С неожиданной проблемой столкнулись организаторы выборов президента Чечни — люди целыми поселками проводят акции протеста и перекрывают дороги, требуя освободить своих земляков, в противном случае угрожают сорвать голосование. О том, как поступают в такой ситуации власти, рассказывает ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА.
"Кафиры — это те, кому веры нет"
О происшествии в Шелковском районе Чечни узнаю в республиканском отделении "Единой России". Как и накануне референдума, местные единороссы взяли на себя основную работу по подготовке к выборам президента Чечни: приняли в партию около 25 тыс. человек, объехали горные районы республики, вывесили над дорогами агитационные плакаты с изображениями Ахмата Кадырова, пожимающего руку президенту Путину, и, наконец, начали активную телевизионную пропаганду. Учитывая, что на территории Чечни агитация ограничена, единороссы договорились с мэрией дагестанского Хасавюрта, которая предоставила эфир местного телеканала, и теперь через день проводятся многочасовые "круглые столы", которые транслируются и в Чечне. Единороссы твердо убеждены, что если бы не их работа, предвыборная кампания в Чечне была бы провалена.— У Кадырова работают плохие пиарщики,— рассуждает руководитель чеченского отделения "Единой России" Франц Клинцевич.— Они выходят к людям и начинают говорить исключительно о том, какие хорошие Кадыров и его сын Рамзан. А вы бы лица людей видели, какими глазами они на них смотрят. Тогда приходится нам выходить и говорить: да, проблемы есть такие и такие, их надо решать, и мы будем их решать. Но при полном отсутствии власти это сделать невозможно. Давайте выберем президента — человека, с которого можно будет спросить за все. Вот это до людей доходит.
В офис входит заместитель господина Клинцевича Руслан Ямадаев.
— Вчера Кадыров ездил в Ханкалу,— говорит он,— разбирался по этому скандалу в Старой Щедринке. Но так ничего и не выяснили. Надо туда ехать.
Жителя Старой Щедринки 29-летнего Руслана Мирзаева забрали на рассвете три дня назад. Люди в камуфляже и масках ворвались в дом, всех жильцов уложили на пол лицом вниз. Под дулами автомата вывели Мирзаева из дома, и больше его никто не видел. В тот же день односельчане пропавшего парня перекрыли дорогу на Шелковскую и потребовали от властей вернуть его, иначе выборы в районе будут сорваны. Накануне Руслану Ямадаеву позвонили друзья из спецслужб и посоветовали в Шелковской район не ездить: мол, есть информация, что там гостей ждет "Москвич" с тротилом.
— Сейчас в северных районах опаснее, чем в горах,— говорит по дороге господин Ямадаев.— Все сотрудники спецслужб, что раньше в горах были, сейчас на равнине, потому что все боевики сюда пришли. Вчера мы были в Науре. Там тоже неспокойно. Люди говорят — не будем голосовать. На стенах домов красной краской написано: "Смерть кадыровцам!", "Свобода или смерть!", "Смерть кафирам!". Кафиры — это те, кому веры нет. Так боевики называют всех, кто России помогает — нас то есть. А все почему? В 2000 году с Гелаевым в Комсомольское ушли несколько сотен наурцев. Они не бандиты были, просто боялись русских солдат. И в Комсомольском почти все погибли — 300 человек. А у этих трехсот осталось полторы тысячи родственников. Моим ребятам в Науре отказались даже мороженое продать. Сказали: "Вы русским продались". А ведь это самый мирный район был.
"Зачем нам такая власть, если нас защитить не может"
Въезжаем в Старую Щедринку, дорога в центре села перекрыта бетонным блоком. На блоках сидят женщины, другие стоят на обочине, всего человек 150. Как по команде они поворачиваются в нашу сторону, и я вижу заплаканные лица.— Добрый день,— говорит Франц Клинцевич,— я депутат Госдумы и приехал разобраться, что тут у вас случилось.
Женщины расступаются, и к нам выходит мать пропавшего парня Надо Мирзаева.
— Я отправила Руслана на поле проверить, пора ли сено заготавливать,— говорит она.— Он перешел через мост и пошел к полю. И в это время на мосту что-то взорвалось. Потом сказали, что фугас. Руслана догнал БТР, там были солдаты. Они хотели проверить его документы, а он паспорт оставил дома. Он назвал им фамилию и адрес. Они все записали и сказали, что через два дня приедут проверить документы. А приехали через две недели.
— Когда они ворвались в дом, я в кухне спал,— рассказывает уже отец Руслана Мирзаева.— Я услышал шум, выскочил, меня тут же стукнули прикладом автомата и повалили на пол. Спросили только фамилию, и я сказал. Между собой они на русском говорили, без акцента, я запомнил. Потом Руслану руки закрутили и повели. Я к окну бросился, увидел, как две "таблетки" рванули с места. Мы ходили в прокуратуру, в комендатуру, ездили в Ханкалу, нигде ничего о Руслане не знают.
— А ваш сын не имел отношения к боевикам? — осторожно спрашивает господин Клинцевич.
— Да вы что? — наперебой кричат женщины.— Он вообще мирный был. Все время дома сидел.
— А кто забирал? Что за военные были? Знаки различия, номера машин?
— Ничего не было у них,— качает головой Мирзаев-старший.— На лицах маски, номера заляпаны грязью. Форма обычная — камуфляж. В такой и внутренние войска, и кадыровцы, и спецназ ходят.
— Вот в этом и дело,— снова кричат женщины.— Не знаем, кто тут вообще за что отвечает, с кого спрашивать. У нас за последние полгода пять человек пропали.
Молодая женщина с красными глазами пробивается к нам из толпы. Ее зовут Халимат. Два месяца назад ее брата Саидмагомеда Щидаева на дороге задержали неизвестные военные, а через несколько дней родственники нашли его расчлененный труп в поле за селом.
— Ему 44 года было, он туберкулезник,— рассказывает Халимат, вытирая слезы.— У нас тут работы нет, жить не на что, только поле кормит. Он днем прополку делал, у нас там кукуруза и подсолнечник, а ночью поле охранял от диких кабанов. Он никогда оружия в руки не брал. Мы только голову и отдельные куски его похоронили...
Женщина рыдает, закрывая рот руками.
— Мы везде уже были, заявление написали, да только никогда их не найдут.
— Четыре месяца назад Баширова Салауди увезли,— кричит другая женщина.— Это мой сын. Он тоже не боевик, и мне тоже не объяснили, за что увозят. И я тоже не знаю, кто его увез. Зачем нам такая власть нужна, если нас защитить не может.
— Вы понимаете, что это делают специально? — говорит господин Клинцевич.— Именно сейчас, перед выборами, чтобы Кадырову помешать.
— Если вы приехали, чтобы заставить нас дорогу открыть и на выборы пойти, то ничего у вас не выйдет,— зашумели женщины.— Выборов здесь не будет. Пока не отпустите парня, говорить нам не о чем. Если Кадыров хочет стать президентом, пусть порядок сначала наведет.
"Лучшая вербовка ваххабита — отсечение головы от туловища"
Единороссы обещают выяснить, что стало с пропавшим парнем, и уходят к машине. Халимат Щидаева говорит мне, что накануне к митингующим приезжал местный комендант и сообщил, что о пропаже Руслана Мирзаева слышит впервые.— Мы ему сказали: у вас 500 человек тут в форме ходят, почему же тогда нас, как скотину, увозят и забивают до смерти? Куда вы смотрите? А он нам сказал, что ничего тут не контролирует.
— Понимаете, что это значит? — вмешивается стоящий рядом мужчина.— Никто ничего не контролирует, а мы должны за них голосовать. Только народ все время что-то должен, а они, кроме обещаний, ничего не делают. Да пусть они провалятся со своими выборами!
Ко мне подбегают охранники, хватают за локти и уводят к машине. Быстрее надо уезжать.
— Там зеленый "Москвич" появился у толпы, люди в нем подозрительные, вроде бы в форме, а не вышли,— объясняет господин Клинцевич.— Зачем рисковать? Ямадаев посчитал, что нужно уехать. И вообще, тут другие люди задействованы. Видно, идет целенаправленная работа, чтобы Кадырова не пропустить. Ясно, что военные стараются, но кто именно? За последнюю неделю это уже шестой случай — Ведено, Наур, Шатой...
— А Кадырова могут не пропустить?
— Нет, не могут. Слишком много людей задействовано в его интересах. У нас 25 тыс. партийцев, даже если каждый привезет на избирательные участки по 10 родственников и знакомых, это уже 250 тыс. А в республике всего 544 тыс. избирателей. Так что Кадыров пройдет.
Вечером на аварийной базе в Ханкале я узнаю, что накануне Ахмат Кадыров, предварительно получив согласие от кого-то в Кремле, потребовал от военных перенести все операции в горные районы. И милиции тоже вроде бы приказали зачисток не устраивать.
— Представляешь, что это такое — сейчас уходить в горы? — говорит полковник войсковой разведки.— У нас вся агентура здесь, мы каждый день берем, у нас информация, что все ваххабиты сейчас на равнине находятся. У них задача во что бы то ни стало выборы эти сорвать.
— Но Кадырову ничего не остается,— возражаю я.— Сегодня в Шелковском районе люди отказались идти на выборы, завтра подобные акции могут по всей Чечне пройти.
— Да не было нас в этом селе,— стучит по столу контрразведчик.— В Шатое мы действительно работали. Вместе с прокурором, как положено. Двоих забрали. Там тоже крик местные подняли, а потом выяснилось, что один задержанный в федеральном розыске, а другой вообще по Гелаеву фигурировал. А кто с этой Старой Щедринкой напорол, не знаю. Кадыров вчера тут орал на всех как сумасшедший из-за этой истории. Он на командующего орал. Вы, говорит, специально под выборы это делаете, у вас задача сорвать их. А у нас нет такой задачи, нам, наоборот, надо максимально обеспечить эти выборы. Если мы все уйдем, тут одни кадыровцы останутся. Ты думаешь, они людей не забирают? Кадыров возмущается, а сам ведь что говорит: "Лучшая вербовка ваххабита — это отсечение головы от туловища". Это я тебе его цитирую.
— Так поедете в горы?
— Приказ дан, поедем, конечно, работы и там достаточно. Вот в Шатое главы администрации по 30 тыс. рублей боевикам отстегивают, чтобы не трогали там никого. Каждая сельская администрация по 30 тыс., понимаешь? Басаев в месяц только с этого района 350 тыс. получает. А мы, как дураки, каналы финансирования из-за рубежа ищем.