает раскачиваться. У Орхана аутизм.

Его мама работает вахтовым методом. Отец — инвалид, был моряком, но однажды нырнул и, ударившись о дно, повредил позвоночник и не может ходить. Мать хочет определить Орхана в закрытое учреждение, но школа пытается объяснить ей, что ему нужен особый подход. Он знает некоторые буквы, умеет писать, но надолго его не хватает — через десять минут занятия он полностью уходит в себя, начинает качаться на стуле и рисовать.

«Он рисует всегда клеточки, вот такую решетку — вот он закрывается от нас. Иногда он нас впускает снова — открывается, может что-то сказать, а потом уходит обратно»,— рассказывает Светлана.

После основных занятий дети расходятся по кружкам или кабинетам для самостоятельной подготовки. «Я сам платок сшил»,— невнятно говорит парень под два метра ростом, после чего садится за машинку и делает несколько ровных швов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Мальчик лет 15 выжигает сложный рисунок, пока рядом несколько ребят плетут бисером. «Вот Яриком не занимались, он плохо говорил, но ему очень нравится мозаика, он может часами сидеть»,— говорит Наталья Вячеславовна.

Денег на материалы для рукоделия у школы нет. Воспитатели с детьми иногда разбирают старую гуманитарную помощь, оставшуюся с четырнадцатого года. Что-то учителя покупают в городе за свой счет.

У одного из ребят, сидящих на уроке географии, где восьмиклассники хором называют столицу Франции, под глазом свежий синяк — его он получил от соседа по комнате, которого обозвал. Дети говорят, что дедовщины у них нет.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Можем поссориться, но никто не обижает»,— рассказывает девочка лет восьми.

«Те, кто посильнее, иногда посмеиваются над слабыми, но мы объясняем, что деваться нам некуда, мы тут все на равных условиях, и надо жить мирно»,— подтверждает школьный психолог.

Будущее выпускников интерната во многом зависит от того, какая семья берет ребенка под опеку. Сейчас учителя особенно гордятся одной выпускницей, участвующей в спортивных соревнованиях, и другой, которая отучилась на мастера маникюра. Правда, вторую, «поскольку аттестат коррекционной школы, дальше в колледж не берут».

«Но она собирается с помощью опекунов свой кабинет открыть. Вот у этой девочки мы видим будущее. Многие ребята старательные и способные, но не все получается. Некоторым мы снимаем диагнозы и помогаем перейти в общеобразовательное учреждение. Они возвращаются на несколько классов ниже, но хотя бы оканчивают обычную школу»,— говорит директор.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Остальные оканчивают интернат, поступают в колледжи и техникумы, где есть коррекционные группы, часто женятся» — у одной из бывших воспитанниц интерната сейчас семь детей, часть из них живет в интернате в Малых Родниках. Некоторые мальчики из интерната проходят военную комиссию, которая может предложить снять диагноз. «Он инвалид — у него нога одна короче другой, в ВДВ, конечно, не возьмут, но вот комиссию прошел»,— говорит об одном из них Светлана.

Будущее поселка

Людей в Малых Родниках с каждым годом становится все меньше. Когда-то это был настоящий поселок. Была сейчас заброшенная молочная ферма, клуб, прачечная, бани. Часть зданий остается и сейчас — они стоят в аварийном состоянии — школа не может списать и снести те из них, что находятся на ее балансе, до заключения комиссии, которая все не приезжает.

В райцентре помнят об интернате и «боятся оставить детей без продуктов», поэтому, когда зимой засыпает всю дорогу к селу, Светлана звонит и просит пригнать технику. «Вот они приезжают и чистят, последние годы нет такого, что зимой продукты встанут и проехать не могут»,— говорит она.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Кроме того, последние годы сотрудникам интерната разрешили приватизировать дома и участки в поселке: до этого люди годами судились за свое ветхое жилье.

О будущем поселка и школы жители стараются не думать, хотя и покидать его не хотят. По словам Светланы, «раньше были мысли уехать, но тут родители, муж, ученики». «Вы замечали, что старые интернаты или школы коррекционные на отшибе находятся? — спрашивает она.— Я всегда думаю, как в такой глухомани можно было детский дом построить… Детей этих всегда прятали, их считали неадекватными и склонными к побегу. А у нас и бежать-то некуда».

Говоря об изолированности поселка и интерната, Светлана смеется, что они «как Ватикан в Риме. Только контингент сложнее».

Людей в поселке с годами становится все меньше. Молодые специалисты сюда не едут. «Очень плохо, что мы находимся в такой глубинке, сюда либо не хотят ехать, либо приезжают, но, увидев, в каком состоянии находится социальное жилье, которое мы можем предложить, разворачиваются. Своей молодежи тут тоже нет — дети сотрудников уезжают. Но мы не обижаемся, тут же даже семью не построить, никого не найти»,— вздыхает она.

Ксения Миронова