дружба народов
Вчера президент России Владимир Путин прилетел в Малайзию, выслушал речь премьер-министра этой страны Махатхира Мохамада на десятой сессии организации "Исламская конференция" (ОИК) и выступил на ней сам. И все было бы хорошо, если бы не евреи. Они, по наблюдению специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, как всегда, все испортили. На этот раз — самим фактом своего существования.
Будущую столицу Малайзии с емким названием Путраджайя словно специально строили к саммиту ОИК. Никто здесь не мешал делегатам поговорить. Пустынен был город Путраджайя. Никого в нем вчера не было, кроме арабских шейхов и азиатских королей.
В городе Путраджайе смешались все существующие и несуществующие архитектурные направления с мостами в стиле хай-тек над речками, специально вырытыми для этих мостов; с мечетями в магрибском стиле и с дворцами в стиле великого премьер-министра Малайзии Махатхира Мохамада.
Вот куда прибыл Владимир Путин в сопровождении избранного президента Чечни Ахмата Кадырова и других избранных мусульман: заместителя главы администрации президента России Джахан Поллыевой, президента Республики Башкортостан Муртазы Рахимова, президента Кабардино-Балкарской республики Валерия Кокова, муфтия Северного Кавказа Исмаила Бердиева.
Все эти люди, похоже, хотели узнать о жизни что-то такое, чего они раньше не только не знали, а даже, быть может, и знать не хотели. И вот вчера они узнали все и даже, возможно, чуть больше.
— Самым лучшим открытием нашего саммита станут аяды священного Корана,— объявил эмир Катара господин аль-Тани в наступившей тишине многотысячного конгресс-центра, выстроенного специально к этому саммиту.— Их зачитает один из лучших чтецов нашей страны.
И полились волшебные звуки аяд, заставившие шейхов, эмиров и их журналистов, сидящих, как и мы, в этом же зале, обратить к потолку ладони. Губы всех этих людей шептали что-то почти чувственное. Два огромных бесчувственных телеэкрана, 35 х 35 м, мельком показали президента Российской Федерации, сидящего в одном из первых рядов и сохраняющего хладнокровие в этой непростой, прямо скажем, обстановке.
Я присмотрелся к экранам. Внизу бегущей строкой на английском языке шел перевод аяд: "Неужели они думают, что мы можем полюбить их? Нет, они не понимают!"
Минут через десять, дочитав аяды, чтец, как-то странно поколебавшись, ушел, а к трибуне вышел мулла и запел что-то неостановимое, как бегущая строка внизу экрана.
— Слава Аллаху, господину миров, и это последнее, что мы хотим сказать вам, люди! — пел мулла.
Действительно, добавить к этому, казалось, было нечего.
Но так только казалось — до выступления премьер-министра Малайзии Махатхира Мохамада, которому на наших глазах на три года передали бразды правления ОИК. За господина Махатхира даже не пришлось голосовать. Эмир Катара господин аль-Тани, председательствовавший до него, просто спросил зал:
— Вы, надеюсь, согласны?
И зал даже ничего не ответил.
Великий Махатхир заговорил. Каждое его слово, произнесенное в этом зале, значило больше, чем я мог даже догадываться.
— Мы не сможем добиться изменения способа мышления наших врагов,— говорил Махатхир Мохамад,— если будем только сражаться с ними. Мы должны предложить им что-то такое, от чего они не смогут отказаться. Я говорю про палестино-израильский конфликт. Исламская умма (община.—Ъ) разделена. Много толкователей ислама, и каждый по-разному толковал и толкует эту религию. И каждый говорит, что именно он представляет подлинный смысл ислама. А наши враги следят за нами, за каждым нашим шагом.
Великий Махатхир уже несколько раз произнес слово "враги", и оно настраивало меня на особое состояние души и сознания, прилично затуманенного, конечно, 15-часовым перелетом из Москвы в Куала-Лумпур, но все же не настолько, чтобы не задаться вопросом, а кто же эти враги и кому они враги. Какие-то мрачные тучи стремительно сгущались в конгресс-центре Путраджайи. И уже было более или менее понятно над кем.
— И мы, по мнению наших врагов, также являемся врагами для них,— распутывал этот клубок Махатхир Мохамад.
Ну или, наоборот, запутывал.
Перед ним не было никакой бумажки, он говорил довольно быстро и уверенно — и по-английски, чтобы понимали все.
— Мы мусульмане, нас 1 млрд 300 тыс., у нас огромные нефтяные запасы, мы не такие неграмотные, как раньше. Так почему же мы по-прежнему беспомощны перед евреями?!
Он наконец произнес это.
— Мы не можем создать настоящее оружие. Так желает Аллах? Но нам нужны пушки, ракеты, танки, бомбы. И мы вынуждены покупать все это у наших врагов!
Оператор не показал нам в это мгновение ни на одном из гигантских экранов лица Владимира Путина. А надо бы. Ибо я уверен, что ни один мускул не дрогнул на этом лице.
— Так неужели Аллах желает, чтобы мы покупали оружие у наших врагов? — продолжал Махатхир Мохамад.— Если вы так думаете, то это поверхностное толкование Корана. Вся мусульманская умма подвергается презрению, наши народы убивают. Наши дома разрушаются. Мы должны дать настоящий отпор угнетателям. 1 миллиард 300 миллионов мусульман не могут потерпеть поражение от нескольких миллионов евреев! Но мы больше полувека боремся за Палестину. И что? Ничего! Сейчас положение даже хуже! Во второй мировой войне европейцы убили 6 миллионов евреев из 12. И все равно евреи правят миром! Мы должны выиграть эту битву! Но для этого должны вооружиться не злостью, а разумом!
Между тем премьер-министр был в этот момент, мне казалось, вооружен именно злостью.
— Как остановить врага? Не всегда убийство приносит нормальный результат. Мы должны быть смелыми, но не глупыми.
Еще раз показали Владимира Путина. Место рядом с ним, до сих пор занятое министром иностранных дел Игорем Ивановым, теперь пустовало. Возможно, министр хотел остаться в глазах мирового сообщества человеком, который не слышал этой речи.
А Владимиру Путину надо было, мне казалось, что-то делать. Может быть, следовало отказаться от собственного приветственного слова. Его ведь, думал я, на глазах всего мира делают единомышленником в деле освободительной борьбы мусульманского мира против иудейского. Как понять, до какого мгновения ты являешься просто зрителем в зале, гостем, как неоднократно подчеркивалось перед поездкой, на этом празднике мусульманской жизни, бьющей через край, а в какой миг становишься, хочешь ты этого или нет, и правда то ли единомышленником, то ли сообщником?
Владимир Путин, видимо, считал, что критическое мгновение пока не наступило. Он оставался в своем кресле и слушал выступления короля Марокко Мухамеда VI, по совместительству председателя комиссии ОИК по Иерусалиму. Мухамед VI рассказывал, как министры иностранных дел ОИК устраивали даже специальный мозговой штурм, чтобы решить, что делать с Израилем, но так ничего и не решили.
— Но рано или поздно мы перестанем быть теми, кто берет подношения, и станем играть ведущую роль во всех делах! — сказал Мухамед VI.
В общем, Владимир Путин выступил последним. Глава службы протокола ОИК сказал, что имеет честь "пригласить Владимира Путина на трибуну по просьбе делегации России".
Текст речи российского президента писался, конечно, без учета выступления нового председателя ОИК господина Махатхира, и президент России не стал импровизировать. Он просто рассказал, что история России опровергает устоявшиеся было представления о конфликте цивилизаций. А все попытки исламофобии в нашей стране провалились.
Выступление Владимира Путина было очень позитивным, прозрачным и эффективным. Он не сказал, в отличие от Махатхира Мохамада, ничего такого, что могло бы задеть хоть кого-нибудь не только в этом зале, но и на этом свете. Да и на том тоже. Три раза он заслужил аплодисменты, и я не расценивал бы это как комплимент. Утешает только то, что Махатхиру Мохамаду аплодировали гораздо громче.
После закрытия церемонии открытия члены российской делегации старались, мне показалось, выгородить президента изо всей этой истории.
— А я не уверен,— заявил президент Башкирии Муртаза Рахимов,— что премьер-министр Малайзии вообще произносил слово "враг". Это переводчик не так перевел. И вообще, Россия ведь даже не думает вступать в ОИК. Ничего такого! Чтобы стать членом ОИК, надо, чтобы больше 50% граждан страны были мусульманами или президент был мусульманином. Мы не вписываемся!
Он говорил об этом с некоторой даже радостью. От ОИК теперь спешат, похоже, откреститься крестным знамением даже российские мусульмане.
И все же, успел ли Владимир Путин, оставшись сидеть в зале, перешагнуть черту, за которой перестаешь быть врагом исламского мира, у которого весь этот мир вынужден покупать оружие для борьбы с миром иудеев?
На этот вопрос мог бы ответить он сам, подойдя через некоторое время после заседания к российским журналистам. Его спросили, было ли ему некомфортно во время исполнения мусульманской молитвы в зале.
— Никакой нервозности я не испытывал,— ответил президент.
Да и почему он в самом деле должен был ее испытывать. Но господин Путин вдруг добавил:
— Другое дело, что некоторые выступавшие высказывали разные точки зрения, среди них были крайние. Не вредно послушать.
Тут стало понятно, зачем он подошел к журналистам. Ответ на заданный вопрос не требовал этого лирического отступления. Но президент России хотел, значит, высказаться о выступлении великого учителя мусульман Махатхира Мохамада. "Не вредно послушать", что это, если не попытка оправдать свое присутствие в зале заседаний?
В самом деле, не вместе же с господином Ивановым ему было из зала выходить.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ