Кульминацией международного фестиваля современного танца DanceInversion стали трехдневные гастроли Нидерландского театра танца (NDT-I) на Новой сцене Большого театра. NDT-I представил программу из четырех балетов лучших мировых авторов. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Пантомимно-танцевальные «реплики» каждого из четырех персонажей «Заявления» вытаскивают на свет страсти, бушующие под бюрократической броней
Фото: Михаил Логвинов/DanceInversion, Коммерсантъ
Пантомимно-танцевальные «реплики» каждого из четырех персонажей «Заявления» вытаскивают на свет страсти, бушующие под бюрократической броней
Фото: Михаил Логвинов/DanceInversion, Коммерсантъ
Эти гастроли, безусловно, гвоздь фестиваля и даже всего сезона. После четырехлетнего перерыва NDT-I привез в Москву новую программу: постановки 2016/17 года художественного руководителя труппы Пола Лайтфута и его постоянного соавтора Соль Леон, а также работы резидент-хореографов Кристал Пайт и Марко Геке.
Балетоманы знают немца Геке по «Одинокому Джорджу» Музтеатра Станиславского, и те, кто видел его работу однажды, не спутает этого хореографа ни с кем. В 15-минутном опусе «Проснуться слепым» доведена до совершенства его неподражаемая манера сочетать лихорадочную жизнь рук с контрастными по амплитуде движениями ног, его умение из свистопляски жестов извлечь эффект почти трагический, превратив невероятный темп танца в наглядное выражение человеческой боли. Под выворачивающие душу песни Джеффа Бакли в стремительной череде соло, ансамблей, дуэтов пятеро мужчин и две женщины изживают в экстремальном танце жажду любви и панику одиночества. Мини-балет «Проснуться слепым» оказался одним из самых нежных и грустных спектаклей в длинном послужном списке автора.
Великолепная канадка Кристал Пайт представила «Заявление» — упоительный политический гротеск, не похожий ни на одну из ее работ, виденных в Москве. В соавторстве с Джонатаном Янгом хореограф написала целую пьесу про четырех высокопоставленных функционеров, развязавших конфликт в некоем регионе. Заваруха получила непредвиденный оборот, и теперь они ищут способ обезопасить себя от неприятностей.
Под напряженно-тихий гул музыки Оуэна Белтона и запись разыгранного актерами текста этой пьесы и поставлено 19-минутное «Заявление». Пантомимно-танцевальные «реплики» каждого из четырех персонажей отражают изменчивый ритм нервной дискуссии, следуют за виражами сюжета и вытаскивают на свет страсти, бушующие под бюрократической броней. Сгруппировав действие вокруг длинного стола, Кристал Пайт мастерски использует трехэтажность мизансцены и поразительно тонко сочетает дергано-рваный общий рисунок танца с эластичной пластикой частных голосов-комбинаций. Умные артисты являют чудеса точности — технической и актерской — и безукоризненное чувство ансамбля.
Пол Лайтфут и Соль Леон представили два одноактных спектакля, пронизанных экзистенциальной печалью с сюрреалистическим оттенком: их персонажи заключены в замкнутых пространствах, выход из которых ведет в иные миры. Но тандем хореографов слишком витален для умозрительных фантазий, не случайно Лайтфут—Леон часто снабжают свои работы именными посвящениями. 42-минутная «Отключка» («Shut Eye») поставлена в честь болгарского поэта и коммуниста Георги Милева, погибшего в 1925-м во время софийского террора. Огромная серая комната с одинокой дверью на заднике кажется его тюремной камерой, особенно когда по стене гуляет исполинская тень стула с сидящим на нем человеком без головы и ног. Персонажи спектакля уходят в оркестровую яму, как в могилу, из ее недр являются другие; печально-томительные дуэты с полукружьями поддержек, веером распахнутых ног и раздернутыми в шпагат арабесками сменяются экспрессивными соло — нервными выбросами батманов и конвульсиями торсов, будто сломанных ударом полицейской дубинки. И вовсе не обязательно знать историю поэта Милева, чтобы почувствовать обреченность любви в этом безвоздушном безнадежном мире.
Для 34-минутной «Несравненной Одиссеи» («Singuliere Odyssee»; соавторы верны принципу называть все спектакли на букву S) минималист Макс Рихтер написал музыку, основанную на одной-единственной жалобной мелодии. На сцене воспроизведен старинный зал базельского железнодорожного вокзала, однако натуралистичность его деревянных панелей, массивных дверей и потолочного окна не делает пространство более реальным. Это некий портал между жизнью и смертью, через него потоком текут пассажиры, одетые в однотипные короткие хламиды и пальто-халаты, лишенные пола и индивидуальных черт. Все они — лишь тени, проносящиеся мимо героя, которого авторы воображали этаким Хароном, контролирующим вокзальный Стикс. Однако наделив его телесной энергией и мощными соло, заряженными токами отчаяния и горечи, хореографы превратили метафорическую фигуру в живого человека с собственной таинственной любовной историей. На ее трагический исход намекает женщина. Скорчившаяся на скамейке в начале спектакля, отвечавшая на любовные притязания героя и исчезнувшая в деревянной панели ближе к финалу, она — кроткий призрак прошлого, обитающий в пустоте настоящего.
Превосходная программа и высочайший уровень танцовщиков вновь подтвердили репутацию NDT как лучшей современной компании, которую эта невероятная труппа блюдет чуть ли не все шестьдесят лет своей жизни, сорок уж точно — с тех пор как ее возглавил Иржи Килиан. Однако срок его преемников вышел: в ближайшее время Пол Лайтфут уходит в отставку в связи с окончанием контракта, и за ним наверняка последует художественный консультант Соль Леон. Впрочем, Лайтфут—Леон собираются по-прежнему ставить спектакли в NDT — но уже как приглашенные хореографы. Художественную политику труппы определять будут не они. Демократический принцип непреложной ротации никогда еще не выглядел столь несправедливым и деспотичным.