Выставка «Новый мир Шарлотты Перриан» открылась в парижском Fondation Louis Vuitton. Четыре года работы потребовалось, чтобы наполнить многоэтажное здание Фрэнка Гери произведениями дизайнера, художницы, архитектора Шарлотты Перриан и ее сообщников: Ле Корбюзье, Фернана Леже, Пабло Пикассо, Александра Колдера, Хуана Миро. О том, что делала маленькая женщина в этой мужской компании, рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Алексей Тарханов / купить фото
Француженка Шарлотта Перриан (1903–1999) застала рождение и смерть модернизма. В юности под руководством Ле Корбюзье проповедовала «Эспри Нуво», в старости осталась одинокой скалой, никто из ее знаменитых друзей не дожил до последнего года века. Она никогда не училась архитектуре, но справедливо считала, что десять лет совместной работы с создателями «международного стиля» стоят любого института.
Ле Корбюзье, увидев Перриан на выставке в 1927-м, сразу пригласил ее к себе в мастерскую. Для того чтобы населить интерьеры вещами, вдохнуть жизнь в безжизненные объемы модернисткой архитектуры. Перриан делала это блистательно, ни один из классических проектов Ле Корбюзье не обошелся без ее вмешательства или хотя бы совета. Она добралась даже в Москву, где строился его Центросоюз. В этом, а может быть, не только, Шарлотта Перриан была женщиной его мечты.
Великие были художники, почтенные старцы из энциклопедии, и трудно представить себе ту атмосферу молодого веселья, творчества и свободы, которую создала в мастерской-лаборатории крошечная женщина ростом метр шестьдесят. Все были в нее влюблены. Вот на выставке картинка, на которой самый главный гений, Ле Корбюзье, держит тарелку за головой улыбающейся ему Шарлотты — на манер белого нимба. Пьер Жаннере, двоюродный брат Ле Корбюзье, тоже оставил несколько фотографий своей подруги, на которой мы можем полюбоваться ее обнаженным телом спортсменки — Перриан обожала и море, и горы. Ее дочь Пернетт вспоминает, как мама говорила: «Искусство во всем: в жесте, в вазе, в кастрюле, стакане, скульптуре, в самой манере существования,— и добавляла: — Заниматься любовью тоже искусство».
Шарлотте Перриан не в первый раз воздают по заслугам. Я помню выставку в Центре Помпиду, где рассказывалось, как юная девушка эмансипировалась от «тараканьего царства» родителей, старого быта, религии, невестиного флердоранжа. Она мечтала о новом мире. Более десяти лет спустя выставка в Fondation Louis Vuitton предсказуемо говорит об архитектурной эмансипации женщины: декораторка и дизайнерка предстает архитекторкой-феминисткой.
Из парижской мастерской она сделала для себя не девичий рай, а никелированный бар под крышей, где принимала американизированных друзей. Не зря же потом в своих проектах она настаивала на том, что стало штампом в нашей современной жизни, а именно — кухне в гостиной. Это еще не советский дом-коммуна, где самолет доставляет готовый суп, но возможность для хозяйки стоять у плиты, не прерывая болтовню с гостями. Бунт против старой системы османовских квартир, где кухня, заткнутая в конец коридора, приделанная к черной лестнице, была тюрьмой для прислуги или для жены, превращенной в прислугу.
На огромной выставке в Fondation Louis Vuitton в натуральную величину воспроизведены образцовые интерьеры Шарлотты с самых революционных архитектурных и художественных салонов ХХ века, а в некоторые из них даже можно зайти. Эти новые пространства предлагали новую жизнь вроде «Дома молодого человека» (выставка в Брюсселе в 1935-м) с комнатой занятий, граничащей с физкультурным залом, украшенным панно Леже. Кем должны были быть «молодые люди», нет сомнений: на грифельной доске написаны имена Пьера Жаннере и Шарлотты Перриан. Эти скромные, аскетичные интерьеры имеют, конечно, размах Колонного зала Дома союзов. О таких и в нынешнем Париже можно только мечтать. Но кто же сказал, что художники «Эспри Нуво» не нуждались в квадратных метрах?
Элементарный на вид, ее мир очень сложен. Сейчас, когда у нас есть все, нам недоступны многие технологии, которые были в руках у Перриан и компании. Реконструкцией исторических интерьеров для выставки занимался главный в этом деле специалист, швейцарец Артур Рюэгг, который жаловался на открытии: если стеклянные блоки-кирпичи еще можно найти, то стекло, которое использовалось для столешниц, уже не делают. Точно так же и с красками, палитра которых была совсем другой. Но, во всяком случае, его усилиями черно-белый мир журналов тех лет наполнился цветом. Оказалось, что идея хирургически-белых стен не была модернистам близка, просто цветная фотография хромала.
В работах Шарлотты Перриан над проектированием мебели и интерьеров нет мелочей. Весь ее дизайн, такой артистичный на вид, был полон расчета, он заключался в новом осмыслении деталей человеческого быта. Каждую она подвергала сомнению, каждую готова была усовершенствовать. Она исследовала, под каким углом мы смотрим на полки в шкафу, изучала, сколько места занимают сложенная кофточка или юбка. Ее идеалом мебели были дорожные сундуки тех времен, настоящие передвижные гардеробы, предназначенные для любого ограниченного пространства: комнаты отеля или пароходной каюты. Однажды журналист спросил ее, почему она так яростно пропагандирует трансформеры и чем, собственно, раскладной стол удобнее нормального. «Лучше провести день в саду, чем за протиркой столов»,— ответила Шарлотта. От трансформаций в пространстве произошла идея трансформаций в одежде. Перриан любила путешествовать и, как рассказывала мне ее дочь, уезжала не с чемоданом в руке, а налегке, с одним рюкзачком. Чем меньше, тем больше.
Считается, что идею минимакса, наибольшего комфорта на наименьшей площади, Ле Корбюзье блистательно реализовал в 1951-м в своем Кабаноне, избушке отшельника с видом на море. Шарлотта Перриан еще в 1938-м строит убежище в горах, железную бочку с деревянной подкладкой, похожую на снаряд «из пушки на Луну», в которой могли жить сразу шестеро. И как весело жить: «Часто я соблазняла лыжников из мастерской, и мы уезжали в пятницу вечером в Юру или в Альпы. Возвращались мы в понедельник утром не в лучшем виде, но такие счастливые».
У Шарлотты Перриан множество шедевров. Среди них — символ модернизма, так называемый качающийся шезлонг, или «кресло Ле Корбюзье». Ле Корбюзье расставил имена авторов в другом порядке, «возглавив» авторский коллектив. Шарлотта Перриан не спорила, но из мастерской в итоге ушла, потому что шеф царил над всем. Когда перед войной она покидала Париж, тот написал ей: «У тебя будет время поразмыслить над тем, какую боль ты мне причинила». «Боюсь, я буду думать о более ужасных вещах»,— отвечала ему Шарлотта. И надо сказать, много лет спустя, когда Ле Корбюзье работал над своей «Марсельской единицей», манифестом жилища будущего, он вновь, как ни в чем не бывало, пришел к ней за интерьером.
Шарлотта Перриан провела войну в Японии, ей повезло проникнуться математически прекрасным искусством этой страны. В 1940-м она получила приглашение поделиться опытом с создававшейся там художественной промышленностью. Приглашение устроил ее приятель-японец по мастерской Ле Корбюзье. В Японии она полюбила естественные материалы. В новом кресле, которое никто уже не осмелился бы назвать «креслом Ле Корбюзье», гнутые трубки заменил бамбук. На выставке есть это кресло, сделанное из гнутого дерева,— прощальный привет прошлому и обретение нового стиля. Отныне ее столы, стулья и скамьи делались не как предметы, поддающиеся тиражу, а как единственный в своем роде дар природы: спил ствола или плетение соломок.
Она объехала свет, узнавая другие миры. После войны вышла замуж за одного из директоров Air France и по этому или по другому случаю получила несколько важных заказов, оформив представительства AF в разных странах Азии и Америки. Тут вроде бы вновь проявилась повинность женщины украшать место работы мужчины, но благодаря этому был создан образ одной из самых артистичных авиакомпаний прошлого века.
И это лишь один из сотен сюжетов, профессиональных, социальных, гендерных, эстетических, которые можно нарисовать на новой выставке Fondation Louis Vuitton. Она задумана и осуществлена с невероятным размахом. Ни один из госмузеев не мог бы себе позволить то, что сделал в память великой француженки ее соотечественник — глава LVMH Бернар Арно. Конечно, сейчас то, что Перриан собирала из подручных материалов, стоит миллионы на торгах, конечно, ее идеи уже использовались Louis Vuitton в коллекциях и рекламных кампаниях, но тем любопытнее нынешняя выставка. Женские драгоценные вещи вновь находят себе мужской архитектурный футляр в виде прекрасного, полного света и воздуха здания Фрэнка Гери. Американец рассказал, как приходил в ее мемориальную мастерскую и поражался тому, как Шарлотта Перриан работала с пространством. Кажется, еще минута, и он пожалел бы, что не может взять ее на работу.