Российские сетевые тарифы одни из самых низких на европейском континенте. По данным Евростата за 2017 год, российский сетевой тариф $23,1 за 1 МВт•ч был в 2,2 раза ниже, чем в Великобритании, и в шесть раз ниже, чем в Германии.
Фото: Из личного архива
Фото: Из личного архива
Учитывая высокую энергозатратность российской экономики, такое положение вещей выглядит одним из важных столпов ее конкурентоспособности. Похожие взгляды разделяет и правительство — другого объяснения ограничения роста тарифов по принципу «инфляция минус» не найти. В этих условиях высказывания руководства ФАС о необходимости выставлять на приватизацию «небольшие пакеты» МРСК выглядят революционно, но вопрос: хочет ли рынок капитала видеть такие пакеты в частной собственности?
По нашим подсчетам, с 2011 года холдинг «Россети» вложил 1,85 трлн руб. в обновление и расширение сетей, а взамен получил прибавку EBITDA 110 млрд руб. Возврат на инвестиции — 5,9%, ниже консервативных (считай, безрисковых) ставок по депозитам, а значит, такие инвестиции малопривлекательны даже для самых долгосрочных инвесторов — пенсионных фондов.
Данный уровень инвестиций сравним с Великобританией, при этом российская энергосеть, крупнейшая в мире, втрое более протяженная. «Россети» субсидируют экономику не только через тариф, недополучая вполне законную выручку и прибыль (ведь кредиты и зарплаты сотрудников компания платит в соответствии с рынком), но и через свои инвестиции. Так, по рейтингу Ease of Doing Business 2019 в области «Подсоединение к энергосетям» Россия заняла 12-е место в мире, а стоимость такого подсоединения существенно ниже себестоимости строительства — потребитель должен заплатить в России около 5–6% своего дохода против 64% в странах ОЭСР с высоким доходом. «Россети» уже сейчас можно считать настоящим «народным достоянием», когда и выручка, и инвестиции, да и отсутствие внятных дивидендов является платой за то, что российская экономика остается конкурентоспособной в областях, требующих высоких энергозатрат.
В этих условиях холдинговая структура собственности в «Россетях» выглядит анахронизмом. Разработанная под надзором Анатолия Чубайса как временная мера при подготовке приватизации МРСК ради привлечения частных инвестиций в сектор, она не предназначена для текущих целей и задач — всеми способами минимизировать рост тарифа.
В этих условиях миноритарии не нужны, частные инвестиции не требуются, ибо текущих ресурсов достаточно для поддержания статус-кво. К тому же их требования к инвестиционной дисциплине, когда во главу угла ставится уровень возврата на инвестиции, не совпадают с требованиями основного акционера — государства, которое хочет заморозки текущего состояния сектора.
С этой точки зрения консолидация МРСК вполне может развязать гордиев узел: отсутствие миноритариев в операционных структурах сцементирует статус «Россетей» как инфраструктурной монополии, для которой социально-экономический прогноз Минэкономики является большим приоритетом, нежели окупаемость отдельно взятой инвестиции. В движении к ползучей национализации сектора нет чего-то постыдного, сетевой комплекс находится под госконтролем во многих странах ЕС — Финляндии, Франции, Ирландии, странах Прибалтики. Единственное но — готовы ли будут частные инвесторы вернуться в сектор, когда их финансовые ресурсы понадобятся — например, когда Минэкономики добьется темпов роста ВВП свыше 3% в год?
