«Мы должны трансформировать бюджетные деньги в длинные венчурные»

О новых инструментах развития сквозных технологий и конкуренции на глобальном инновационном рынке в интервью “Ъ” рассказывает генеральный директор Российской венчурной компании Александр Повалко.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Одна из заявленных целей поддержки стартапов — это выращивание глобальных компаний, которые при этом должны оставаться российскими. За счет чего это могло бы произойти?

— Компании уходят, во-первых, за рынком, и это основной мотив, во-вторых — за ресурсами. Дальше на это накладываются защищенность этих ресурсов, права инвесторов и прочее. Соответственно, наша и проблема, и беда состоит в том, что нам надо строить такую юрисдикцию (хотя это слово явно не покрывает всех задач), которая вызывала бы доверие у инвестора и у рынка. Здесь требуется применение таких регуляторных режимов, которые обеспечивают приоритет и преимущество инвесторов и технологических компаний.

— Отмечалось, что технологическим компаниям не хватает мер по поддержке экспорта.

— Есть системные меры, а есть индивидуальные решения. Индивидуальные решения для отдельных компаний, тех, которые действительно готовы конкурировать на глобальных рынках, возможны всегда. Мы уже имеем возможность поддерживать их целевым образом, в меньшей степени умеем встраивать их в большие логистические схемы — но должны этому научиться. Поэтому мы договорились о взаимодействии с крупными корпорациями, которые уже органически присутствуют на внешних рынках. В первую очередь, в качестве такого партнера выступает «Росатом». Мы «садимся» на их логистические схемы, на их контакты, помогая нашим технологическим компаниям выходить на экспорт.

— У «Росатома» активная международная деятельность, но остальные госкорпорации, развивающие сквозные технологии, больше ориентированы на российский рынок.

— Не совсем так. Почти все крупные корпорации так или иначе присутствуют на внешних рынках. У «Ростеха» хоть и специфическая продукция, но она активно продается. «Росатом» имеет мощный конкурентный продукт, они являются лидерами. Наша цель в том, чтобы такой технологический уровень был и у других компаний.

— Если стартап продается корпорации, то для него это, скорее всего, будет финальной стадией развития. Как же тогда обеспечить появление глобальных игроков?

— Речь не только о продажах, хотя такая проблема действительно есть. Когда наши корпорации активно скупают технологические компании, то, с моей точки зрения, они подрывают текущую и будущую капитализацию рынка в целом — хотя, конечно, решают свои задачи.

— На площадке форума прошло стресс-тестирование «дорожных карт», подготовленных госкорпорациями. При этом ранее уже были утверждены карты по сквозным технологиям. Насколько они различны?

— Сейчас очень много усилий тратится на то, чтобы свести всю активность вокруг сквозных технологий в единый контур управления. Карты госкорпораций были написаны на основе карт по сквозным технологиям, которые были разработаны в рамках нацпроекта «Цифровая экономика». Это скорее донастройка и корректировка, описывающая чисто технологические решения, бизнесовую часть. К тому же существенно расширяется ресурсное обеспечение.

— Это относится к финансированию со стороны корпораций?

— В картах госкорпораций рассматриваются и иные источники, не только те, которые были прописаны в проекте «Цифровая экономика». Там речь шла в первую очередь о бюджетных средствах и привлечении софинансирования. Сейчас мы смотрим и на корпорации, которые взяли на себя эту почетную ответственность, и на их способности к созданию объединений, консорциумов и привлечению ресурсов с рынка.

— Стресс-тестирование шло по конкретным проектам?

— Приоритет отдавался организационным и финансовым механизмам. Основное внимание уделялось тому, как внутри корпораций будут создаваться центры компетенций, которые должны находить проекты, финансировать исследования,— не просто раздавать деньги в формате «профинансировали, отчитались, пожали друг другу руку и пошли дальше», а выстраивать это в последовательную линию действий для достижения конечных целей. Проекты сложные, большие, и они, к сожалению, не решаются отдельными коллективами авторов, отдельными компаниями или бизнесменами. Они требуют очень высокого уровня кооперации.

— В чем здесь роль РВК?

— Пока мы помогаем в сборке, оценке и формировании этих программ. Дальше на нас скорее всего будет возложена функция мониторинга. Как институт развития мы будем поддерживать эти проекты финансово и организационно.

— Вы говорили о сдвиге в сторону возвратного финансирования, в целом все чаще делается акцент на развитие венчурных инструментов. Что здесь нового?

— Планируется, что в следующем году начнется использование целевых бюджетных средств для венчурного финансирования. Сейчас мы запускам первые два фонда — в области образования и фармацевтики, которые позволят трансформировать бюджетные деньги в длинные венчурные. Речь идет о расширении линейки венчурных инструментов под цели конкретных госпрограмм. К примеру, программы «Фарма-2030». На рынке появляется все больше ресурсов, что в какой-то степени компенсирует провал, связанный с оттоком 2014–2017 годов.

— РВК ведь тоже использует бюджетные средства.

— Выделение средств в капитал РВК — это было фактически разовое решение, принятое в 2006 году с целью развития венчурного рынка. Деньги, которые пришли в РВК, были государственными, но уже не бюджетными, РВК в этом плане действовала как коммерческое акционерное общество. Но те деньги, о которых сейчас идет речь, носят целевой характер, они включены в закон о бюджете с фиксированным наименованием.

— В этих фондах все деньги будут государственными?

— По-разному. По медико-биологическому фонду объем частных инвестиций в фонд и в проекты, которые он финансирует, должен быть не меньше, чем государственных. По образовательному фонду такого ограничения нет — но по факту, конечно, мы будем стремиться к тому, чтобы не брать на себя все риски.

— Будут ли какие-то изменения в отчетности, касающейся возврата средств?

— Те поправки, которые сейчас внесены, снимут ограничения на инвестиции в капитал компании. Сейчас невозможно на бюджетные деньги купить долю в компании. Также снимается ограничение на выдачу конвертируемых займов — когда вы берете в долг и имеете возможность потом превратить это в акции. Что касается отчетности, то она, конечно, будет, но это уже вопрос к тому, насколько были правильно поставлены цели и грамотно сформирована команда.

— А если некоторые проекты не будут успешными?

— Это вполне естественно. Мы установили для обоих фондов целевую доходность, но это вполне гуманный показатель на уровне инфляции, так что мы готовы брать риски и давать свободу действий управляющим.

Интервью взяла Татьяна Едовина