Реальные преступления и символические наказания в сфере охраны культурного наследия в России — повсеместная практика. Что мешает остановить вандализм?
Ратуша в Арске: редкий случай, когда разрушение памятника архитектуры остановили, возбудив по факту уголовное дело
Фото: Комитет РТ по охране объектов культурного наследия
Арский детектив
Если кого-то удивляет наличие в неведомом широкой публике Арске ратуши, то поясню сразу: городское самоуправление на европейский лад начал внедрять в России еще Петр I, посему в российских райцентрах и поныне можно встретить его исторические ископаемые: здания магистратов, как в Торжке или Арзамасе. Или городскую ратушу, как в Арске.
Здание Арской ратуши, в котором в начале ХХ века заседала городская дума, а в 1917-м была провозглашена советская власть в городке, построено в 1853 году. Еще в 2002-м оно признано выявленным объектом культурного наследия, то есть охраняемым государством памятником архитектуры.
А в наши дни городская ратуша стала частной собственностью. По данным татарстанского комитета по охране памятников, она принадлежит гражданке Фардие Вагизовне Закировой, живущей в Арске. Республиканские СМИ утверждают, что она — дочь крупного бизнесмена Вагиза Мингазова, которого в Татарстане называли «молочным королем».
И вот две недели назад местный краевед и историк Артур Тумаков заметил, что с Арской ратушей происходит что-то неладное. Каменные стены и кровля мезонина оказались разобраны; от мезонина уцелело одно деревянное окно, чудом державшееся на обломке стены. Часть здания была заменена «новоделом» из современного кирпича. По территории памятника архитектуры разъезжала строительная техника.
Краевед пожаловался в орган охраны культурного наследия, и в Арск дважды выезжали специалисты республиканского Госкомитета по охране культурного наследия. Они зафиксировали разборку части памятника архитектуры и проведение на нем строительных работ без проекта и согласований, что абсолютно незаконно.
Собственница Арской ратуши при встрече с сотрудниками госоргана уверяла, что в здании всего лишь чинят крышу, а потом завела знакомую всем работникам органов охраны памятников песнь о том, что она-де не знала об охранном статусе здания.
Но нашлось письменное подтверждение обратного: охранный комитет сообщает, что еще в октябре 2019 года письмом исполкома Арского муниципального района «собственник был проинформирован о статусе здания и возможности проведения каких-либо работ в его отношении исключительно при соблюдении норм действующего законодательства об охране объектов культурного наследия».
В итоге Госкомитет Республики Татарстан по охране объектов культурного наследия потребовал остановить все несанкционированные работы на памятнике архитектуры, выдал хозяйке ратуши предписание провести срочную (до 2 декабря) консервацию разоренного исторического здания. Более того, по факту незаконных работ на объекте возбуждено уголовное дело. Ведь статья 243 Уголовного кодекса России предусматривает наказание, вплоть до лишения свободы, не только за уничтожение, но и за повреждение объектов культурного наследия.
Вся эта арская история, безусловно, печальна, но, по крайней мере, она оставляет надежду на благополучный исход: памятник архитектуры разрушен не полностью, госорган охраны наследия сравнительно быстро отреагировал на тревожный сигнал краеведа-общественника и вмешался в дело, а правоохранительные органы возбудили уголовное дело. Так что другие собственники памятников в Татарстане, надо думать, после такого будут остерегаться их самовольно разрушать или перестраивать.
С пятой попытки
Уголовное дело против бывших хозяев особняка Веге в Санкт- Петербурге удалось возбудить лишь с пятой попытки. Уникальные интерьеры (на фото), увы, понесли невосполнимые утраты
Фото: Иван Смелов, Коммерсантъ
К сожалению, подобная реакция государства на покушение на свое историческое наследие — скорее, исключение, нежели правило. Вот лишь беглый перечень свежих примеров, которые приводят к этому печальному выводу.
Так, в начале ноября петербургские СМИ сообщили о возбуждении уголовного дела по той же 243-й статье УК РФ в отношении бывшего собственника особняка Веге на Октябрьской набережной — ОАО «НПФ "Пигмент"». Но какой ценой! Памятник архитектуры XIX века, с некогда прекрасными интерьерами, был доведен до полной деградации, стоял без кровли, разрушался, а собственник не реагировал ни на какие призывы и предписания петербургского комитета по охране памятников (КГИОП) провести хотя бы консервацию объекта. Терпение КГИОП наконец закончилось, и он стал обращаться в полицию с ходатайством о возбуждении уголовного дела по факту причинения вреда памятнику вследствие хронического и многолетнего невыполнения собственником охранных обязательств. Однако петербургская полиция четырежды (!) в 2018–2019 годах отказывалась это уголовное дело возбудить. И лишь с пятой попытки, после обращения председателя КГИОП Сергея Макарова напрямую к прокурору Санкт-Петербурга Сергею Литвиненко, дело было возбуждено.
Увы, памятник архитектуры (у него теперь новый собственник) понес невосполнимый ущерб, и убранство изысканных некогда интерьеров в значительной мере утрачено. Если бы петербургская полиция не упорствовала так долго, возможно, и ущерб был бы меньше. Даже если бывшего собственника и накажут (а в судебных перспективах дела у экспертов есть сомнения), исторические утраты подлинника восполнить невозможно.
Концы — в экспертизу
А вот дом Ассоновой-Красильникова в Нижнем Новгороде местная епархия, по сути, снесла: остались цоколь да одна из стен
Фото: Андрей Абрамов, Коммерсантъ
Но в Петербурге хотя бы поставлен вопрос о гипотетической возможности возмездия за утраты культурного наследия. А вот в Нижнем Новгороде, похоже, этим вопросом не задавались даже в теории. В апреле 2019-го местная епархия фактически снесла (за исключением цоколя и брандмауэрной стены) переданный ей в безвозмездное пользование деревянный дом Ассоновой — Красильникова в стиле модерн, выявленный объект культурного наследия. Его стали заменять «новоделом» из бетонных пеноблоков.
Нижегородские градозащитники забили тревогу, начались разбирательства. Но через несколько месяцев, в июле 2019-го, выяснилось: уголовное преследование разрушителей не начато, а административное дело, возбужденное было региональным Управлением госохраны объектов культурного наследия (УГООКН), не доведено до суда. УГООКН констатировало, что «факт полной разборки объекта в ходе проверки не выявлен», а вскоре опубликовало акт историко-культурной экспертизы по памятнику.
Эксперт — кто бы мог подумать — сделал вывод, что в результате епархиальных «ремонтных» работ памятник утратил декор главного фасада (к слову, вместе с фасадом), а если его восстановить, подлинным он не будет, будет лишь «напоминанием об утраченном деревянном модерне».
Следовательно, объект не обладает значительной историко-культурной ценностью, и включать его в Единый госреестр памятников России нецелесообразно, а из списка выявленных можно исключить. Получилось, что к уголовной ответственности организаторов сноса нельзя привлекать, потому что памятник утрачен не полностью, а в госреестр памятник нельзя включать, потому что он утрачен. Логично, не правда ли?
Вывод: судя по всему, мы имеем дело с классической операцией по принципу «концы в воду», вернее, «концы в экспертизу». Нет памятника — нет проблемы, нет и ответственных за его разрушение. Лидер нижегородского градозащитного «Спасграда» Анна Давыдова, в июне 2018 года подававшая заявление о постановке дома Ассоновой — Красильникова на госохрану, написала по итогам спецоперации: «По сути, разработан и узаконен механизм избавления от выявленных памятников». И с ней трудно спорить.
«Очень грозное письмо»
А в том же Татарстане до сих пор продолжаются разбирательства по поводу снесенного частным собственником в мае 2019-го мемориального дома писателя Константина Федина в городе Чистополе. Собственник, похоже, заранее был уверен в безопасном для себя исходе разбирательств, поскольку залил на месте снесенного исторического памятника новый фундамент. Глава республиканского Комитета по охране памятников Иван Гущин, по его словам, «испытывает определенный шок». Казанские СМИ его цитируют: «У меня негодование из-за такого отношения собственника к произошедшему. Мы уже написали очень грозное письмо в администрацию Чистополя».
«Очень грозное письмо», однако же, не произвело на собственника впечатления, раз он готовится к новому строительству, имея на руках запрещающее предписание госоргана.
Летом 2019 года мы обсуждали эту историю с Иваном Гущиным, и руководитель госкомитета сетовал: дело осложняется тем, что в Росреестре не были зафиксированы охранные обязательства собственника. В том, что он был в курсе охранного статуса памятника, у руководителя госоргана сомнений нет. А вот в реальности возбуждения уголовного дела (такая работа ведется правоохранительными органами) — сомнения большие. Иван Гущин надеялся, что собственника удастся привлечь к административной ответственности и принудить к воссозданию дома. Только какой в этом смысл и откуда вновь возьмется мемориальная ценность?
Платный снос
Этого «Дома с мастерской» в Уфе больше нет. Владелец снес его без разрешения, а штраф обжаловал
Фото: Башкультнаследие
Весьма показательна и недавняя история в Уфе. Сценарий знакомый: собственник выявленного объекта культурного наследия начала ХХ века «Дом с мастерской» (уважаемый в городе врач-терапевт Финат Нигманов) в августе 2019 года нанял бригаду рабочих, чтобы его снести. Естественно, без всяких разрешений и согласований, которых в данной ситуации ни по какому закону он не мог получить по определению. Потом, как обычно, утверждал, что не знал ни о ценности дома, ни о его охранном статусе. Уфимские градозащитники вандализм заметили и подняли тревогу. На участок приезжали сотрудники республиканского Управления по охране памятников (Башкультнаследие), приходила полиция. Выдавали предписания, останавливали снос. Но, когда гости уезжали, строительная техника продолжала свое вандальное дело.
В результате памятник снесен полностью. В ноябре 2019 года суд в Уфе признал собственника виновным в административном правонарушении и наказал его штрафом в 40 тысяч рублей. Собственник отнесся к суду и культурному наследию столь уважительно, что даже в заседание суда не явился, хотя решение о штрафе уже обжаловал.
Башкультнаследие, правда, еще надеется на более суровое возмездие и напоминает, что «по факту уничтожения выявленного объекта культурного наследия по заявлению Управления по государственной охране объектов культурного наследия Республики Башкортостан в УВД по г. Уфе решается вопрос о возбуждении уголовного дела по части 1 статьи 243 Уголовного кодекса Российской Федерации».
Отложенное возмездие
Словом, примеров такого рода — огромное количество. И все они подтверждают общее правило: фактическая безнаказанность разрушителей нашего культурного наследия автоматически рождает новые и новые разрушения и утраты. Искандер Халиков, кандидат юридических наук, посвятил специальную монографию статье 243.1 Уголовного кодекса России, введенной в действие в 2013 году. Ею, напомню, предусмотрена уголовная ответственность даже не за прямой снос памятников, а за «нарушение требований сохранения или использования объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, включенных в Единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации либо выявленных объектов культурного наследия».
Так вот, согласно данным Искандера Халикова, с 2013 по 2017 г. органами предварительного расследования в России возбуждено только девять уголовных дел по признакам рассматриваемого состава преступления: три дела — в 2015 г., четыре — в 2016 г., два — в 2017 г.
«При этом,— свидетельствует исследователь,— невозможно констатировать достижение целей уголовного преследования, поскольку ни по одному уголовному делу лицо, виновное в повреждении или безвозвратном уничтожении памятника истории и культуры, не понесло предусмотренного уголовным законом наказания».
Можно вспомнить, например, как в апреле 2017 года в Екатеринбургском Ново-Тихвинском монастыре снесли под видом «реставрации» Успенскую церковь XVIII века, старейший храм города. Суд не вынес епархии никакого наказания, признав правонарушение «малозначительным». Теперь на месте снесенного памятника архитектуры строится фактически новый храм.
Очевидно, что отложенное на годы возмездие не способно остановить вандализм. «Снисходительное» отношение к нему полиции и прокуратуры, скорее всего, объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, преступления против нашего культурного наследия по уголовным квалификациям не имеют статуса «особо тяжких». Вот и расследованиями их занимаются участковые полицейские, заваленные другими — привычными и знакомыми — криминальными делами. Во-вторых, наше законодательство о культурном наследии достаточно сложное и специфичное, и чтобы оперативно разбираться в «предметах охраны» и «объектах, обладающих признаками объекта культурного наследия», отличиях зон охраны от охранных зон и т.п.,— сотрудникам полиции и прокуратуры необходимы особые познания, особая квалификация. Но специализированных подразделений, занятых сохранением культурного наследия, нет ни в полиции, ни в прокуратуре.
А зря. Такие подразделения имеются не только в Италии, но и в Испании, на Кипре, в Египте и даже, к примеру, в Ираке.
Представляется, что культурное наследие России не менее богато, чем в этих странах. Но отчего-то гораздо менее защищено.