 |
ФОТО: МИХАИЛ РАЗУВАЕВ  |
— Михаил Ефимович, на одной пресс-конференции вы мне в шутку сказали: "Приходи, я тебе расскажу, как собираюсь продать собор Василия Блаженного олигархам". Вы что имели в виду?
— Разумеется, в этой фразе была значительная доля преувеличения. Такие памятники, как упомянутый вами собор Василия Блаженного, крупнейшие музеи, крупнейшие библиотеки, крупнейшие театры и те исторические памятники, которые связаны с историей, культурой, религией, социальной историей России, никогда и ни при каких условиях не будут проданы. Никто не собирается приватизировать ни Большой театр, ни Кремль, ни Эрмитаж, но совершенно очевидно, например, что десятки тысяч доходных домов в Петербурге можно и нужно попробовать передать в частные руки. Разумеется, при одном условии — государство оставляет за собой жесточайший контроль за их реставрацией и за характером их использования.
— А в чем интерес Минкульта?
 |
ФОТО: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ "Такие памятники, как собор Василия Блаженного, крупнейшие музеи, крупнейшие библиотеки, крупнейшие театры, никогда и ни при каких условиях не будут проданы" |
— То есть вас в данном случае интересует не финансовая сторона вопроса. А что же тогда?
— Наша задача в том, чтобы сохранить памятники, сделать их явлением культуры, а не фактором заражения окружающей среды. Поэтому для нас важнее всего механизмы, при которых разрушающиеся памятники и вновь выявленные памятники федерального значения, памятники регионального и муниципального значения будут реставрироваться и сохраняться. Разумеется, есть памятники, которые всегда будут находиться в собственности государства и за которые государство несет полную ответственность перед налогоплательщиками. Например, ни один владелец памятника культуры за рубежом, будь то Германия или Италия, не смеет без разрешения государства ничего изменить в памятнике. То же самое будет и у нас. У меня, разумеется, есть опасения, что наши предприниматели думают, будто, получив памятник в собственность, они могут придать ему образ евроотремонтированного здания, но с этим надо и можно бороться. Мы не собираемся снижать уровень охраны. И, условно говоря, работы на памятниках федерального значения должны вестись лишь под абсолютно неусыпным контролем специалистов.
— Очень часто Министерство культуры обвиняют в том, что памятники, которые находятся в вашем ведении, разрушаются, а те, что управляются городскими властями, хорошеют день ото дня. Вы с этим согласны?
— Во всем этом есть доля лукавства. Может быть, городские власти, будь то Москва, Уфа или Петербург, и являются рачительными хозяевами, но и мы тоже им не особенно уступаем. Скажем, в 2000 году Москва получила частных инвестиций в памятники приблизительно 1 млрд рублей, а само правительство города потратило из собственного бюджета на реставрацию памятников всего 24 млн. При том, что бюджет Москвы зашкаливает за несколько сотен миллиардов рублей, а наш бюджет, для сравнения, в 2000 году был порядка 3 млрд, сейчас он вырос почти до 17 млрд рублей. Москва, как и ряд других городов, восстанавливает памятники, что называется, хозяйственным способом, за счет частных инвестиций.
— А вы лично этот "хозяйственный способ" одобряете или нет?
 |
ФОТО: ФЕДОР БОЯРЫШНИКОВ "Если бы мы согласились, через полтора года Дом Пашкова стоял бы как новенький, но хозяева там были бы другие, и к Библиотеке Ленина они не имели бы никакого отношения" |
— А в чем проблема? Вы бы отдали Дом Пашкова, его бы уже давно отреставрировали, а библиотеке выделили другие, менее привлекательные с представительской точки зрения площади.
— Дело в том, что это место, исторически связанное с библиотекой. А так можно сделать все — можно и само здание Ленинской библиотеки продать, можно продать здание ГИМа и перевести его на окраину. Это вообще не вопрос. Можно и резиденцию президента перевести из Кремля и отдать его богатым людям, если следовать этой логике. Но задача-то Министерства культуры другая — сохранить культурно-историческую память страны, сохранить учреждения культуры, которые традиционно связаны с теми или иными местами тех или иных городов. Это очень важный момент, принципиально важный. Понимаете, теоретически Оружейную палату можно сделать в любом другом городе, но это будет какой-то другой город, другая страна, другая история.
— Но сам Минкульт наверняка не справляется с объемом необходимых реставрационных работ? Вы вообще сколько денег на памятники тратите?
— Если посчитать, то на круг получится около миллиарда рублей в год. Миллиард на всю страну — и около половины этой суммы остается в Москве и Питере. Поэтому надо понимать, что многие здания, которые московские строители причисляют к своими заслугам, построены ими на федеральные деньги. Об этом мало кто говорит, но это тоже надо понять. И реконструкция Государственного исторического музея, и музей на Поклонной горе, и новое здание Большого театра — все это было сделано и построено именно на федеральные средства. Например, реконструкция Большого театра будет стоить 180 млн долларов, а это на порядок больше, чем то, что Москва в год вкладывает в памятники. В принципе государство в год может эффективно реставрировать 500-600 памятников, а в какой-то ситуации — 200-250. При этом есть памятники, которые мы будем реставрировать всю нашу жизнь, сколько я буду жить, буду я министром, не буду я министром. Эрмитаж, Царское село и Кремль надо реставрировать все время.
— А разве Кремль тот же Минкульт реставрирует?
— Реставрационные деньги наши, хотя коммуникациями мы не занимаемся — это на совести управления делами президента.
— То есть Минкульт занимался знаменитой реставрацией Кремлевского дворца, которую проводил Павел Бородин?
— Нет, это отдельная история, это был спецпроект, хотя наши специалисты присматривали за процессом.
— А что конкретно вы собираетесь продавать?
— Новый закон об охране памятников предполагает, что можно продавать, приватизировать все памятники вне зависимости от уровня охраны, за исключением тех памятников, которые не продаются по определению. В России порядка 10-12 тысяч памятников, которые спокойно могут быть переданы частным владельцам. Посмотрите, что происходит с помещичьими усадьбами, которые на глазах разрушаются, а у Минкульта просто нет денег, чтобы их спасти, то же самое можно сказать и о доходных домах.
— А с какой скоростью памятники исчезают?
 |
ФОТО: ПАВЕЛ СМЕРТИН "А что происходит с гостиницей 'Москва'? Они говорят, что собираются сохранить силуэт, но это в любом случае будет совершенно другой силуэт. Похожие вещи происходят и во многих других городах" |
— Но ведь памятники разрушает не только время, но довольно часто конкретные человеческие решения. Как вы боретесь за разрушаемые памятники?
— А как могу, так и борюсь. Например, я считаю, что разрушение "Военторга" — государственный вандализм. Но с юридической точки зрения Министерство культуры здесь бессильно. Потому что это здание не является памятником федерального значения. Все, что с ним происходит, даже не требует нашего согласования. А что происходит с гостиницей "Москва"? Они говорят, что собираются сохранить силуэт, но это в любом случае будет совершенно другой силуэт. Похожие вещи происходят также в Уфе и во многих других городах. И хотя новый закон о памятниках уже принят, я ничего не могу сделать, так как московское лобби в Госдуме приняло поправку о введении моратория на действие этого закона. И пока он не работает. В столице идет довольно агрессивный захват памятников федерального значения, регистрация как памятников московских или там каких-то других и их приватизация. А из-за поправки к закону, запрещающей приватизацию федеральных памятников, федеральные власти ничего не могут сделать. И сейчас мы стараемся отменить эту поправку. Ведь желание городских властей понизить значение памятников очень опасно, случай с "Военторгом" — яркое доказательство этого. Ведь все прекрасно понимают, с каким памятником имеют дело, но это никого не волнует. Причем подобное варварство оправдывают тем, что рядом ведется новое строительство, реставрируются старые театры. Но одно не должно быть заменой другому. Новое строительство и работа на позитивное не должна быть индульгенцией для разрушения. Это неправильно.
— Вот сейчас "Военторг" разрушают при попустительстве московского правительства. А как вы можете утверждать, что этого не будет происходить, когда памятники начнет продавать Минкульт?
— Уверяю, что если хотеть, то этого можно избежать. Например, подмосковные власти продали поместье Николо-Урюпино Владимиру Брынцалову. Три года предприниматель ничего не делал, лишь предлагал какие-то странные проекты, и мы настояли, чтобы памятник у него изъяли обратно в собственность государства.
— А за сколько вы собираетесь продавать памятники? Помнится, вы говорили, что некоторые надо отдавать по рублю?
— И я готов еще раз это повторить, ведь ситуации бывают разные. Есть лакомые куски: две сотни памятников в Москве, две сотни памятников в Петербурге, которые коммерчески эффективны. Понятно, как их можно использовать. Я имею в виду, например, Апраксин двор или Гостиный двор в Питере. Но есть места, которые безнадежны, а есть ведь еще и города, в которых просто нет денег. Например, кажется, что в Нижнем Новгороде у крупных компаний уже есть деньги, но их еще явно недостаточно. В каких-то городах надо просить, чтобы памятники бесплатно взяли и отреставрировали. Ведь в провинции есть компании, у которых есть деньги, чтобы отреставрировать памятник по всем законам охраны, но нет денег купить их по минимущественным расценкам. Я считаю, что стоимость реставрации должна пойти в счет цены. Мы должны создать льготы для людей, которые берут памятники и принимают довольно обременительные условия их эксплуатации.
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ "Я считаю, что разрушение 'Военторга' — государственный вандализм. Но с юридической точки зрения Министерство культуры здесь бессильно" |
Памятники архитектуры и культуры превратились в одну из наиболее болезненных общественных тем. Общество недовольно властью, разрушающей памятники, музеи недовольны церковью, местные власти недовольны федеральными, а федеральные — местными. Все вместе недовольны тем, что на поддержание памятников нет денег. Год назад Госдума приняла закон "Об охране культурного наследия", но на него наложен мораторий. Ситуация становится взрывоопасной. Достаточно вспомнить, что своего рода жупел ранней перестройки общество "Память" родилось из советского движения охраны памятников.
Между тем проблема архитектурных памятников распадается на четыре конфликтные темы, которые очень сильно различаются по характеру задействованных интересов.
Церкви. Конфликты трехсторонние: музеи, у которых отбираются здания, власти (в основном местные), отбирающие здания, и церковь, получающая здания, но справедливо считающая, что получает она гораздо меньше, чем когда-то отдала. Никакими законами данные процессы не регулируются.
Усадьбы. Зона фактически бесконфликтная, никто на них не претендует. В отличие от храмов, которые так или иначе обретают свою функцию, усадьбы никакой функции не имеют. У государства нет денег на их поддержание, и оно не знает, зачем это делать (музеи, расположенные в отдаленных усадьбах, никто не посещает). Потенциально — сфера встречи власти и бизнеса на коммерческой основе. Но любой, кто встречался с нашей властью на коммерческой основе, прекрасно знает, что гораздо дешевле построить себе новый дом, чем пытаться купить и отреставрировать старую усадьбу. В данной сфере продолжает действовать советский закон об охране памятников, в котором сама идея частного владельца памятника не предусмотрена.
Памятники архитектуры XX века. Традиционно в России статус памятника имеют здания, утратившие свою функцию после революции. Памятники советской архитектуры функций не утратили. Соответственно, процедура их постановки на охрану болезненна и несовершенна. Проблема не регулируется никакими законами. Это сфера конфликта между собственниками (часто — местной властью) и интеллигенцией. Тут парадокс — Россия известна в мире только архитектурой авангарда, но именно она крайне плохо охраняется. Тема имеет международный оттенок — по состоянию памятников конструктивизма западные культурные организации судят об уровне охраны наследия в России. Здесь у нас имидж дикой страны, которая, с одной стороны, не может обеспечить охрану дома Мельникова, входящего в число шедевров мировой архитектуры, с другой — пытается протащить новодел храма Христа Спасителя в список всемирного наследия ЮНЕСКО.
Дореволюционные жилые и общественные здания в Москве и Петербурге. В отличие от всех других категорий, страдающих от недостатка денег, данная категория страдает от их избытка. Эти здания сносятся, чтобы обеспечить площади под новую недвижимость. Сфера интересов власти и строительного бизнеса, близкого к власти. Ситуация также регулируется советским законом об охране памятников, имеющим к ней скорее метафорическое отношение. Практическое регулирование производится бесконечно множащимися инструкциями и согласованиями, создающими мощное коррупционное поле.
Понять, как свести эти проблемы вместе и разом их решить, трудно. Но в мае на заседании Госсовета в Петербурге президент Путин нашел решение — приватизация. Тут он во многом следовал идеям СПС — Борис Немцов высказывался за приватизацию памятников, еще будучи вице-премьером. Порядок в области наследия наведет рынок. В принципе такого рода инициативы принимаются довольно трудно, но здесь речь идет о процессе приватизации, так что работа идет ударными темпами.
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН