«Мы имеем дело с интригой»

Из событий среды, 15 января, сильнее прочих внимание общественности привлекли два — отставка правительства и грядущие изменения Конституции. Особенно инициатива по изменению статуса и роли Госсовета, в которой многие углядели «ключ» ко всему пакету конституционных поправок. «Огонек» обратился за комментарием к первому и пока последнему госсекретарю России, ключевой фигуре бурных событий в отечественной истории конца 80-х и начала 90-х годов Геннадию Бурбулису.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Беседовала Светлана Сухова

— Геннадий Эдуардович, что для вас стало главной неожиданностью?

— Отставка Медведева и назначение Мишустина. Налицо сигнал — непредсказуемый, неожиданный и пока со сложно прогнозируемыми последствиями. То, что Дмитрий Анатольевич по стилистике его работы и ее результатам — персонаж для отечественной истории, скажем прямо, своеобразный, сомнений не вызывает. Я к нему отношусь терпимо по той простой причине, что глубоко убежден: в происходящем в российской экономике Медведев виноват меньше, чем кто-либо другой. Ему можно только посочувствовать: человек столько лет существовал в двух взаимоисключающих друг друга измерениях одновременно. С одной стороны, его знаменитая «свобода лучше, чем несвобода» и искренний порыв стать своевременным и успешным модернизатором отечественной истории и экономики. С другой стороны, дремучий наказ россиянам о том, что «денег нет, но вы держитесь». Но с его уходом в сложившейся системе образуется такой вакуум неопределенности, который лично меня настораживает.

— Чем именно?

— Мы имеем дело с интригой, предложенной президентом. Назначение Мишустина я бы назвал неожиданным персонифицированным решением. Возглавляя Налоговую службу России (ФНС), Михаил Мишустин зарекомендовал себя как талантливый менеджер, способный реализовать на практике то, что именуется сегодня модным явлением цифровизации. То, что ведомство Мишустина на несколько лет вперед опередило все другие структуры и ведомства страны по части внедрения этого инструментария, факт, не требующий доказательств. Отечественная ФНС стала настолько эффективной структурой, исправно пополняющей госказну, не в последнюю очередь потому, что число сборов (поборов) разного рода за последние годы увеличилось многократно, что ее уже считают одной из самых эффективных в мире.

Так что первоначальное недоумение от того, что именно эта фамилия была внесена в Думу в качестве кандидатуры на должность нового премьера, лично у меня быстро сменилось осознанием логичности такого выбора. Вообще, среда прошлой недели была богата на неожиданности. Я бы сказал, чересчур богата. Контекст момента крайне важен. Напомню. В один день в одном городе случились Гайдаровский форум, на который приезжает довольно представительный кворум из российских регионов и зарубежных стран, обращение президента к парламенту, которое впервые транслировалось с таким невероятным размахом, аж до Эльбруса добрались, что изначально наводило на мысль о грядущей сенсации, потом, не успели утихнуть пересуды от услышанного, последовала отставка правительства Медведева вместе с ним самим и, наконец, уже под вечер без особого промедления — кандидатура Мишустина в качестве его сменщика.

— Что ж, бывают дни, богатые на события...

— Не в этом дело! За 20 лет президентства Путина всякое бывало, не привыкать. Но за эти годы мы привыкли к определенной стилистике его поведения, его манере проводить Послание. 20 лет человек демонстрировал иной образ, некую внутреннюю стабильность, бережное отношение к сложившимся конфигурациям людей, власти, институтов, групп поддержки, никаких резких и быстрых назначений и снятий. И вдруг в один день мы получаем столько перемен, которые идут вразрез со всем, к чему привыкло общество.

Скажу больше: возникло ощущение, что поменяли режиссера и вместо привычного сдержанного и последовательного с актерами и статистами работает кто-то резкий, в чем-то нетерпимый, но жесткий и намеревающийся победить путем игры на опережение.

Лично я воспринял все произошедшее с удивлением, напряжением, но с пониманием того, что было предложено, и перспектив реализации таких идей.

— И каковы же они?

— Я считаю, что идея изменить конституционные права и полномочия парламента — обеих его палат — давно назрела. Но она не в том, что вносить поправки в текст Конституции. В Основном законе все продумано и неплохо написано. Усилить Думу и Совет Федерации можно... ничего не изменяя! Проблема не в том, чтобы добавить в имеющийся текст тот или иной пассаж или, напротив, убрать оттуда что-то, а в том, чтобы исполнять то, что там уже есть. Годами права и обязанности ветвей власти, закрепленные в Конституции, не выполнялись в полном объеме. Более того, интерпретировались и трактовались всякий раз по-разному в зависимости от момента и контекста, а исполнялись еще хуже. Основной документ, по сути, перестал быть тем желанным источником народовластия, каким призван был стать в 1993 году.

Как предложенные президентом поправки создают новую систему сдержек и противовесов

Мне, конечно, близка идея повышения полномочий парламента в предложенных Путиным новациях, но, к сожалению, я хорошо знаю изнутри всю политическую кухню и то, как можно манипулировать парламентскими решениями. Не уверен, что базовые статьи Конституции заработают в полной мере даже после этой переписки. Скажу более: и новые изменения окажутся эффективными только при условии, что на ключевых должностях исполнителей окажутся люди, способные их реализовать.

— И кто бы это мог быть?

— Те, кого сегодня редко встретишь во власти — ответственные, самостоятельные, профессиональные, добросовестные, достойные и авторитетные. Много ли вы знаете таких депутатов и сенаторов? Чтобы играли самостоятельную роль, без указания сверху? Новая система — это не поправки в закон, даже Основной, а люди. Найти таких — вот решение самой сложной на сегодняшний день задачи власти. Предложения Путина по изменению Конституции, на мой взгляд, содержат парадокс между его искренним желанием разобраться с пресловутым ручным управлением, доминировавшем 20 лет, и возможностью это сделать с точки зрения отсутствия людей. Кадровый голод — он повсеместно. Дело не в количестве, а в качестве материала. Для заявленных задач тот, что использовался 20 последних лет, не подходит. Я вижу искреннее желание Путина переформатировать чиновничество, чтобы остановить падение жизненного уровня в стране и колоссальное увеличение числа бедных. Эту цель я считаю наиважнейшей — и в этом отношении нужно Путину максимально помогать. Кстати, заметьте: в Послании отсутствовал традиционный раздел о международном положении России. Думаю, это свидетельство того, что президент демонстрирует последовательность в отстаивании своего видения самобытного пути России в современном мире.

— Поправки в Конституцию, касающиеся перераспределения полномочий между парламентом, правительством и президентом, способны сбалансировать эти ветви власти?

— Это прекраснодушная мечта демократов, либералов-романтиков и конституционалистов. Ее осуществление зависит не только от того, что будет записано в тексте Основного закона, а от того, кому это будет доверено исполнять на практике. В том, о чем Путин говорил с трибуны, была ключевая формула, предворявшая всю конкретику предлагаемых поправок,— он сказал о создании единой системы публичной власти в стране. Единой. Системы. То, что мы имеем сегодня, лоскутное одеяло, образовавшееся в результате перманентных поправок, изменений, добавлений и потому уже трещавшее по швам. Иначе как в ручном режиме такая махина и не сможет управляться. А бесконечно долго так дирижировать не сможет никто. Так что ожидания перемен только росли в последние годы...

— Но вы ожидали, что главной из перемен станет превращение Госсовета в конституционный орган?

— Тема трансформации Госсовета была на слуху все последние годы как один из вариантов транзита власти. Так что удивления не было. Но признаю, что конституционное закрепление статуса этого органа — одно из самых серьезных предложений, прозвучавших от Путина. Конкретики мы еще не знаем. Я могу лишь предположить, что предложение о трансформации Госсовета в некий принципиально новый по полномочиям, компетенциям и влиянию орган госвласти содержит в себе несколько сложных перспектив. Главная из них — никто не знает, кто станет председателем обновленного Госсовета? Какие требования будут предъявлены к этому должностному лицу? Это два самых важных вопроса.

Сегодня Госсовет — это экспертно-консультативный орган без особых полномочий. Трудно даже представить, какие права, полномочия и компетенции можно ему предоставить для того, чтобы он стал полноправным конституционным органом. Не понятно, что за ветвь власти он будет представлять? Ниши исполнительной и законодательной заняты правительством и парламентом соответственно. Не говоря уже о судебной. Так чем станет Госсовет? Вторым надвластным институтом после президентского? Или единственным, если трансформация затронет и президентские структуры? Это самый серьезный вопрос новой долголетней нацстратегии.

— А Госсовет может оказаться похожим на образец 1991 года?

— Лично я был бы крайне рад, если бы так произошло. Для меня сама тема Госсовета и его история 1991–1992 годов необычайно важна. Это было бы здорово, если бы новый Госсовет задумывался и формировался аналогичным образом, как в начале 90-х — по компетенциям, полномочиям, а еще лучше — был бы схожим с ним по составу с точки зрения самостоятельности и компетенции входящих в него людей. Напомню, что платформа радикальных политико-экономических преобразований в стране в те годы разрабатывалась командой Егора Гайдара в недрах Госсовета. У Гайдара был партнер-заказчик — госсекретарь Бурбулис, а у Бориса Ельцина — посредник между его волей принимать решения и подготовкой оных — опять же госсекретарь (подробнее о тех временах, Госсовете и гайдаровских реформах «Огонек» писал в № 46 от 21 ноября 2016 года). Было бы прекрасно, если бы в современной России появился орган, отвечающий за стратегическое планирование и умеющий оперативно и грамотно внедрить разработанные им задачи и программы в реальность. Вся эта мифология с нацпроектами, которую мы наблюдаем последний десяток лет, уже порядком поднадоела. Это больше похоже на прекраснодушные мечтания без практических результатов. Самое главное — без институциональной и персональной ответственности тех, кто отвечает за их реализацию. Почему в свое время Платформа-2020 была с таким восторгом обсуждаема и вызвала такое воодушевление? И до сих пор ее «осколки» нет-нет, да и мелькнут в составе тех же нацпроектов. Все дело в том, что ничего более существенного за пару десятков лет на общенациональном уровне не обсуждалось, не говоря уже о принятии. Я был бы рад, если Госсовет стал бы разработчиком таких стратегий. Их сегодня остро не хватает и в экономике, и в политической жизни. Уже создана рабочая группа по подготовке поправок в Конституцию — эдакий аналог конституционных совещаний 1993 года. Путин пообещал, что будет создан некий механизм всенародного одобрения нововведений, и это тоже в хорошем смысле дублирует декабрь 1993 года.

— А если Госсовет станет наднациональной структурой? Настройкой над настройкой? Выше «крыши»?

— Шанс на такое развитие событий есть. Так что настороженное ожидание элит, которое я уловил после Послания, оправдано. Это может быть конъюнктурный момент персонифицированного плана. Аналогичная история возникала уже не раз в последние 3–4 года, и не исключено, что заявление Путина — первая попытка ее реализации.

— Вы о повторении казахско-китайского варианта с продолжающим управлять основными процессами ушедшим на покой национальным лидером?

— Это опасный тренд и, по сути, публичное признание бессилия по части исполнения ценностей института демократии, порождение гибрида популизма, национализма, авторитаризма с системным пренебрежением к базовым правам граждан и к существующим конституционным нормам. Мне бы не хотелось думать, что власть пошла по этому пути.

— А как определить, пошла или нет? Если Госсовет будет «прописан» как главная надвластная структура, создающая рамки для действий исторических ветвей власти?

— Есть такой риск.

Самые примечательные экспертные и журналистские комментарии к новым инициативам президента Путина

Читать далее