Еврейский транзит
Подробности спецоперации, в которой поучаствовали гестапо, НКВД и японские спецслужбы
В ноябре 1938-го после погромов «хрустальной ночи» осколки от разбитых стекол на германских улицах убрали быстро. Но после этого даже сомневающиеся в намерениях нацистов немецкие евреи поняли: настало время спасать жизнь. С той поры прошло больше 80 лет, но только теперь становятся известны некоторые шокирующие детали. В частности, подробности растянувшейся на два с лишним года специальной операции по организации вывоза состоятельных еврейских семей из Германии (а потом еще и из Чехословакии и Польши), которую курировали гестапо и… НКВД. Операция приносила огромные барыши. Люди в транзитных схемах проходили как простой товар, моральная сторона никого не трогала. По всем меркам — жуткая история. Хотя, как ни чудовищно прозвучит, и она формально имела «гуманитарный аспект»: при всей циничности исполненной схемы были спасены тысячи жизней, пусть и по «особому тарифу», пусть фактически выкуплены, но спасены. О том, как был устроен «спецтранзит»,— расследование «Огонька»
Берлинские евреи стоят в очереди за билетами в компанию Palestine and Orient Lloyd в 1939 году. Выбраться было сродни чуду: бесплатно рейх в эмиграцию не выпускал
Фото: Ullstein bild via Getty Images
Берлинские евреи стоят в очереди за билетами в компанию Palestine and Orient Lloyd в 1939 году. Выбраться было сродни чуду: бесплатно рейх в эмиграцию не выпускал
Фото: Ullstein bild via Getty Images
А потом возник проект коммерческой «транзитной комбинации».
Исполнители и крыша
Для решения головоломки нужны были нетривиальные исполнители. Звезды сошлись для этого примечательным образом. Незадолго до описываемых событий в Москве появился Лаврентий Берия: его ждал пост первого замнаркома НКВД и начальника Главного управления госбезопасности (ГУГБ), а затем и кресло наркома. Берия приехал не с пустыми руками и не один: у него была гора проектов, а главное, команда надежных людей, которых он расставил на ключевые посты на Лубянке. Особыми организационными талантами выделялся среди них Владимир Деканозов. В Тбилиси он поочередно поработал секретарем ЦК по транспорту и снабжению, заведующим отделом ЦК по советской торговле, наркомом пищевой промышленности и председателем Госплана республики. Неплохо наладил производство цитрусовых. Вполне достаточные квалификации для поста начальника иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР, а затем одновременно и начальника контрразведывательного отдела того же главка.
За первые полгода в столице Деканозов так усовершенствовал свои прежние умения и навыки, что был переброшен в Наркомат иностранных дел, где в должности заместителя наркома де-факто стал спецпредставителем Лубянки (напомним, что в то время штаб советской дипломатии находился через дорогу от НКВД, на углу Кузнецкого Моста и улицы Дзержинского, ныне Большая Лубянка). Недаром Кремль в своих директивах дипломатам именовал чекистов их «ближними соседями», в отличие от военных разведчиков, которые были соседями «дальними»). Плановик-снабженец Деканозов среди многих проектов и начнет курировать строго засекреченную операцию по трансграничному перемещению немецких евреев, а затем и европейских евреев вообще.
Первым делом надо было решить вопрос о легальной «крыше» для сложнейшего мероприятия. Такая структура в Стране Советов имелась — чекистское подразделение под названием «Интурист». Правда, в описываемый период (к концу кошмарного ежовского двухлетия) «Интурист» как филиал советской внешней разведки переживал не лучшие времена, а в Лос-Анджелесе и вовсе гремел скандал: американские спецслужбы арестовали представителя организации Михаила Горина при получении шпионской информации о японских интересах в Америке, и Молотову пришлось убеждать Сталина послать залог в 30 тысяч долларов для освобождения советского резидента.
По тем временам это была астрономическая сумма, так что можно себе представить настроение вождя и его мнение об этой «фирме», тем более что и в сфере «заявленной деятельности» отдача от нее была ничтожной: к закату Большого террора интуризма как такового в СССР не осталось — от Родины победившего пролетариата все шарахались. За 12 месяцев 1938 года из соседней Польши в СССР въехало всего 27 туристов, в отчете из Токио делался грустный вывод о том, что «туризм из Японии в СССР — дело случайное», от китайцев за первый квартал 1939 года туристов не было вообще. В сводках, правда, отмечалось, что для конторы «основной операцией стал транзит по Транссибирскому пути», по которому проследовало аж 150 транзитников. Именно транзит и стал ключом ко всей головоломке.
Действовали быстро. Сначала Берия озаботился маскировкой: попросил формально вывести «Интурист» из-под крыла НКВД. Сталин дал добро и подчинил контору Наркомату внешней торговли (это была косметическая перемена — остались нетронутыми функции и кадры, в персонал, правда, добавили еще счетоводов из микояновской команды). А затем сформировался и весь проект — транзит туристов-беженцев как главный вид бизнеса «Интуриста».
Маршрутная «сетка» сложилась сама собой: Англия и Франция еврейских эмигрантов не принимали, США и Канада объявили беженцев персонами нон грата, так что оставались окольные пути в Латинскую Америку и на Землю обетованную, в Палестину, а еще такое экзотическое направление, как остров Кюрасао на нидерландских Антильских островах в Карибском море.
«Интурист» предсказуемо получил этот заказ, а заодно и партнера — германское Центральноевропейское туристическое агентство (Mitteleuropaisches Reiseburo — МЕR), работавшее под крышей гестапо. В скором будущем именно эта организация будет формировать специальные еврейские поезда из Бельгии, Франции и Голландии в Освенцим, но в конце 1930-х МЕR организовывало перевозки по системе «все включено» в рамках программы Kraft durch Freude («Сила через радость»), и советский контрагент логично вписывался в пакет услуг.
Облом в Чехословакии
Партнерство изначально было «с душком», это в Москве понимали. И даже пытались найти возможности в Восточной Европе для самостоятельной игры на «транзитной поляне». Выбор, правда, был невелик.
На Польшу рассчитывать было нельзя (антисоветизм польских лидеров, умноженный на антисемитизм в общественных настроениях, делал и туризм в СССР, и транзит евреев изначально обреченным предприятием), зато удалось сбить несколько «спецтургрупп» в Чехословакии. «Интурист» неплохо там поработал и набрался опыта в короткое время «приоткрытого окна» — между мюнхенским сговором (сентябрь 1938 года) и окончательной оккупацией этой страны вермахтом (март 1939 года).
Однако уже 2 апреля 1939-го представитель «Интуриста» в Праге Кравец докладывает в Москву о катастрофическом положении контрагентов «в связи с оккупацией Германией Чехии». О чешском партнере, агентстве «Травема», он пишет: «Как только немцы вступили в Прагу, владельцы фирмы "Травема" немедленно передали свою фирму на имя своего технического работника (чеха), а сами (Кляйн, три брата Маллера) стали бегать по банкам с целью получения своих вкладов, но это им сделать не удалось, т.к. немцы в первую очередь захватили все банки и приостановили выдачу денег. Вследствие неполучения денег один из братьев Маллера, являвшийся основным владельцем капитала "Травемы", покончил жизнь самоубийством».
Поясняя, что «немцы издали приказ о запрещении евреям продавать и покупать у них что-либо, а также [о] запрещении выдачи им денежных вкладов», Кравец продолжает: «Указанное обстоятельство заставило меня немедленно предложить "Травеме" прекратить продажу наших документов и произвести расчет, что под моим наблюдением "Травема" и сделала».
Два оставшихся в живых брата Маллера и их партнеры Фройденфельд и Кляйн достали себе французские визы и собирались выехать во Францию. Заметим, что в выборе направления они ошиблись — бежать было нужно на Восток. Агент «Интуриста» в Праге сообщает для сведения Москвы важную новость: «Без разрешения гестапо вообще никто не может выехать из ЧСР, в том числе и дипломаты».
Сольные выступления «Интуриста» в Чехословакии закончились после того, как второй партнер в Праге, агентство «Чедок», перешло в прямое ведение Министерства пропаганды Германии, после чего его директора вызвали в гестапо и указали, что он должен работать только через отделение «Интуриста» в Берлине. Кравец выслал шифрограмму: «Прошу обратить внимание на эту странную заинтересованность гестапо в работе берлинского "Интуриста"». Пражский представитель был явно не в курсе: в Москве об этом уже были осведомлены, и «странного» ничего здесь не было — вся операция по транзиту евреев концентрировалась в столице рейха.
Сигнал оттуда был послан прозрачный: если Советы хотят в проекте поучаствовать, то заниматься отныне этим должен именно берлинский офис (его руководитель К.В. Шаханов, по данным МВД рейха и рейхсфюрера СС, был агентом ГПУ). Такая схема советскую сторону устраивала вполне: Шаханова курировали советник полпредства Амаяк Кобулов (еще один птенец из «гнезда» Лаврентия Павловича) и Деканозов — контроль обеспечен. И вот уже в Праге открывается берлинский филиал «ГМБХ Интурист», который оперативно принимает план на вторую половину 1939-го: 50 «аквизированных туристов» и 250 транзитников по Транссибирскому и Транскавказскому направлениям. Оплата проездных документов — через нью-йоркский Чейз-банк и лондонский Сити. Конвейер пошел…
Берлин — Москва — Токио
Ноябрь 1940 года. Прибытие в Берлин советского посла Владимира Деканозова. К тому времени он уже не первый год курировал операцию по переброске из Германии туристов-беженцев
Фото: Alamy / ТАСС
Ноябрь 1940 года. Прибытие в Берлин советского посла Владимира Деканозова. К тому времени он уже не первый год курировал операцию по переброске из Германии туристов-беженцев
Фото: Alamy / ТАСС
В соответствии с «транспортной сеткой» в маршруте логично обозначилась еще одна «партнерская позиция». Речь шла о Японии, где советская турмонополия имела договорные отношения с государственной японской компанией «Джапан турист бюро» (ДТБ), грех было не воспользоваться. Политические трудности (напомним, речь о конце 1930-х, когда случился и Хасанский инцидент, и конфликт на Халхин-Голе) коммерческим начинаниям по оси Берлин — Москва — Токио не мешали: транснациональное совместное предприятие, затеянное по линии правительственных ведомств и под присмотром спецслужб, с идеологическими барьерами не сталкивалось — чистый бизнес.
26 апреля 1939 года председатель правления ВАО «Интурист» Коршунов сообщает представителю в Токио Ионину: «Для осуществления этой задачи необходимо развернуть работу немедленно, не теряя буквально ни одного часа». Развернули. Не потеряли. И было неважно, что японо-маньчжурско-китайское направление числилось одним из самых провальных в отчетах «Интуриста» — операция «Новый курс» скорректировала ситуацию и план по доходам.
Для начала в него заложили 1700 транзитников. Соответственно приход (учитывая перевозку и трехразовое питание) должен был составить без малого полмиллиона валютных рублей. Впрочем, считали не в них: японцы соглашались вести торг только в английских фунтах — ДТБ вел расчет по паритетному курсу 100 рублей за 100 английских фунтов (один к одному). Согласно UK Inflation Calculator, тогдашний фунт сегодня был бы равен примерно 52. Дабы читатель понимал, о каких реальных рублях и суммах шла речь.
С Японией, правда, не все шло гладко — «партнеры» попытались вести двойную игру: как только договорились с Токио, забрыкалось марионеточное государство Маньчжоу-Го. 25 мая Коршунов докладывает о резком сокращении пассажиров по Транссибу через Маньчжурию в Китай: «Маньчжоу-Го не дает виз пассажирам (евреям), выезжающим из Германии и других стран на постоянное жительство в Китай». Сигнал был прозрачен: маньчжуры (читай, те же японские оккупационные власти) требовали дополнительной доли от барыша. Москва делиться дважды не хотела: «интуристов» из Германии решили перегонять, минуя Маньчжурию, морем, через Владивостокский порт (дальше либо в Японию, либо в Шанхай).
Немцам, правда, эта канитель стала надоедать — структуры «тысячелетнего рейха», получалось, наладив контакт в Советами, становились заложниками японско-маньчжурских капризов. Берлин способ решения этой проблемы нашел: поскольку офисы в Германии продолжали осаждать толпы евреев, готовых уехать куда угодно и за любые деньги, стал прорабатываться новый транзитный маршрут. Советские представители в Берлине с тревогой фиксировали: еврейский поток стал направляться через Суэцкий канал в Китай на немецких и итальянских пароходах, Транссиб из этого уравнения выпадает.
Москва принимает меры: на официальном уровне — через запрос в МИД Японии — она ставит перед Токио вопрос, будут ли наконец обеспечены транзитными визами еврейские пассажиры по маршруту Владивосток — Цуруга— Кобе и далее в Шанхай. Не получив утвердительного ответа, посылают угрозу: если так, то тогда обсудим целесообразность дальнейшего существования морской линии Владивосток — Цуруга. Теперь уже японцы забеспокоились из-за возможной потери прямого транзита через Дальний Восток и Сибирь в Западную Европу, и прежде всего в Германию и Италию. Сработало: процесс пошел без препятствий, транзитный поток вернулся на изначальный маршрут.
Следующим камнем преткновения стала валюта. Москва требовала от своего берлинского офиса доллары, а в Германии расплачивались рейхсмарками. 26 сентября 1940 года Шаханов из Берлина с укором пишет правлению «Интуриста» в Москву: «Ваши указания предложить еврейскому комитету рассчитываться за покупаемые у нас документы в американских долларах нам непонятны. Все пассажиры, Бюро путешествий и в том числе Еврейский комитет покупают у нас документы, оплачивая их в марках». Шаханов объясняет, почему расчеты в долларах невозможны: у Еврейского комитета должно быть разрешение на операции в валюте, а «мы считаем, что он вообще его не получит».
Имелся и еще один резон, щекотливый и связанный с… кадрами. Глава представительства докладывал: «24 октября от одного клиента поступили деньги, из которых 100 долларов остались в кассе. Главный бухгалтер П.А. Моисеева наутро проверила, но денег там не оказалось. Кассир-аквизитор З.Д. Зайцева (зарплата 350 марок в месяц) утверждала, что никаких денег у нее не было, все сдано. При этом сотрудница Лебедева подслушала, как Зайцева и аквизитор Старицкий (до этого был "агентом по встречам и проводам" с зарплатой 1140 руб.) договаривались доллары взять себе, а по кассе заприходовать марки…»
Старицкий знал, как с долларами поступить, он будто бы уже однажды их менял. Дальше — чистая советская бытовуха: когда главбух по книгам обнаружила этот гешефт, кассир Зайцева раскололась — призналась, что взяла доллары, чтобы послать в Швейцарию и купить там золотые часы, а Старицкий потребовал половину. Тогдашние 100 долларов сегодня равны 1829. Эту сумму кассир и охранник заработали с одного клиента, а через них проходили сотни, если не тысячи (внутреннее расследование показало, что за неделю до этого Старицкий получил «левые» 100 марок, а у кассирши был свой «ручеек» — клиенты постоянно оставляли по 30–50 марок, которые якобы забывали). Дело в итоге замяли: в представительстве был кадровый голод, да и «агенты по встречам и проводам» на берлинских мостовых не валялись.
Польский трек
Конвейер исправно работал, но политика вносила важные коррективы: в сентябре 1939-го с разгрома польского государства началась мировая война, и уже в декабре в Москве появился новый проект — план транзита через СССР в Палестину теперь уже польских евреев.
Начинали с «пробной группы» в три тысячи человек, с которых плановики с Лубянки рассчитывали получить валютный доход около 900 тысяч инвалютных рублей. Много это или мало? Если принять за основу курс, принятый в расчетах с японцами (через английский фунт один к одному, как было описано выше), то заложенная прибыль от одного еврейского эмигранта составляла 150 тысяч фунтов по нынешнему курсу. Кто же мог отказаться от такого предложения?
Москва, получившая опыт в совместном предприятии с Берлином, момент не упустила, к тому же «транзитной операцией» живо заинтересовались литовские (а потом и латышские) власти, до этого в юдофильских симпатиях не замеченные. Подключился и посол СССР в Лондоне Иван Майский — через него шли контакты с английским истеблишментом (речь шла о Палестине) и сионистскими лидерами.
28 апреля 1940 года завотделом прибалтийских стран НКИД Лысяк сигнализирует, что литовский дипломат в Москве Радушис «попросил исходатайствовать перед НКИД» два вопроса, связанных с транзитом еврейских беженцев: «1) Более быстрого, чем обычно, оформления выдачи виз упомянутым выше транзитникам. 2) Поскольку будут большие партии, обсудить возможность посылки парохода не до г. Пирей (Греция), а прямо до Палестины». Радушис «добавил уже повторявшееся ранее, что к транзитникам можно будет прикрепить провожатого».
Началась проработка греческого, а заодно и турецкого направлений. Причем турецкое прорабатывали по двум коридорам: морскому (через Стамбул) и сухопутному (через Закавказье) — иначе поток трудно «освоить». О том, насколько он был велик, свидетельствует записка (от 26 мая 1940 года) Деканозова наркому путей сообщения Лазарю Кагановичу — об обращении литовского правительства в НКИД с просьбой разрешить транзит из Вильно в Палестину около пяти тысяч евреев.
При оперативной обработке контингента обнаруживается полностью переехавшая из Гродненской области в Вильно крупнейшая в мире иешива (еврейская религиозная академия) из местечка Мир — со всем студенческо-преподавательским составом. Что с ними делать? За них ходатайствовали английские власти, а главный раввин Палестины (и бывший главный раввин Ирландии) Ицхак Халеви Герцог вел личные переговоры с Иваном Майским.
В Москву по сверхсекретной ВЧ-связи летит депеша Деканозова и полпреда Николая Позднякова, адресованная на самый верх:
«ТЕЛЕФОНОГРАММА (по ВЧ)
Из Каунаса 25.VII.1940 г
21 час
В настоящее время в Литве, особенно в городе Вильно, скопилось много беженцев евреев из бывш. Польши. Часть этих беженцев имеет польские паспорта, и большая часть из них имеют соф-кондуиты (охранное свидетельство.— «О»), выданные литовским правительством. Общее количество таких беженцев около 800 человек. По социальным категориям — это духовенство, учащиеся религиозных школ, учителя, торговцы, адвокаты и другие лица свободных профессий.
Эти беженцы имеют родственников в Палестине и Америке, куда они желают уехать. Все они обеспечены соответствующими визами и деньгами.
Оставление этих беженцев в Литве нежелательно; поэтому считаем целесообразным срочно разрешить им транзитный проезд через СССР, организовав их отправку по группам в 50–100 человек.
Просим указаний.
25 июля. Деканозов, Поздняков» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 627. Л. 92).
Почему Деканозов решил, что о еврейском «духовенстве» (раввинах) и «учащихся религиозных школ» (иешиботниках) должно быть доложено первым лицам? Да потому, что он хорошо знал, какие блюда готовились на кремлевской кухне в 1940 году. После большой чистки Сталин вдруг проникся симпатией к главным мировым религиям (за исключением римско-польского католицизма). Совсем недавно, накануне последних майских праздников, политбюро по докладу Берии за № 1605/б от 27/IV-40 г. приняло предложение НКВД о созыве в конце 1940 года в Эчмиадзине собора армяно-григорианской церкви для выбора католикоса. И, оглядываясь назад, можно понять: это было генеральной репетицией выборов патриарха Русской православной церкви, которые начало Великой Отечественной лишь отодвинет на два года. Имел место, словом, «религиозный ренессанс», в который спасение ценнейшей иешивы с чадами и домочадцами идеально вписывалось: получалось, выпускник Горийского духовного училища и семинарист Тифлисской православной духовной академии Иосиф Джугашвили становится спасителем старейшего центра талмудического иудаизма.
И ведь так и случилось: после транзита по Транссибу, пересадки в Кобе и затянувшегося на время войны пребывания в Шанхае Мирская иешива в итоге расцветет в США (Бруклин, Нью-Йорк) и в столице будущего государства Израиль — Иерусалиме. Она станет крупнейшим мировым центром талмудизма. Правда, это все в будущем.
А летом 1940 года шифровка Деканозова и полпреда Позднякова о раввинах немедленно рассылается членам политбюро: Сталину, Молотову, Ворошилову, Микояну, Кагановичу, Берии, а также заместителю наркома Лозовскому и генеральному секретарю НКИД Соболеву. «За» голосует сначала Молотов, а за ним по списку (протокольно, все решалось по телефону) — Сталин и другие. Решение политбюро на всякий случай оформляют по «Особой папке» как гостайну особой важности.
На сопках Маньчжурии
Шанхай — один из транзитных пунктов на маршруте, по которому из Германии выехали десятки тысяч (на фото из Музея еврейских беженцев в Шанхае, созданного на базе синагоги,— один из них). За период с 1933 по 1941 г. только через Шанхай прошло более 30 тысяч человек. Здесь им было проще, чем в британском Гонконге, где еврейским эмигрантам
запрещали сходить на берег
Фото: Gamma-Rapho via Getty Images
Шанхай — один из транзитных пунктов на маршруте, по которому из Германии выехали десятки тысяч (на фото из Музея еврейских беженцев в Шанхае, созданного на базе синагоги,— один из них). За период с 1933 по 1941 г. только через Шанхай прошло более 30 тысяч человек. Здесь им было проще, чем в британском Гонконге, где еврейским эмигрантам
запрещали сходить на берег
Фото: Gamma-Rapho via Getty Images
К лету 1940-го закончилась чехарда с «маршрутной сеткой»: пароходный трек на Стамбул через Одессу, так и не вышедший на задуманный объем, был радикально свернут, греческая альтернатива (через порт Пирей) постигла та же участь. Так что японо-маньчжурский транзитный маршрут снова становится главным: по Транссибу до Владивостока и дальше пароходами до порта Цуруга — массовый поток еврейских беженцев из Вильно (помимо иссякающего элитного из Берлина) снова бесперебойно пошел в направлении Японии.
О повседневных моментах той эпопеи известно немногое. Успевшие на «транзитный экспресс» потом будут стараться не вспоминать, что их спасла сталинская Россия, предпочтут забыть. Это можно понять: в период холодной войны, который последовал за войной «горячей», такие воспоминания могли бы навсегда разрушить жизнь. Так что не стоит удивляться, что в скупых мемуарах религиозных талмудистов и в монографиях западных и японских историков говорится о «спасении из сталинского ада» (?), о «бегстве из кромешного царства НКВД» и т.д.
Всплывают только мелкие детали и свидетельства, занятные, впрочем, сами по себе. Ну, например, известно, что «спецбеженцы» раздавали по дороге предметы религиозного культа единоверцам — это подтверждается (пусть и косвенно) документами. Такую практику на маршруте советские власти пресекали, применяя законодательство о борьбе с контрабандой — как с передачей незаконного товара. Известен приказ № 7/707 правления ВАО по иностранному туризму в Союзе ССР «Интурист» от 6 декабря 1940 года, в котором говорилось:
«Из рапорта сопровождавших спецпоезд из Прибалтики на Дальний Восток (ушел из Риги 27.Х.40 г. прибыл во Владивосток 6.11.40 г.) тт. Левицкой, Манаичевой, Николаева и Милюкова видно, что сопровождавшие этот поезд тт. не смогли объяснить элементарных вещей иностранцам, находящимся в поездке. Например, такой случай — когда пассажир, едущий транзитом через СССР, давал в Новосибирске вещи советской гражданке, занимался контрабандой, не смогли объяснить, что транзитные пассажиры, везущие с собой транзитные вещи, не имеют права без разрешения таможенных органов (оплата пошлин и т.д.) оставлять их в стране, через которую они едут транзитом» (ГАРФ. Ф. 9612. Оп. 2. Д. 98. Л. 3).
Были проколы и в идеологической обработке транзитников: «Имеются также сигналы и о некоторых недостатках в объяснениях иностранцам отдельных экономических явлений в нашей стране». В целях профилактики для контингента сопровождающих проводили цикл инструктивных лекций для последующего информирования раввинов, резников, канторов и учащейся молодежи: «1. Таможенные правила Советского Союза, правила ввоза и вывоза иностранной валюты. 2. Визовой вопрос. 3. Третья сталинская пятилетка».
Известно и о некоторых пикантных моментах. Ну, например, о том, что среди еврейских беженцев по дороге в Японию оказывались… не евреи. В какой-то момент японцы это поняли, обнаружив в списках лиц, прошедших через транзит, двух испанцев-республиканцев (Хосе Риба Роко и Хосе Гильберт Абуе). Навели о них справки и узнали, что после разгрома Республиканской Испании те учились в СССР в закрытой школе для летчиков в Кировограде. А далее были направлены в Южную Америку через США. Возник скандал, вследствие которого затягивалось оформление документов (выявление «попутчиков» требовало времени), контроль за составом транзитных групп ужесточили. А вопрос о том, сколько под прикрытием еврейского транзита перебросили за советскую границу бойцов невидимого фронта, повис в воздухе.
Финал проекта
Прочие детали достойного Голливуда уникального сюжета, конкретика цифр (дебит-кредит, количество «транзитников», их имена и адреса), механизм взаимодействия дипломатических ведомств и спецслужб, задействованных в проекте сторон, секреты работы органов советской госбезопасности при его реализации — все это широкой публике неведомо.
Остались за кадром и ключевые исполнители. Лишь японский консул в Вильно Сугихара Семпо, который по долгу службы и по приказу из Токио выдавал визы тысячам еврейских беженцев, был благодарными потомками объявлен «японским Валленбергом» (вариант — Шиндлером): он удостоился аудиенции у премьер-министра Израиля Ицхака Шамира и прочих почестей. Никто из организаторов транзита на «русском плече» ничего подобного не получил.
А сам проект подошел к логической развязке к лету 1941-го. После «присоединения» к СССР Прибалтики тема еврейского транзита из Германии и бывшей Польши стремительно сходила на нет, да еще и Южная Америка отказалась принимать беженцев по этой «квоте». Кроме того, и Транссиб, и агентуру нужно было освобождать для более неотложных мобилизационных и геополитических задач — сомнений в том, что война вот-вот грянет, не оставалось.
Советская миссия в столице рейха, правда, продолжала работать. Ставший к этому времени полпредом СССР в гитлеровской Германии Владимир Деканозов слал в Москву отчеты и сводки. Едва ли не последняя придет из Берлина 18 июня 1941 года под № 458. Деканозов напишет Поскребышеву: «Посылаю обещанные мною товарищу Сталину сведения о пищевом довольствии в германской армии». А 22 июня 1941 года начнутся аресты, и одним из первых в Берлине гестаповцы придут за руководителем представительства «Интуриста» Шахановым и его коллегами. Из донесения нашего Наркомата иностранных дел: «Арестованные и посаженные в тюрьму, [они] подвергались многочисленным пыткам, избиениям и издевательствам. Им устраивали допросы. Под угрозой всевозможных пыток заставляли дать различные показания и, когда это не удавалось, с ними жестоко расправлялись…»
Шаханов слишком много знал. Как, впрочем, в другом месте и в другое время многое будет знать и Рауль Валленберг. Но это уже совсем другая история…