Заразительный эпик

Татьяна Алешичева об «Эпидемии»

Онлайн-кинотеатр Premier.one показывает сериал Павла Костомарова «Эпидемия» — постапокалипсис о русских людях, пытающихся выжить среди русских просторов, бог знает почему снятый только сейчас

Фото: PREMIER

Фото: PREMIER

«Русская постапокалиптика» — это вообще-то тавтология: да у нас каждый день то там, то сям случается по мелкому апокалипсису, эка невидаль. В этой истории все начинается с Москвы. Смертельный вирус стремительно распространяется по столице: сначала белеют глаза, потом кашляешь кровью, а через пару суток — всё. Власти пытаются купировать эпидемию, привлекая полицию и ОМОН: поступил сигнал, приехали, нашли зараженного, облили белой краской и увезли, остальных заперли в карантин. Особенно эффектно такие методы борьбы с заразой выглядят, если очаг заражения — школа, а носитель вируса — ребенок.

Ребенок Сергея (Кирилл Кяро) и его бывшей, стервы Иры (Марьяна Спивак), заперт в карантине. Вдобавок все москвичи заперты в пределах города — вокзалы и аэропорты закрыты, на въездах в город стоят кордоны. Когда Сергей понимает, что «пора валить» и счет идет на часы, он вытаскивает бывшую семью из города. Вместе с соседом по коттеджному поселку, быдловатым мелким силовиком Леней (Александр Робак), и его женщинами — беременной женой и дочерью-подростком, которая хоть и пигалица, а уже страдает алкоголизмом,— Сергей снаряжает караван машин в Карелию. Там у его отца (Юрий Кузнецов, незабвенный Мухомор из «Улиц разбитых фонарей») есть дом на берегу Вонгозера, в самой что ни на есть глуши. А еще в озере торчит полузатопленный корабль, где можно поселиться и держать оборону от белоглазых зомби, в которых стремительно мутируют сограждане,— вот вам и русский ковчег.

Кино про постапокалипсис и людей, которые приспособились жить после конца света,— это всегда история нравов, где главным аттракционом выступает хроника озверения. Земля уходит из-под ног, по городам и весям рыщут банды мародеров, хрупкие женщины берутся за оружие, вялые мужики прячутся за их спины, дети пускаются во все тяжкие («Найдешь бухла — будут тебе и Эрос и Танатос»,— обещает робкому пасынку Сергея соседская дочка-пьяница). А еще обесцениваются деньги, и главной валютой становится бензин. Всякие пустяки вроде сострадания, человечности и совести тоже вымываются из обихода — не до жиру, быть бы живу. Даже странно, что подобные сериалы на местном материале не снимали раньше,— этот сюжет как родной ложится на русскую почву. Роуд-муви по сумеречным просторам, где за каждым поворотом въезжаешь в страшную сказку: там на неведомых дорожках следы невиданных зверей. Последним мощным высказыванием в этом жанре был фильм «Бумер» (2003), и новый сериал — такая же притча, где маленькие частные истории тянут на эпик. За духовность тут отвечает героиня Виктории Исаковой по имени Анна — вторая жена Сергея, по профессии психолог, вырастившая сына-аспергера (Эльдар Калимулин), женщина образованная, совестливая, принципиальная. Ну такая: нельзя, мол, бросать больных и слабых, нельзя воровать чужой бензин и все в таком духе. Только эта сильная женщина все время собачится с другой сильной женщиной, бывшей своего благоверного (между нами, девушками,— никакого). По-видимому, этот Сергей, хоть и главный герой, но такая метафора, что перевелся на Руси сильный мужик. Сосед Леня при виде двух жен, прилепившихся к невнятному Сереже, хмыкает: запаску, мол, взял? Только кто тут «запаска» — еще вопрос. Сами вы, ребята, запаска.

Но не все, конечно, не все. Где-то на середине сюжета в сериал прямиком из хлебниковской «Аритмии» въезжает другой мужчина — этакий Иванушка-дурачок, по профессии доктор, в исполнении Александра Яценко, задним умом крепкий, зато без мути в душе. Кажется, что такого вот парня соплей перешибешь, но на самом деле нет. Полупризрачная скорая помощь без лекарств, с шофером дядей Колей (Евгений Сытый, тоже игравший в «Аритмии») и одним чахлым докторишкой едет в город Череповец, где главврач местной больницы обещал помочь с лекарством для больного ребенка. «Обещал помочь, говоришь?» — говорит дядя Коля при виде главврача, висящего в петле посреди ординаторской,— ну а что он может ответить. Здесь вообще не больно-то нужен фантастический сюжет про эпидемию. Все это отчаяние и бездорожье и последний кабак у заставы — русская жизнь как метафора конца света. И не нужно сильно подстегивать воображение, чтобы представить себе, будто все в одночасье рухнуло. Ну а мы что — нас, конечно, соплей перешибешь, но мы крепчаем.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...