31 октября в системе ФСИН отметили День работников СИЗО и тюрем. По этому случаю политики, бизнесмены, активисты и правозащитники вспомнили, как с ними обращались в местах не столь отдаленных, и какие люди там работают.
Фото: Евгений Асмолов, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Евгений Асмолов, Коммерсантъ / купить фото
Эдуард Лимонов, писатель:
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
— На момент посадки я был уже известный человек, и со мной обращались бережно и вежливо. Среди сотрудников тюрьмы были даже поклонники моего творчества, просили подписать книгу. Однажды я попросил заменить лампочку, поскольку она плохо светила, а у меня близорукость. Мне сказали: «Нельзя», а потом стали водить в свободные «хаты», чтобы я мог читать, писать, и даже настольную лампу дали. Ребята сначала смеялись, а потом начали проявлять внимание, спрашивали: «А вы до какого часа будете писать? Оставили ли вам еду сокамерники? Можем разогреть» — и ничего не требовали взамен. Больше никаких льгот не было, но я ничего не просил, ни на что не жаловался.
В апреле 2001 года по обвинению в незаконном приобретении оружия был заключен в СИЗО «Лефортово». В апреле 2003 года был приговорен к четырем годам колонии общего режима. Освобожден условно-досрочно в июне 2003 года.
Петр Курьянов, эксперт фонда «В защиту прав заключенных»:
— Подавляющее большинство из них психически нездоровые и ущербные люди. Возможно, они пришли сюда работать, чтобы выместить обиды на бесправных людях. В саратовских лагерях, где я сидел, мы всерьез между заключенными обсуждали, что, может, им при медицинском обследовании какую-то вакцину вводят или в еду добавляют что-то для усиления жестокости и садизма.
Имел семь судимостей (фальшивомонетничество, грабеж, хранение наркотиков). Первый срок — в конце 1990-х. Провел в общей сложности пять лет в местах лишения свободы (последний раз — в 2011 году).
Павел Устинов, актер:
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ
— В СИЗО отношение ко мне было нейтральное. Много раз слышал от сотрудников изолятора фразы: «Мне параллельно, вы без конца меняетесь, уходит один, приходит другой, а мне тут еще служить». Никакого гнобления не было, только частые проверки немного докучали, но это зависело только от начальства, люди просто выполняли команду. А в Тверском суде даже была небольшая вспышка позитива. Когда меня вывели из КПЗ, сопровождающий спросил: «Это тебя за вывихнутое плечо судят?» После окончания процесса он сказал мне: «Я посмотрел видео — тебя просто по беспределу судят!» Для меня это была неожиданная поддержка, которая очень вдохновила.
В августе 2019 года задержан во время акции протеста и арестован Тверским райсудом Москвы. В сентябре приговорен к трем с половиной годам колонии, затем Мосгорсуд заменил приговор на год условно.
Павел Сигал, первый вице-президент «Опоры России»:
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
— Там работают довольно разные люди. Плюс мне дважды повезло. Во-первых, я сидел недолго, поскольку дело, сфабрикованное против меня, быстро развалилось. Во-вторых, сидел в элитном СИЗО №1 — «Матросской Тишине», где порядок соблюдается относительно хорошо. Помню, как мне стало плохо и все сотрудники хлопотали вокруг, а потом, наоборот, понадобилось срочное обследование, но мне его не разрешили. Когда я покидал СИЗО, я вдруг пожалел несчастных людей, работающих в этом «санатории»: я вот ухожу, а они остаются…
В ноябре 2013 года арестован по подозрению в организации махинаций с материнским капиталом. В октябре 2014 года освобожден в связи с прекращением дела по истечении срока давности.
Ильдар Дадин, гражданский активист:
Фото: Алексей Абанин, Коммерсантъ
Фото: Алексей Абанин, Коммерсантъ
— В моей истории скитаний по СИЗО и колониям, а таких мест было около десяти — от Петрозаводска до Алтая, в большинстве своем встречались нормальные люди, отморозков и отъявленных негодяев было мало. Иногда даже рядовые сотрудники СИЗО могли пожелать доброй ночи. Было понятно, что они выполняют работу, им не по душе унижение людей. Единственным исключением был СИЗО №1 города Петрозаводска, где, как мне показалось, сознательно был подобран персонал исключительно жестокий, нацеленный не только на физическое воздействие, но и на постоянное унижение человеческого достоинства.
В декабре 2015 года получил три года колонии за неоднократное нарушение правил проведения уличных мероприятий. В ноябре общественный резонанс получило его письмо о пытках в карельской колонии ИК-7.
Владимир Осечкин, основатель и руководитель соцсети «ГУЛАГу.нет»:
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
— Большинство — это бедные, несчастные люди, которые никуда устроиться не могут. Но есть «элита», которая на этой работе наживается. Я просидел в СИЗО Москвы и Подмосковья четыре года. Предпринимателей там называют «коммерсами», «сладкими булками», подчеркивая, что это дойные коровы для коррумпированных сотрудников системы. Все построено так, что подсудимого либо «прессанут», либо ему облегчат условия, если он согласится поделиться частью денег или собственности. В Москве все СИЗО, кроме «Лефортово», «черные», подконтрольные ворам в законе. Как только предприниматель попадает туда, его дело сотрудники СИЗО передают дежурному оперативнику, тот внимательно изучает материалы, есть ли у человека сильные юристы, связи в СМИ. Видя, что человека можно «подоить», оперативник идет к «смотрящему», и дальше через «кормушку» в камере происходит торг. Оперативник говорит, что есть «сладкая булка», и спрашивает, сколько «решала» готов за нее заплатить.
С 2007 года отбывал срок за мошенничество. Пребывал в Бутырском, Коломенском, Можайском изоляторах, в СИЗО-4 в Медведкове. Освободился в июне 2011 года по УДО.
Сергей Удальцов, координатор движения «Левый фронт»:
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ
— Очень многие пришли работать туда, потому что другой работы просто нет. Есть места, где глухомань, маленькие поселки, там живут целые династии тюремщиков и надзирателей. У них есть льготы, стабильность, а кто-то еще и подзарабатывает на коррупционных схемах — пронос запрещенных предметов, продажа телефонов, сигарет, наркотиков. Работают здесь и люди с извращенной психикой — они издеваются, бьют, пытают. Они не идейные тюремщики, идейные — это те, кто считает это полезной работой для очистки общества, ведь большинство сидящих — реальные преступники. С политическими заключенными, особенно если к ним приковано внимание СМИ и общественности, стараются обращаться аккуратно.
В июле 2014 года получил четыре с половиной года колонии общего режима за организацию массовых беспорядков, до колонии №3 в Тамбовской области пребывал в СИЗО №1 («Матросская Тишина»).
Ева Меркачева, зампред Общественной наблюдательной комиссии Москвы, член Общественного совета ФСИН России:
— В системе ФСИН работают разные люди. Сегодня от голода там никто не умирает, а было время, когда вопрос, чем накормить заключенных и на чем они будут спать, вставал очень остро. Многое зависит от региона, где-то едят и живут нормально, а есть места, где едят котлеты из костной муки. И это за одни и те же деньги. Никита Белых как-то пытался подсчитать соотношение нормальных и ненормальных сотрудников, и, по его подсчетам, ненормальных около 30%. В СИЗО, колонии или тюрьме все зависит от начальника, даже то, как себя ведут сотрудники. Как он относится к заключенным, так будут относиться и подчиненные.
Александр Хуруджи, глава Ассоциации защиты бизнеса:
— Основных категорий там две. Те, кто ищет работу — пусть с небольшой зарплатой, но гарантированную. И те, кто там самоутверждается. Первые охраняют, но остаются людьми. А у вторых есть реальные проблемы. Я провел в СИЗО девять месяцев и за это время видел в основном адекватных сотрудников. Еще не осужденных предпринимателей они ласково называли «наши мошенники». Когда я оказался в СИЗО, то ничего не знал о порядках. Ко мне подошел охранник и помог словом и делом, все объяснил и показал. Когда я попытался дать ему сигарет в благодарность, он улыбнулся и сказал, что ничего не надо. А были и такие, кто не разговаривал, а только кричал. Я видел, как кто-то из конвоя пугал заключенных собакой, а на вопрос, зачем он это делает, ответил, что служебная собака должна на ком-то тренироваться.
Находился под стражей с декабря 2015 года, обвинялся в хищении более 500 млн руб. Вышел из СИЗО в Ростове-на-Дону в августе 2016 года.
Юрий Осипенко, предприниматель, общественный омбудсмен по защите прав осужденных предпринимателей при уполномоченном по защите прав предпринимателей при президенте:
— Больше половины из тех, кого я встречал,— нормальные мужчины и женщины. Часто говорят о пытках и проявлениях садизма, но это происходит не только во ФСИН. Просто здесь люди попадают в очень специфическую среду — возможно, на самое социальное дно. В СИЗО и тюрьмах есть заключенные, кто оказался там по ошибке, а есть и настоящие подонки, которых выпускать нельзя ни в коем случае. И сотрудникам ФСИН приходится работать и с теми и с другими. Есть достойные офицеры, но есть и те, у кого явные отклонения от нормы. Небольшая зарплата, ужасные условия и жуткий вокруг материал.
Находился под стражей с июня 2010 года, в сентябре 2017 года приговорен к восьми годам и девяти месяцам колонии по обвинению в хищении 1,5 млрд руб. Большую часть срока отсидел в СИЗО за время следствия, затем отбывал наказание в ростовской ИК-10.
Ольга Романова, директор фонда «Русь сидящая»:
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
— Многие пошли сюда работать не от хорошей жизни. Было бы лучше, если бы они сюда шли работать по зову сердца, призванию. Какой-нибудь мордовский поселок уже почти сотню лет существует около одной, двух или трех зон, и там никакой другой работы нет и быть не может. Там действительно много людей жестоких, там очень сильны семейные, ветеранские традиции, что не очень хорошо, потому что много ветеранов ГУЛАГа. Люди работают семьями на зонах по много лет. Нередко возле зоны можно увидеть качельки и карусельки, на которых катаются дети сотрудников. И понятно, кто из этих детей вырастает.
