Присвоение пройденного

В прокат вышел триллер Донато Карризи «Девушка в лабиринте», поставленный им по собственному роману. Юлия Шагельман считает, что известного писателя, переквалифицировавшегося в режиссеры, подвело желание походить на Дэвида Линча, за которым совершенно потерялась сама детективная интрига и интерес к ее разгадке.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Тринадцатилетнюю Саманту Андретти похитили февральским утром по дороге в школу. По счастью, ей удалось сбежать, и анонимный благодетель, обнаружив ее ночью на обочине дороги, позвонил в полицию. Саманта (Валентина Белле) приходит в себя в больничной палате, где обходительный пожилой мужчина с мягким голосом сообщает ей страшную новость: оказывается, со времени ее исчезновения прошло целых пятнадцать лет. Этот человек — полицейский психолог доктор Грин (Дастин Хоффман), убежденный, что в затуманенном разуме жертвы спрятаны ключи, которые помогут найти ее похитителя.

Ищет его и частный детектив Бруно Дженко (Тони Сервилло), который когда-то отказался заниматься делом Саманты на том логичном основании, что его специализация — финансовые махинации, а теперь мучается совестью. Дело в том, что сыщик смертельно болен, у него в любую минуту может остановиться сердце, и напоследок он хочет закрыть свой долг перед давно умершими родителями девушки. Над городом нависает аномальная жара, по радио христианские проповедники намекают на Божьи кары, все нещадно потеют, в неверном ночном воздухе то и дело чудится всякое странное (например, люди с головами кроликов и горящими красными глазами-сердечками), а персонажи второго плана и мизансцены, в которых они существуют, кажутся вырванными из чьего-то горячечного сна.

«Девушка в лабиринте» — второй фильм Донато Карризи, который начинал сценаристом на телевидении, в 2009-м выпустил первый триллер, «Подсказчик», который сразу же стал бестселлером, а в 2017-м освоил новую профессию, экранизировав свой роман «Девушка в тумане» с тем же Тони Сервилло в главной роли. Кстати, не стоит упрекать его в полном отсутствии фантазии — в оригинальном названии нового фильма, «L`uomo del labirinto», в лабиринте оказывается все-таки мужчина, еще одна «девушка» — на совести российских локализаторов.

Действие картины, как и литературного первоисточника, происходит в некоем условно американском городе, состоящем из элементов, знакомых зрителю любой страны мира, но не имеющих никакой четкой географической привязки: череда небоскребов на горизонте, геометрически расчерченные улицы, по ночам залитые явно нарисованным на компьютере неоном, мрачный одинокий дом «посреди Нигде», в котором когда-то был сиротский приют, грязный бар на окраине, тоскливые больничные коридоры и даже трейлерный парк. Время действия такое же неконкретное: смартфоны здесь соседствуют с кнопочными телефонами, а современный ноутбук Дженко — с кассетным диктофоном, на который он записывает рассказ о своем расследовании. Где-то под этим городом кроется тот самый лабиринт, в котором похититель держит своих жертв,— здесь, естественно, понятия пространства и времени стираются окончательно.

Очевидно, по замыслу автора все это должно погрузить зрителя в зыбкую, галлюцинаторную, сновидческую атмосферу, в которой реальность трудно отделить от фантазии, наведенной психотропными лекарствами, которыми накачивают Саманту, предчувствием скорой смерти, которое носит в себе Дженко, или последствиями психологической травмы, которую делят между собой сразу несколько персонажей. Настроение это, как и почти все визуальные решения, явно позаимствовано у Дэвида Линча — даже не из какого-то конкретного произведения (хотя «Твин Пикс», конечно, приходит в голову первым), а опять же из самого понятия «линчевского фильма», существующего в голове каждого зрителя. Оттуда же прискакали и антропоморфные кролики. В «Девушке в лабиринте» можно без труда разглядеть и другие аллюзии — например, на фильмы серии «Пила» или картины более географически близкого автору жанра джалло, но образы и приемы Линча Карризи использует так, что это уже и оммажем не назовешь,— подобно преступнику-подражателю, копирующему почерк более известного маньяка ради сомнительной славы. Зрителю же в этих играх разума отводится роль жертвы, мечтающей только о том, чтобы все поскорее закончилось.