Локализация конфликта интересов
Высшая школа экономики предложила способ перезапуска борьбы с кумовством чиновников
Антикоррупционный центр Высшей школы экономики на вчерашней профильной конференции предложил вернуться к борьбе с проявлениями конфликта интересов чиновников на новых основаниях — вплоть до разработки отдельного закона о нем. Прежние подходы к решению проблемы де-факто не дали результатов: требования правительства к чиновникам и участникам отношений с государством декларировать аффилированность вызвали вал документов, который госорганы обработать не смогли. Размытые же формулировки законодательства позволяют госслужащим успешно обходить имеющиеся запреты. При этом идеи ВШЭ об уточнении определений и сужении круга «подозреваемых» в условиях централизации баз данных о гражданах могут заставить запрет заработать.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Непонимание госслужащими и контролерами сути «конфликта интересов» из-за фрагментарности законодательства вызывает фактический отказ от борьбы с этим явлением, говорится в исследовании Антикоррупционного центра НИУ ВШЭ «Что такое конфликт интересов? Возможные подходы к определению в нормативных правовых актах». Авторы исследования Алексей Конов и Наталья Горбачева предлагают свести систему запретов, ограничений и обязанностей, связанных с регулированием конфликта интересов, как минимум в общий антикоррупционный закон или разработать отдельный.
При этом предлагается существенно пересмотреть сам подход к определению конфликта интересов.
Сейчас им считается ситуация, при которой возможность получения личной выгоды может привести к ненадлежащему исполнению обязанностей госслужащего, но неопределенное толкование «возможности» и «выгоды» приводит к непониманию их служащими, нарушению требований и привлечению к ответственности. Альтернативой, по мнению авторов, должно стать определение конфликта интересов как деятельности госслужащего в отношении аффилированных лиц вне связи с качеством исполнения им обязанностей. Авторы предлагают установить прямой запрет на действия, которые могут принести чиновникам выгоду при реализации полномочий, зафиксировать ответственность и обязанность декларирования личной заинтересованности, в том числе при изменении должностных обязанностей, касающихся личных интересов.
Кроме того, нечеткость действующего определения конфликта интересов дает возможность уклониться от уголовной ответственности.
Для решения проблемы авторы доклада предлагают прямо прописать в законе, что преступные действия чиновников, вызванные конфликтом интересов, не урегулируются дисциплинарным взысканием, а должны рассматриваться в уголовном процессе. Понятие личной выгоды предлагается расширить за счет нематериальной, включив в нее, например, непривлечение лица к ответственности или ее неправомерное смягчение.
Одновременно авторы предлагают избавиться от избыточного регулирования — при оценке конфликта предлагается учитывать только существенную выгоду. Сам список аффилированных лиц должен быть конкретизирован и избавлен от обобщений («имущественные отношения», «иные близкие отношения»). Идею же сужения круга потенциальных «подозреваемых» авторы доклада объясняют тем, что «служащий может не владеть необходимой информацией… даже о близких родственниках, и тем более может не разбираться в хитросплетениях корпоративных отношений связанных с ним юридических лиц». Отметим, что последний аргумент имеет обоснования: в условиях активной цифровизации госсектора такая информация может оказаться доступнее государству, чем гражданам. Прежние попытки властей бороться с действиями чиновников в интересах аффилированных лиц и организаций не удавались как раз из-за отсутствия единых баз данных, позволявших достоверно установить родство или связи. Так, Минэкономики в 2012 году инициировало сбор деклараций о возможной аффилированности чиновников и сотрудников госкомпаний с их контрагентами, но обработать полученный «информационный обвал» не удалось.