Диссертации о диссертациях

Ученые степени доктора и кандидата наук были утверждены постановлением Совета народных комиссаров (правительства) СССР №79 от 13 января 1934 года. Фактически это было восстановление ученых степеней магистра и доктора наук, существовавших в Российской Империи, упраздненных советской властью в 1918 году. Советская, образца 1934 года, двухстепенная иерархия ученых существует в российской науке до сих пор.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Тезисы товарища Покровского

В части науки главный коммунистический принцип построения справедливого бесклассового общества был сформулирован в 1918 году в так называемых тезисах Покровского, заместителя наркома просвещения в первом советском правительстве. Если коротко изложить их суть, то первая советская реорганизация науки заключалась в уничтожении сословных привилегий ученых.

Для получения высшего образования отныне не требовалось никаких документов о среднем образовании. Человек просто изъявлял желание учиться в университете, и его туда зачисляли (если он, конечно, не принадлежал к эксплуататорским классам). По окончании университета ему не выдавали никакого диплома. Если выпускник имел склонность к науке, то он просто приходил в научное учреждение и занимался там наукой, нимало не заботясь о защите диссертаций на соискание ученых степеней, потому что ученые степени и ученые звания тоже отменялись.

От всей многоэтажной иерархии научных работников империи оставалось только ученое звание профессора, и если выпускник университета без диплома показывал выдающиеся результаты в научной деятельности, то его могли избрать профессором сроком на пять лет на собрании научного института или вуза, в последнем случае — с обязательным участием в выборах студентов вуза.

Несостоявшийся магистр

Сейчас трудно сказать, что это было — революционная эйфория и искренняя вера в то, что построенная на таких принципах наука способна приносить результаты, или слабое представление о механизме функционирования науки как социального института, или плохо завуалированная месть ученому сословию, в большинстве своем не принявшему октябрьского переворота большевиков. Вероятно, всего понемножку.

Автор реформы науки 1918 года Михаил Покровский не был малограмотным революционным матросом, перепоясанным пулеметными лентами. Он окончил Московский университет с дипломом первой степени, дающим право сразу готовиться к профессорскому званию. К нему он и готовился: написал магистерскую диссертацию, но не смог ее защитить. То ли слабая диссертация у него была, то ли слишком революционная (он был историком), как считал сам Покровский,— сейчас установить невозможно: она не сохранилась. Но как бы то ни было, он в 1918 году стал не ученым, а начальником всех ученых страны — комиссаром отдела высших учебных заведений и научных учреждений Наркомпроса РСФСР, в ведение которого входила и Академия наук.

Научные градусы

Большевистская реформа науки 1918 года вернула российскую науку к доломоносовским временам, когда в России не было ни научных степеней, ни научных званий. Остепененные ученые в России все без исключения были приглашенными иностранцами, а российские ученые ездили за научной степенью, да и за дипломом о высшем образовании тоже, в европейские страны. По возвращении на родину их приобретенные в Европе степени и звания никаких дивидендов, кроме уважения коллег по науке, им не приносили. Именно это подразумевала большевистская реформа науки: занятия ею никак не должны быть связаны с сословными привилегиями ученого.

В 1755 году Михаил Ломоносов, столкнувшись с проблемой кадров для Московского университета, основанного в этом году по указу императрицы Елизаветы Петровны, сформулировал две главные причины «помешательства в размножении учения» в России и способы их преодоления. Во-первых, он считал необходимым по примеру западноевропейских университетов создать в России специальные университетские «коллегии» с правом производить ученых «в градусы» (ученые степени) — в магистры, лиценциаты и доктора.

Во-вторых, считал Ломоносов, российским ученым надо предоставить те же сословные привилегии, какие были у европейских ученых: «Профессоры в других государствах, невзирая на их великое довольство, имеют, во-первых, чины знатные и всегда выше или по последней мере равно коллежскими асессорами считаются, второе, ободряются к прилежному учению не токмо произведением в чины, но и возвышением в знатное дворянство, так что нередко бывают за особливое достоинство произведены по первому в тайные советники, по второму в фрейгеры или бароны».

Дворянская наука

Первое условие Ломоносова — создание ученых советов по присуждению ученых степеней — было реализовано сразу же в новом Московском университете, а затем и других российских университетах. Второе — социализация ученых в строго ранжированном со времен Петра российском обществе Табелью о рангах — было выполнено в 1803 году, когда магистр наук был приравнен к чину IX класса (титулярного советника, или капитана в армии), а доктор наук — к чину VIII класса (коллежского асессора, или майора).

На протяжении XIX века число научных степеней в отечественной науке менялось: сначала оно выросло до четырех — действительного студента, кандидата, магистра и доктора, потом сократилось до трех (кандидат—магистр—доктор), а с 1884 года их осталось две (магистр и доктор наук). Защита диссертации на соискание ученой степени открывала путь ученому к научным званиям, которые, в свою очередь, давали ему классные чины.

В университетском уставе 1884 года, который просуществовал до 1917 года, зафиксировано такое соотношение чинов и должностей для обладателей ученых званий: «Ректор — IV класс (действительный статский советник, в армии — генерал-майор), декан и ординарный профессор — V класс (статский советник, полковник), экстраординарный профессор — VI класс (коллежский советник, полковник), приват-доцент и адъюнкт — VII-VIII классы (надворный советник и коллежский асессор, в армии — капитан и штабс-капитан соответственно)».

Притом что личное дворянство на гражданской службе автоматически жаловалось начиная с IX класса (титулярный советник, ученая степень магистра наук), все остепененные российские ученые в 1917 году формально были дворянами. Все без исключения, что бы они потом ни писали в советских анкетах про родителей из мелких служащих, рабочих и крестьян. Лишая их научных степеней в 1918 году, товарищ Покровский ритуально лишал их всех дворянства. Наверное, не самый худший вариант: в иной ситуации другой большевистский робеспьер мог бы сгоряча поставить их всех к стенке как представителей класса эксплуататоров.

Советская табель о рангах

Разрушив дореволюционную систему научной иерархии, которая худо-бедно работала, и не дать ничего взамен было чистой воды утопией. Жизнь поправила «тезисы Покровского», и уже в 1919 году научных работников декретом СНК поделили на пять (I, II, III, IV, V) категорий. Категории определяли ценность ученого для советской власти на данный момент и, соответственно, размер его пайка и денежного довольствия. Но опосредованно они фиксировали и научные заслуги ученого при отнесении его в ту или иную категорию. В 1928 году пять цифровых категорий ученых свели в три буквенные (ученые категории «А», «Б» или «В»).

Но долго такая нефункциональная, «пайковая» научная иерархия существовать не могла: она, выражаясь словами Ломоносова, была сильным «помешательством в размножении учения». В 1934 году СНК восстановил старую, имперскую научную иерархию, лишь косметически ее подредактировав: назвав магистра наук кандидатом наук, переименовав приват-доцента в доцента и сведя целый букет профессорских званий (заслуженный, ординарный, экстраординарный, адъюнкт-профессор) к просто профессору.

Но самое интересное состояло в том, что в нашей стране могла бы впервые в науке остаться только одна степень доктора, как сейчас в США.

Несостоявшаяся реформа науки

К концу 1916 года в Министерстве народного просвещения был готов проект нового университетского устава, который прошел обсуждение в российском научном сообществе, был одобрен в Государственной думе и в Государственном совете (верхней палате российского парламента того времени). Не вызвал он возражений и у Николая II.

В этом проекте в качестве «входного билета» в науку предусматривалась только одна ученая степень доктора наук. Только один раз в жизни написав и защитив докторскую диссертацию, ученый мог в дальнейшем претендовать на любое из научных званий и любую научную должность, если он им соответствовал в глазах его коллег по университету или научному институту. Кроме того, новый устав отменял привязку научных степеней и званий с классными чинами, то есть автоматически лишал ученых дворянства как анахронизма в XX веке.

Некоторые историки науки считают, что проект не был принят из-за демонстративного прошения об отставке министра народного просвещения графа Павла Игнатьева по политическим соображениям (он считал ниже своего достоинства работать в одном правительстве с одиозным министром внутренних дел Протопоповым). Но судя по архивным данным, утверждение нового устава шло своим чередом и после отставки министра, и даже после Февральской революции. Проект нового устава был похоронен только после октябрьского переворота 1917 года.

Возвращение к имперской науке

Забастовка служащих Министерства просвещения во главе с товарищем (заместителем) министра, видной деятельницей партии кадетов графиней Софьей Паниной и бойкот новой власти университетскими кругами привели к тому, что 20 ноября 1917 года декретом СНК и старое министерство, и Государственный комитет по народному образованию были распущены. Вместо них с нуля была создана новая госструктура — Наркомпрос во главе с товарищем Луначарским, которая в силу отсутствия какой-либо собственной истории перечеркнула всю историю российской науки и начала создавать ее заново. Понятно, что ничего более креативного, чем тезисы товарища Покровского, заместителя по науке товарища Луначарского, в такой ситуации появиться не могло.

Когда же в 1934 году дело дошло до вынужденной реставрации здания российской науки, помощники члена Политбюро ЦК ВКП(б) товарища Куйбышева, которому партия поручила это важное дело, просто взяли последний действовавший университетский устав Российской Империи 1884 года, слегка его отредактировали, и товарищ Куйбышев подмахнул постановление СНК о введении степеней кандидата и доктора наук.

Вероятно, никто и не вспомнил про почти утвержденный проект нового устава с одной научной степенью, а если кто и вспомнил, то промолчал. Уж больно нехорошо сложилась судьба идеологов этой новации. Одни, как член Госдумы Шингарев, были расстреляны, другие, как министр граф Игнатьев, бежали в эмиграцию, третьи, как заместитель начальника департамента науки министерства Палечек, получили десять лет лагерей. Чудом уцелел только заместитель министра Игнатьева, член-корреспондент императорской Академии наук Владимир Шевяков, который в 1918 году уехал в Иркутск, где тихо прожил до смерти в 1930 году, преподавая в местных сельхозинституте и университете.

Остепенение академиков

В 1934 году в нашей стране вновь появились ученые степени, а также утвержденная СНК «Инструкция… о порядке применения постановления СНК Союза ССР от 13 января 1934 г. об ученых степенях и званиях». В ней было подробно расписано, как надлежит писать диссертации, как их защищать и как потом утверждать. Она практически не изменилась до сего времени, каждый аспирант или соискатель, готовя сегодня диссертацию, действует по инструкции 1934 года.

Словом, в науке у нас стало все как у людей. За исключением одного: не было самих диссертаций, кто же знал заранее, что их надо писать. Но и это было предусмотрено в постановлении СНК: до 1 января 1936 года допускалось присвоение ученого звания доцента и профессора без предварительного получения соответствующей ученой степени, но на основании «заслуг» перед наукой (наличие научных работ) или народным хозяйством. Это что касалось рядовых ученых.

Для научного начальства предусматривалось автоматическое присуждение степеней и званий. После опубликования постановления СНК степень доктора наук и звание «профессор» получили все действительные члены Академии наук СССР, академий наук союзных республик, Коммунистической академии (тогда была и такая), Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина. Так что без докторов наук страна не осталась. При полном отсутствии в первое время кандидатов наук им, увы, пришлось писать диссертации и защищать их.

Средневековый обычай

Как и весь научный мир, последние 85 лет российская наука снова живет с учеными степенями. В одних странах их, как и у нас, две: младшая (у нас она называется кандидатской) и старшая (докторская). В других странах степень одна: например, в США это доктор философии PhD (со специально оговоренными разновидностями вроде доктора медицины и т. п.). Априори понятно, что одна ученая степень вместо двух лучше хотя бы по той причине, что ученый экономит время и нервы на написании и защите второй диссертации.

Рукописная диссертация как научный жанр родилась в Средние века, когда еще не было печатных книг, и была ничем иным, как вступительным письменным экзаменом в гильдию ученых. Точно так же для вступления в гильдию сапожников подмастерье («аспирант») должен был самостоятельно сшить башмаки. Это была его «диссертация», которую он защищал перед «ученым советом» обувных дел мастеров сапожной гильдии. Писать две диссертации подряд, одну за другой, согласитесь, столь же нелепо, как требовать от состоявшегося мастера-сапожника сшить еще одни квалификационные сапоги.

Ведь ни первая, ни вторая диссертация никакого отношения к собственно научным исследованиям не имеют. Все, что в них изложено соискателем ученой степени, он уже опубликовал в тех научных работах, список которых имеется в реферате диссертации, причем там изложил суть своих исследований без бессмысленных рассуждений про цели и задачи, предмет и объект исследования и прочей схоластической атрибутики, обязательной для диссертации.

Две, одна или ни одной

Обязаны прочитать диссертацию всего пять человек: сам ее автор, его научный руководитель, два оппонента и тот ученый, кто пишет отзыв так называемой ведущей организации. Причем далеко не факт, что последние четверо вообще ее прочитают до конца. Наверняка бывали, есть и будут случаи, когда ее вообще никто не читал, даже сам диссертант. Некогда ему, занятому на высокой государственной должности, такими глупостями заниматься. Достаточно того, что приходится прочитать доклад на защите.

Все остальные, кто читает диссертации, порой очень внимательно и вдумчиво, делают это по причинам, имеющим весьма опосредованное отношение к их собственным научным исследованиям. За одним исключением — настоящих ученых, которые пишут диссертации про диссертации. Таких в современной науке немало. Это историки, социологи, политологи, историки науки, филологи, лингвисты и т. д. И диссертации у них на тему диссертаций интересные. Желающие могут их найти и почитать в интернете.

Только опять-таки нет смысла читать сами диссертации этих ученых, гораздо интереснее и полезнее для расширения кругозора почитать их конкретные научные исследования, указанные в списке литературы в авторефератах их диссертаций. Там есть детали, которые пропадают, когда эти исследования автор в своей диссертации безжалостно прессует в 150- или 300-страничный кирпич и порой подгоняет под доказательство заранее выбранной им гипотезы. Не потому, что автор диссертации — недобросовестный ученый, а потому, что диссертация по своей сути неоригинальная научная работа. У самопрезентации, именуемой диссертацией, есть только одна функция — как можно выгоднее в глазах ученого совета представить ее автора достойным ученой степени.

Сегодня есть наукометрические показатели, тот же индекс Хирша, которые достаточно объективно оценивают «научный вес» ученого. Можно сконструировать и другие индексы специально для того, чтобы освободить ученого от писания диссертаций и вынужденной погони за научной степенью. Только никто из ученых об этом даже не заикается: наверное, страшно становится от мысли, сколько в одночасье научных авторитетов лопнет, сколько разрушится блистательных научных карьер. Тезисы товарища Покровского детским лепетом покажутся.

Сергей Петухов