Глава Конституции РФ

Большая пресс-конференция Владимира Путина продолжалась больше четырех часов, не став ни самой короткой, ни самой длинной. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников отвечает на вопрос, какой же она стала. По его мнению, она стала прежде всего пресс-конференцией, на которой Владимир Путин благословил любые изменения в Конституции страны, предложив не трогать одну только первую ее главу.

На эту пресс-конференцию аккредитовалось больше всего журналистов за всю историю больших пресс-конференций, то есть 1895 человек. Организаторы рассчитывали количество мест в зале, исходя из того, что обычно не приходит примерно 30% лауреатов, получивших аккредитацию. То есть зал оформили на 1300 человек.

И между прочим, просчитались: пришедших оказалось больше. Тем, кто не успел занять себе место (товарищу занимать почти не было смысла: удержать наверняка не удалось бы), пришлось со скорбным выражением лица идти в пресс-центр. Стоило ли ехать из другого города, чтобы, пользуясь собственной нерасторопностью, посмотреть эту пресс-конференцию из пресс-центра? Ответ: нет, не стоило.

И тем не менее некоторые дорожили прежде всего возможностью перекусить в буфете, где каждый раз на таких мероприятиях фирменным блюдом становится осетинский пирог, а не что-нибудь другое (кулебяка, что ли, или расстегай). И если есть какие-то традиции у большой пресс-конференции Владимира Путина, то эту можно считать пресс-конференцеобразующей — для тех, конечно, кто понимает толк не только в пресс-конференциях, но и в осетинских пирогах.

Одного такого человека, которому могло не хватить места уже и в пресс-центре (да и осетинские пироги там уже было надо поискать), я и встретил в пресс-центре. Он был из Ханты-Мансийского округа. И он с удовольствием рассказывал мне, что прилетел загодя, получил аккредитацию, обосновался в гостинице и наконец приехал сюда. На мой вопрос (по всем признакам первый на этой пресс-конференции), дорога ли гостиница, отвечал, что 3 тыс. руб.

— Вернее,— быстро поправился он,— 2375…

Он объяснил, что это где-то, кажется, на Каховской…

— В вашем Ханты-Мансийске таких дешевых гостиниц, наверное, не найти? — предположил я.

— Конечно, у нас нет! — воскликнул он.— Здорово у вас в Москве!

Я подумал, что это он еще хостелов не видел.

И мне было бы обидно узнать, что он и правда не попал в зал.

Здесь по сравнению с прошлым пытались навести больше порядка. Ультимативно, например, запрещали разворачивать плакаты размером больше А3. Правда, с этим совладать было легче всего. Приносишь два плаката А3, в зале подклеиваешь один к другому — и вот уже как минимум А2.

А я машинально все искал глазами Снегурочку. Она была же в прошлый раз, была! Ходила по холлу, стеснялась, но так, чтобы это бросалось в глаза… Да, юность ее оставляла желать лучшего, возраст — меньшего, но все-таки это была Снегурочка. И мне теперь трудно было представить этот праздник без Снегурочки.

И все-таки я нашел ее, уже в зале. Платье Снегурочки, серебристый ободок в волосах, сапожки — все было при ней, и даже плакат с надписью «Я люблю УНД!». Возможно, она имела в виду какого-то конкретного человека, а возможно — «Укрупненный нормативный документ», а возможно — «Улицу непрерывного движения», а возможно — «Управление надзорной деятельностью»… Плакат, как ни странно, не приземлял ее возвышенный статус; правда, и не поднимал… Хотя казалось, она держится за этот плакат (а не он за нее) как за облако, готовое улететь еще выше в небо: так уж она вся стремилась за ним ввысь… А потолки-то невысокие…

И куда, а главное, зачем было стремиться? Все, пришла и села! Здесь должны были произойти все события, какие только могли случиться в этот день! Да и пресс-конференция еще даже не началась, и вообще несколько минут назад только открылись двери зала — и началась чудовищная давка, и смело можно сказать, что по накалу человеческих страстей это была давка года.

Еще одной традицией является термокружка с зеленым чаем, появляющаяся на столе минут за пять до президента за этим столом. И она появилась. И Дмитрий Песков — за минуту. Он, кстати, положил перед креслом президента странный листок, который перевернул к тому же вверх «рубашкой». То есть, видимо, было из-за чего.

Я потом выяснил из-за чего. На листочке были сгруппированы самые последние данные Росстата о состоянии макроэкономики. Они отличались на десятые доли процента от данных, которые давали президенту несколько дней назад, но все-таки отличались.

Вступительного слова президента не было (хотя сам он уже был), что тоже не редкость: очевидно, то, что он мог бы рассказать в нем, то есть информацию о достижениях государства в экономической и социальной сферах, решено было разбросать по ответам на вопросы.

Не зря же в самом начале Владимир Путин заявил: «Я воспользуюсь вашими вопросами, чтобы…» То есть он сразу дал понять, что собирается не отвечать на них, а пользоваться ими.

Его почти сразу огорошили тем, что «Петербург заваливает мусором Ленобласть!..», это было явно не по плану, парень напротив президента просто прокричал то, что Владимир Путин не смог не услышать. Он сказал, что ответит:

— Но, пожалуйста, больше так не делайте, иначе у нас начнется такой восточный базар, и никакого диалога не выйдет!

Он начал было отвечать на вопрос про мусорную реформу, но журналист неожиданно перебил его:

— А можно после пресс-конференции интервью на десять минут, пока вы до машины идете?

Это оказалось слишком.

— Это можно сделать,— кивнул президент.— Но вы не дослушали ответ. Рано спасибо говорить. Время после пресс-конференции — имеется в виду в течение этого года либо в течение следующего года. Мы пока с вами не определились, но в принципе это возможно.

То есть и через десять лет журналист не сможет сказать, что Владимир Путин не выполнил обещания: вся жизнь господина Путина теперь будет временем после этой пресс-конференции.

Президент отвечал долго, новостей не сообщил, впрочем, была одна трогательная деталь: говоря про то, что все должно быть прозрачно и понятно, кто за что платит, он произнес:

— В сельской местности взяли, вдули многократно эти тарифы за вывоз мусора, когда в сельской местности, как правило, никуда не выносили, в соседний лес все вываливали!

То есть он мог сказать и «вздули». Или не мог.

Владимир Путин рассказывал, почему российское производство во многом больше, чем советское, хотя и вышло из него, «и в советский период было много сделано такого, чем мы можем гордиться и гордимся до сих пор»… И трудно было представить, что тема СССР станет магистральной на пресс-конференции и что он будет еще много раз возвращаться к ней.

Все, что он сказал по поводу трагического решения WADA, он уже произнес на пресс-конференции в Париже, только сейчас было больше лирики:

— У нас девочки в фигурном катании выступают совсем молодые, еще дети почти. Какое они к допингу отношение имеют? Да никакого! Но они прыгают четыре оборота, а никто не делает пока, ну почти никто, в женском фигурном катании! Вот их можно зачистить и со льда убрать в фигурном катании таким образом. Можно?.. Можно! А зачем? Разве это пойдет на пользу развитию мирового спорта? Думаю, что нет!

К сожалению, у президента страны так и не нашлось, видимо, желания или сил признать, что винить за то, что могут не поехать на Олимпиаду, «чистые» спортсмены должны прежде государство, чьи неяркие представители поработали как умели с допинг-пробами спортсменов, а потом поработали опять. И еще поработали.

С каждым новым ответом обстановка в зале все больше накалялась. Каждый журналист намерен был задать вопрос. Очень простая арифметика подсказывала, что ответов не может быть больше 50–60, а журналистов — не меньше 1300 человек, но с этим только на первый взгляд очевидным фактом разве можно было смириться!

— А можно я тоже задам?! — кричал, тоже за моей спиной, иранский журналист, интуитивно ассоциируя себя с успехом коллеги, задавшего вопрос, и словно завоевывая себе тем самым право сделать то же самое, а главное — исчерпывающе объясняя коллегам и Владимиру Путину это свое право.

Как будто, думал я, перебирая в уме свой вопрос, тут кто-нибудь за чем-то другим пришел…

Тем временем, рассказывая про Владимира Зеленского, Владимир Путин обращал внимание на то, что тот через Раду продлил действие закона об особом статусе Донбасса, и настаивал на прямом диалоге Киева и Донбасса. Потом украинский журналист Роман Цимбалюк, которого упрекнули было в том, что он спокойно работает здесь, а российские коллеги не могут так же — на Украине, заявил:

— Действительно, у нас и у меня лично нет проблем для того, чтобы работать в России. Возможно, если бы украинские танки были бы на Кубани, то вы тоже бы немножечко к нам изменили отношение.

— Вы имеете в виду 72-е машины или 34-е? — переспросил президент.

Ну что ж, он глумился.

— У нас основной боевой танк — Т-64, произведен в Харькове,— с не очень хорошо, по-моему, скрываемой гордостью произнес журналист.

— Т-64 — это тоже советская машина,— добавил президент.

Такая дискуссия не могла продолжаться долго. Остановиться должен был более великодушный.

— Вы тоже говорили, что из Советского Союза вышли,— произнес журналист.

— Ладно. Хорошо,— не стал хоть с этим спорить президент.

Потом Владимир Путин долго отвечал на вопросы украинского журналиста. Были интересные моменты.

— Представлявший Украину в Минске, после чего возникли вот эти минские соглашения, бывший президент Порошенко Петр Алексеевич,— рассказал Владимир Путин,— он настаивал на том, чтобы под этим документом были поставлены подписи руководителей двух этих непризнанных республик! Они просто за горло меня взяли все вместе там, втроем… Вот я вскрою, так сказать, подноготную наших переговоров в Минске!

Он, правда, не рассказал, как всем повезло, что руководители этих республик оказались в этот момент в Минске, и как к ним в отель ездил помощник президента Владислав Сурков.

— Но все-таки мы их уговорили,— кивнул президент,— и они поставили там свои подписи. Таким образом, Украина сама призналась, что такая власть существует! Это первая часть Марлезонского балета.

Раньше он в подробности этого балета (а слово, кстати, точное) не посвящал.

Наемниками (слово сначала прозвучало в вопросе журналиста) он назвал прежде всего немецких и французских солдат-контрактников. Но не отрицал, что там есть добровольцы (или, если больше нравится, наемники) из России. И это тот случай, когда по умолчанию с этим согласился, добавив, что они не составляют основу вооруженных формирований в Донбассе.

— Мне все время задают вопрос: «А откуда у них танки, тяжелая артиллерия?» — продолжил президент.— Послушайте, во многих горячих точках мира происходят различного рода конфликты и боевые действия, причем с применением танков, артиллерии и так далее. Откуда они берут? Видимо, от тех структур, государств, которые им симпатизируют (то есть ополченцы Донбасса вполне могли взять тяжелое вооружение от России.— А. К.). Но это их техника, а не иностранная — хочу обратить на это ваше внимание!

Владимир Путин, хочу заметить, выражался правдиво и даже искренне. Он, по сути, не скрывал, в отличие от многих ньюсмейкеров по этому поводу, что это за вооружение, а даже считай что констатировал чье.

И к тому же предложил считать это оружие полностью принадлежащим тем, кому Россия симпатизирует,— то есть не подлежащим к изъятию как иностранное в случае чего.

Насчет долга $3 млрд, выставленного России по решению Стокгольмского арбитража:

— Обращаю ваше внимание, что часть наших резервных средств из Фонда национального благосостояния России вложена в украинские ценные бумаги — $3 млрд как раз. Есть уже решение суда в Лондоне по этому поводу, которое не исполняется.

Эти $3 млрд, которые Россия когда-то на самом деле дала Украине взаймы еще при Викторе Януковиче (и возвращать, если бы господин Янукович остался, может, и не надо было бы), теперь, видимо, станут условием выплаты аналогичной суммы по решению Стокгольмского арбитража.

Я тоже получил, благодаря великодушию Дмитрия Пескова, назвавшего меня «патриархом» российской журналистики (однако какой же я патриарх… В лучшем случае псаломщик…), возможность спросить:

— …В связи с недавним заседанием СПЧ… Вы высказались про Владимира Ильича Ульянова так, как никогда раньше. Вы вспомнили его клички: Старик, Ленин…

— Псевдонимы скорее...— произнес президент.

— Вы сказали «клички».

— В принципе это одно и то же,— кивнул Владимир Путин.

— Партийные клички.

С этим президент согласился тем более.

— Вы обвинили его (Старика.— А. К.) в развале тысячелетнего государства. При этом на лице у вас, как мне показалось, была чуть ли не ярость. Скажите, пожалуйста, после такого вашего комментария… что дальше будет логично: вынести тело из Мавзолея, наконец? И второй вопрос. Там же у вас состоялась некая дискуссия с режиссером Александром Сокуровым по поводу звания Героя России, по поводу Рамзана Кадырова. И вот тут уже у вас на лице была просто терпимость. Как говорится, есть ли вам сказать что-то по этому поводу?

И Владимир Путин разъяснил.

— Он (Старик.— А. К.) был скорее не государственный деятель, а революционер, на мой взгляд… И когда я говорил о тысячелетней истории нашего государства — оно было строго централизованным, унитарным государством, как известно (правда, у Польши и Финляндии в составе империи были свои конституции и денежные единицы.— А. К.). Что предложил Владимир Ильич Ленин? Он предложил фактически даже не федерацию, а конфедерацию! По его решению этносы были привязаны к конкретным территориям и получили право выхода из состава Советского Союза… Но даже территории нарезаны были так, что они не всегда соответствовали и до сих пор не соответствуют традиционным местам проживания тех или других народов! Поэтому сразу возникли болевые точки, они и сейчас еще между бывшими республиками Советского Союза имеют место быть, и даже внутри Российской Федерации! Две тысячи таких точек, стоит только отпустить на секунду — мало не покажется!

Президент отвечал очень подробно, то есть, даже против ожидания, фактически настаивал на том, что, казалось, впопыхах сказал в ответ на замечание Александра Сокурова. А выяснялось, это была выстраданная мысль.

— Кстати, Сталин был против такой организации, он даже статью написал об автономизации. А в конечном итоге принял ленинскую формулу,— продолжал президент.— Но в ходе создания Советского Союза исконно русские территории, которые к Украине вообще никогда не имели никакого отношения… все Причерноморье, западные земли российские… были переданы Украине со странной формулировкой «для повышения процентного соотношения пролетариата на Украине», потому что Украина была сельская территория и считалось, что это мелкобуржуазные представители крестьянства, их раскулачивали подряд по всей стране. Это несколько странноватое решение. Но, тем не менее, оно состоялось! Это все наследие государственного строительства Владимира Ильича Ленина, и теперь мы с этим разбираемся!

Оказывалось, что Владимир Путин даже хотел выговориться:

— Но ведь что они сделали?! Они связали будущее страны со своей собственной партией, и потом в Конституции кочевало это из Основного закона в другой! Это основная политическая сила. Как только партия затрещала, начала рассыпаться — за ней начала рассыпаться и страна! Вот что я имел в виду. Я придерживаюсь этой точки зрения и сейчас.

Можно было уже и остановиться, но он и не думал:

— Причем, вы знаете, я длительное время проработал в разведке, которая была составной частью очень политизированной организации — КГБ СССР, и у меня были свои представления о наших вождях и так далее. Но сегодня, с позиции моего сегодняшнего опыта, я понимаю, что кроме идеологической составляющей есть еще и геополитические. Они совершенно не учитывались при создании Советского Союза. Все это было очень политизировано в свое время. Партия начала разваливаться, повторяю, и все, и страна за ней посыпалась. Этого нельзя было допустить. Это ошибка. Абсолютная, кардинальная, фундаментальная ошибка при государственном строительстве!

Впрочем, тело Старика из Мавзолея выносить не стоит:

— Дело совершенно не в этом. И, на мой взгляд, не нужно трогать этого!

А кого же тогда трогать, возникал вопрос.

— Во всяком случае, до тех пор, пока есть, а у нас есть очень много людей, которые с этим связывают свою собственную жизнь, свою судьбу, связывают с этим определенные достижения прошлого, советских лет. А Советский Союз, так или иначе, безусловно, связан с вождем мирового пролетариата Владимиром Ильичом Лениным. Поэтому туда очень забираться — зачем? Надо просто идти вперед, и все, и развиваться активно!

Про Рамзана Кадырова президент тоже ответил развернуто:

— Теперь по поводу Героя России Кадырова… Когда я познакомился с его отцом, с первым президентом Чеченской Республики, он ведь пришел сам. Он не пришел сдаваться, он пришел для того, чтобы выстраивать отношения с Россией. Ведь не начались еще активные боевые действия в Чечне и на Кавказе… Это был его выбор. Вы знаете его судьбу. Он погиб от рук террористов. За что он погиб? За Чечню, за чеченский народ и за Россию. Он сознательно на это пошел. Я до сих пор не могу себе простить, что отпустил его на эти праздники,— вдруг признался президент,— потому что он у меня был перед этим, в кабинете сидел, я говорю: «Оставайся».— «Нет, я поеду, я должен быть там, у себя дома». И его взорвали, как известно.

Рамзану Кадырову досталось еще больше слов:

— Действующий президент, его сын, он ведь до сих пор подвергается значительной опасности, в ежедневном режиме, в ежедневном. Кроме этого он еще лично принимает участие в различного рода боевых операциях. Мне директор ФСБ как-то сказал, докладывал о ликвидации одного из бандформирований. Я говорю: «Ребят представь своих к государственным наградам». Он говорит: «Это не мы». Я говорю: «А кто?» — «Кадыровцы и он сам». Я говорю: «Я же ему запретил». (Вон что! — А. К.) Но его не остановить, под пули лезет! Поэтому я указов о награждении Героем России, таких указов просто так не подписываю.

И тут Владимир Путин зашел еще дальше, хотя, казалось бы, куда еще дальше:

— Смотрите, что с Грозным стало! Посмотрите на фотографии несколько лет назад… площадь Минутка… вспомните, как Грозный выглядел — как Сталинград после Сталинградской битвы. Именно так! И сейчас посмотрите, каким он стал. В принципе Кадырову можно было бы Героя Труда дать, но молодой еще, подождет.

Но до 2024 года, видимо, успеет получить.

После ответа на каждый вопрос в зале уже начинался крик.

— Дайте денег Уралу, и все! Мы не критикуем, мы только деньги Уралу просим! — надрывался надо мной пожилой дяденька, и я опасался, что ему может стать плохо (если не дать денег).

— Сейчас ответите — и про Иран!..— кивал президенту тот же иранский журналист.

А президент рассказывал, что готов мгновенно подписать продление договора СНВ-3, если ему пришлют документ даже по почте. Признавался, как жалеет, что нет Советского Союза. Вообще, про Советский Союз в этот день было слишком уже много. И я, кажется, первый начал.

Журналистка ТАСС тем временем напомнила президенту:

— Владимир Владимирович, в прошлом году мы начинали пресс-конференцию тоже с вопроса ТАСС!

Заканчивался при этом второй час пресс-конференции. Но я допускал, что для кого-то пресс-конференция начинается только после его собственного вопроса.

Благодаря корреспонденту другого информагентства президент вспомнил прекрасную историю:

— Я уже вспоминал сегодня, что я свою трудовую деятельность начинал в органах безопасности. Когда я только пришел, там еще были ветераны службы и некоторые из них разбегались по кабинетам, когда в здание входил один старичок. Что это за старичок? Он работал в 1936–1937 годах. Что он делал? Тогда как раз были «чистки» в правоохранительных органах, в том числе в органах безопасности. Утром человек приходил на работу, ничего не подозревая, ничего не зная, против него возбуждали уголовное дело, а вечером уже выдавали тело расстрелянного семье. И вот этот старичок, от которого все разбегались, приводил в исполнение эти приговоры.

Таким образом Владимир Путин проиллюстрировал ненужность «чисток», в том числе в правоохранительных органах.

При этом рассказал:

— Хочу вас проинформировать, что от работы отстранены пять человек из соответствующих служб МВД (в связи с расследованием дела Ивана Голунова.— А. К.), они все уволены из органов Министерства внутренних дел и против них… против всех!.. возбуждены уголовные дела. Следствие ведет Следственный комитет, а не МВД.

Позже он скажет, что ему, впрочем, ничего не известно про заказчиков провокации.

Я оглянулся и увидел на этот раз человека с большой иконой. Трудно сказать, как он ее пронес. Скорее всего, среди сотрудников, проверявших журналистов, есть верующие люди. Он держал ее недолго: икона была тяжелой. Но через несколько минут опять поднял. Он оказался в конце концов болгарином и прокричал издалека тост о дружбе. И снова поднял икону. Потому что он держал ее не для того, чтобы только обратить на себя внимание и задать вопрос. Хотя и для этого, конечно, тоже.

— Вы мне обещали про Иран! — кричал иранский журналист, развивая тему: ему уже лично было обещано, а мы и не заметили.

— Вон девочка стоит!..— не соглашался Дмитрий Песков.— Пусть задаст вопрос!

— А мальчик чем не нравится? — перебивал его Владимир Путин.

Позже корреспондент «Комсомольской правды» Александр Гамов обращал на себя внимание тем, что старался прицелиться на вопрос о преемнике, говорил, что будет много кандидатур, и в конце концов Владимир Путин сказал, что да и одним из них может быть и он, Александр Гамов… И тут Александру Гамову оставалось произнести одну только фразу, адресуясь к Владимиру Путину: «Преемник — я?!» И еще долго ему можно было бы ни о чем не думать и никаких заметок не писать. Но он не произнес этой фразы.

И еще Владимир Шахиджанян, преподававший и нам на журфаке МГУ, рассказал президенту про все свои книжки, в том числе и о десятипальцевом слепом методе машинописи, и запомнится теперь словами: «Я пытался с Вероникой Игоревной!..» (Госпожой Скворцовой, министром здравоохранения.— А. К.) А главное, вопросом президента: «Что вы пытались с Вероникой Игоревной?!» Понятно, что старость дома не застанет Владимира Шахиджаняна, но просто совет: лучше не ходить ему на эти пресс-конференции. Целее будет.

— Владимир Владимирович, можно поблагодарить?! — кричали ему девушки с места, и некоторым удавалось, и можно было после этого, например, не считать их журналистками, а можно было пожать плечами, а потом еще раз пожать плечами: ну и что такого, в конце концов все же слишком понятно.

Японский журналист говорил о «предстоящей ядерной войне» как о деле решенном, а президент махал руками: «Бог с вами!.. Предстоящая ядерная война…»

— А потом я по Ирану!..— слышался все еще бодрый голос нашего не то что знакомого, а уже давно друга, который будет сниться теперь ночами, и приходить беспокойно, и задавать уже теперь мне свой так и не заданный вопрос…

Слово давали «девушке в желтой кофточке», и в голове вставал величавый образ Филиппа Киркорова и девушки в розовой кофточке…

Это все будет после вопроса «РИА Новости»:

— Как вы считаете, не назрели ли изменения в Конституцию? Такие вопросы периодически поднимаются, недавно такая же дискуссия состоялась. И довольны ли вы теми изменениями, которые были сделаны десять лет назад по как раз изменению некоторых статей нашего Основного закона?

— Что касается Конституции,— произнес Владимир Путин.— Это живой инструмент, он должен соответствовать уровню развития общества. Но я все-таки считаю, что Конституцию нам не надо менять. То есть принимать новую Конституцию не следует. Особенно в связи с тем, что у нас есть фундаментальные вещи, которые закреплены и которые нам нужно еще целиком и полностью реализовать. Это касается первой главы. Она, на мой взгляд, является неприкосновенной. Все остальное в принципе, так или иначе, менять можно. Я знаю, конечно, о тех дискуссиях, которые на этот счет идут, я их вижу, слышу. Я понимаю логику тех, кто предлагает эти вещи. Связано это как раз с возможным расширением прав парламента, с некоторым изменением прерогатив и президента, и правительства. Но это все можно делать только после хорошей подготовки и глубокой дискуссии в обществе, но очень аккуратно.

Это сейчас сказал человек, который раньше по этому же поводу говорил, что нельзя поменять хоть одно слово, хоть одну букву, потому что тогда посыплется вся Конституция. Все-таки ведь буквально одно слово поменяли, и человек стал работать президентом уже не четыре года, а шесть (а предлагалось ведь и семь). Но на этом, казалось, остановились. И вот теперь оказывалось, что менять можно все.

Одна такая мысль делала пресс-конференцию состоявшейся. Просто потому, что это была глобальная новость. И если в начале была давка года, то теперь мы стали свидетелями новости года. 2019 года.

Можно было найти плюсы в том, что президент хотел ведь сказать: новая Конституция не нужна! Ее не будет! Просто поменяем в старой все, что все мы вместе посчитаем нужным.

Если он сейчас так подробно говорил об этом, то как же подробно все последнее время об этом думал…

И на самом деле Владимир Путин сейчас благословлял разрушение действующей Конституции. Которого сам когда-то так опасался.

Передумал.

И более того:

— Что касается прежних изменений,— продолжил президент.— Они были, насколько мне известно, связаны с количеством сроков. Что можно было бы сделать, что касается этих сроков? Отменить оговорку «подряд». У нас два срока подряд ваш покорный слуга отслужил, потом ушел с этой должности и имел конституционное право вернуться на должность президента, потому что это было уже не два срока подряд. Она некоторых наших политологов, общественных деятелей смущает. Можно было бы ее отменить, наверное…

То есть Владимир Путин, с одной стороны, давал понять, что он в 2030 году не намерен возвращаться во власть. А с другой, страховал, возможно, преемника от соблазна работать президентом столько же, сколько он сам.

Да, это все было слишком глобально для такой простой пресс-конференции и для наших слабых умов.

— Повторяю еще раз, полномочия парламента, да, я понимаю политические партии, которые хотят, особенно парламентские партии, которые считают, что наш уровень развития парламентаризма и общества таков, что парламент мог бы выполнять какие-то дополнительные функции либо нести большую ответственность. Над этим нужно просто как следует подумать.

У нас теперь есть время подумать (да что толку). Но боюсь, не очень много.

А пресс-конференция после этого зачем-то продолжалась еще часа полтора.

Но в ней не было уже никакого смысла.

Андрей Колесников