Балетный сезон Татарского академического театра оперы и балета им. Мусы Джалиля открылся «Пером Гюнтом» на музыку Эдварда Грига. В истории заглавного персонажа, вынужденного скитаться по белу свету, при желании можно было увидеть намек на нелегкую судьбу самого театра, ютящегося по чужим и неудобным площадкам. Но ЕКАТЕРИНУ ВОРОБЬЕВУ более увлекла другая скрытая идея балета: причина жизненного кризиса всякого мужчины кроется в его неумении вести себя с женщинами.
Результатом творческого экстаза всего коллектива стало новое прочтение старого сюжета Генрика Ибсена о несчастном скитальце и вечно ожидающей его деве Сольвейг. В первоисточнике Пер Гюнт искал себя, колеся по городам и странам; у Ковтуна он путешествует в глубь своего «я», сталкиваясь с собственными демонами. Непростой внутренний мир героя подается в сценографии киевлянина Андрея Злобина как смена природных стихий. Проходя сквозь огонь, воду и кущи небесные, Пер Гюнт (молодая звезда джалилевской труппы Денис Усталов) матереет на глазах, превращаясь из милого юноши со странностями в видавшего виды маргинала. Наряд его, девственно белый в начале, по ходу действия грязнится и рвется, пока не превращается в рубище (художник по костюмам Анна Ипатьева создала целую линейку костюмов Пера Гюнта, градуирующихся по цвету и степени изношенности).
Другой авторский ход — переосмысление образа Ингрид, чужой невесты, соблазненной и покинутой красавчиком Пером. У Ибсена она была отрицательным персонажем, у Ковтуна стала фигурой страдающей, мстящей, но понятной чисто по-женски. Она борется за свою любовь, меняя лица, заманивая Пера Гюнта в образе то Зеленой девы, то морской царевны, то дочери небесной. Прекрасные суккубы в исполнении Елены Костровой заставляют Пера Гюнта забыть о непорочной Сольвейг (Елена Щеглова), ждущей его на бережку и поющей свою унылую песню. В пещере горного тролля страсти кипят гораздо более впечатляющие. Самая сильная сцена всего спектакля — танец бесноватых вокруг Пера и его искусительницы, только что совершивших грехопадение. Извивающиеся демоны в три ряда, которых язык не поворачивается назвать кордебалетом, шаманят и затягивают героев в смертельный круговорот. Живая иллюстрация на тему «расплата за грехи» обрушивается на зрителей со всей мощью, которая только возможна в театре. В следующей сцене Пер вспоминает о Сольвейг и даже протанцовывает с ней свое покаяние, но после такого выброса адреналина на воздушном дуэте очень трудно сконцентрироваться. Следовало бы сразу после макабрического танца закрыть занавес, чтобы дать возможность перевозбужденным зрителям покурить и успокоиться.
Бегство от одной женщины к другим, подаваемое как «поиски себя», составляет основную движущую силу пер-гюнтовских путешествий, и почему-то в балете Ковтуна это видно особенно ясно. Пренебрежение святой дурочкой Сольвейг заставляет заглавного персонажа проходить сквозь вереницу сомнительных объятий (за каждым из которых скрывается мстящая Ингрид) и наступать на одни и те же грабли. Теряя корни, разум и чувства, герой по ходу действия хоронит мать (роль старушки Озе, исполненная Луизой Мухаметгалеевой, стала одним из лучших и тончайше разработанных драматических образов спектакля) и обзаводится гориллоподобным сынишкой, прижитым от одной из суккуб. Неприглядные жизненные обстоятельства доводят героя до полного морального истощения, и к концу действия Пер Гюнт (а заодно и играющий его Денис Усталов) выглядит не лучшим образом. Финальное возвращение в родную деревню проходит под осуждающие взгляды соплеменников, чье молчание для Пера пострашнее бесовских истязаний. Бывшие друзья и соседи показывают себя истинными чудовищами, убивающими Пера своим равнодушием. И только ослепшая Сольвейг «видит» его — руками и сердцем. Уход полубезумного Пера и незрячей Сольвейг то ли в лучший мир, то ли просто в даль светлую, трогательно венчает все действие.
Картины «вечного возвращения» в спектакле рисуются достаточно малыми средствами, поскольку на сцене Тинчуринского театра, где проходила премьера, развернуться особенно негде. Причудливые декорации, изображающие то норвежскую деревушку, то пещеру горного тролля, то странное место меж двух миров, расставлены кучно, без воздуха — при том что сцена вместила лишь половину подготовленного художником Злобиным материала. Танцовщики в массовых сценах тоже теснят друг друга, иногда цепляясь локтями, но в целом достойно выдерживают испытание плотностью. Впереди у артистов — турне по городам Европы, где, без сомнения, им дадут возможность развернуться в полную силу.